Вертихвостка (СИ)

Боевик заорал что-то на своей тарабарщине, позабыв английский, мужики уже схватили его за руки и усадили на стул, а Сашка… Сашка только злорадно улыбнулся, скрестив руки на груди.
— Блять, Саня! — зашипел на него Влас, пытаясь вытолкнуть из кабинета. — Ты в своем уме?!.
Он злился от страха, а не потому что реально не одобрял поступок любовника.
И Яновский, к счастью, это понимал.
Он закатил глаза и вышел, но вернулся уже через пару минут с чемоданчиком.
Мехмед, который все это время громко ругался и пытался донести что-то сослуживцам на родном ему языке, уставился на него огромными ошарашенными, вполне в буквальном смысле слова, залитыми кровью глазами, но Сашка, в свойственной ему манере, сделал вид, что ничего не произошло.
— На лице много крупных сосудов, — произнес он, поставив чемоданчик на стол и раскрыв его, принялся надевать перчатки. — Если я не зашью рассечение, кровь будет идти еще долго.
— Да пошел ты! — заорал Мехмед.
— Успокойся, он же врач! — рявкнул один из удерживающих его парней, ударив мужчину в плечо.
Влас встал рядом с любовником, готовый в любой момент осадить боевика. Он бы не позволил ударить Сашку или вообще как-то навредить ему. Он не особо-то и хотел, чтобы тот Мехмеду помогал. Но спорить не стал, наблюдая, как сосредоточенно и аккуратно работает Яновский.
Некоторые военные из кабинета ушли, но кое-кто остался, чтобы не допустить нового кровопролития. И те, кто остался, тоже завороженно смотрели на ловкие руки медика. Саша не пытался сделать больно намеренно, он был предельно осторожен, шил каким-то сложным швом, от которого шрам в итоге получался максимально незаметным, а в конце даже облегченно выдохнул, удовлетворенно осматривая свою работу. Даже Мехмед притих. Когда он открыл глаза, которые ему дали промыть водой от крови, то в них уже не было злобы. Но и благодарности не было.
И это насторожило Власа больше всего.
***
— Я не хочу, чтобы он ехал с нами! — зашипел Влас, шагая рядом с Давидом. — Ты же видишь, как он смотрит! Этот Мехмед…
— Я сейчас тебя расстрою еще больше, — пробурчал мужчина, глядя куда-то перед собой.
Влас тоже посмотрел в сторону ожидающих их джипов и едва не застонал. Возле машин уже крутилась Камилла с маленькой ручной камерой.
— Она там зачем?! — спросил он, мученически сведя брови.
— Полагаю, она хочет посмотреть на спецсклады, — безэмоционально ответил Давид. — Начальник штаба разрешил. Он вообще любит журналистов. А особенно журналисток.
Они подошли ближе к внедорожникам, и девушка восторженно произнесла, кидаясь вперед:
— Ребята, это просто потрясающе! Мы проедем по узкой косе, прямо к Джакару!
— Камилла, это очень опасно! Там открытая местность! — строго оборвал ее веселье Влас. — Это не шутки и не приключение! Мы едем за жизненно необходимыми препаратами и вещами!..
— Я все понимаю, — уже серьезнее кивнула она, натягивая сползающий платок, который она, совершенно очевидно, завязывать не умела, — и поэтому я тут. Я же военная корреспондентка! И вообще я еду не с вами, а со своей группой!
— Здорово, — кисло пробурчал Влас, покосившись на улыбающегося Давида, который от Камиллы взгляд не отрывал. Ему девушка явно нравилась. — Тогда, полагаю, вы поедете вместе со своей командой, да?
Ответить ему никто не успел, как раз подошла галдящая вразнобой толпа журналистов.
Влас заглянул в салон. Мехмед уже устроился за рулем и теперь напряженно курил, глядя куда-то вдаль. Лицо его по-прежнему было задумчиво-отрешенным.
Закрутив головой, Влас так и не заметил Сашку, потом, правда, обнаружил его в курилке. Он беседовал о чем-то с военными, одним из которых был их командир.
Подойдя ближе, Влас услышал:
— В составе холинолитики… Эти… эти препараты применяются при отравлении нервно-паралитическими веществами, — тихо пробормотал Яновский, читая названия на листке, который ему передал капитан. — Там еще атропин и антидоты. Я боюсь, они могут применить что-то вроде зарина.
Повисло напряженное молчание, а потом командир поинтересовался:
 
— Мы сможем достать лекарства от отравления такими веществами?
— Сомневаюсь, что они будут на спецскладах.
Полковник кивнул, а потом, взглянув на Власа, произнес:
— Можете ехать. Берите все, что есть. На связи.
Дорога была трудная на самом деле. Веселой прогулки, которую видимо себе рисовала Камилла, не случилось. Внедорожники подкидывало на ухабах, постоянно приходилось объезжать бетонные блоки и сложенные стенками мешки с песком, а на каждом блокпосту был очень тщательный досмотр автомобилей и документов.
На спецсклад они прибыли уже ближе к обеду.
Складом оказался неприветливый амбар, продуваемый всеми ветрами, стоящий на отшибе, на самом краю города.
К ним сразу же вышли военные, вооруженные до зубов, и досмотр на блокпостах показался Власу мирной беседой. Их обшмонали, заставили оставить оружие в машине, связались по рации с руководством, потом с командиром, оставшимся в Мабуре, и только потом пустили на склад.
Влас заметил и окопы по краям, и технику, замаскированную в песках, и понял, насколько обманчиво было запустение.
Уже внутри они разделились. Военные направились за брониками и прочим, а Сашка — за медикаментами.
Камилла же была очень расстроена. У прессы изъяли камеры и записывающие устройства и строго приказали дожидаться на улице.
— Серьезные люди, — заметил Давид полушепотом, наблюдая, как им собирают заявку. — Все на высшем уровне.
— Не то слово, — пробурчал Влас, покосившись на хмурого Мехмеда, наблюдающего за действиями работников склада. — Но ему я не доверяю.
— Я тоже, — согласился Давид. — Он вообще наемник, но как война началась, вернулся сюда. Типа, гражданский долг зовет. Ага, конечно.
Влас кивнул. Хотелось поскорее вернуться на базу. Там хоть к линии фронта и было ближе, но, как не парадоксально, спокойнее.
Забив внедорожники коробками и мешками, они выдвинулись на базу.
Влас сидел на переднем сиденье рядом с Мехмедом, который вел машину одной рукой, в другой же удерживая сигарету, и буквально кожей ощущал исходящее от него напряжение. Тучи сгущались, предчувствие чего-то нехорошего буквально звенело в салоне.
Сашка вдруг с заднего сиденья передал ему свой телефон, на котором в заметках была написана строчка: «Пропала связь. Мне это не нравится».
Кинув взгляд в зеркало заднего вида на следующий за ними внедорожник с журналистами, Влас коротко по-звериному осмотрел горизонты и, повернув голову к Мехмеду, замер. Тот искоса поглядывал на него, и лицо его вновь было задумчиво отрешенным.
В следующую секунду машину качнуло от взрывной волны, а следом до ушей донесся звук. Тело действовало машинально: как только внедорожник резко затормозил, Влас рванул на себя ручку двери и вывалился наружу, дернув затвор автомата.
Он не знал, где враги, из чего обстреливают, и даже не имел достаточно времени чтобы хоть что-то предпринять. Вокруг раздавались взрывы, хаотичные автоматные очереди, крики, которые звучали все глуше, и среди них очень четко различался громкий мат Сашки. Живого еще и, судя по негодованию в голосе, вполне здорового. Влас же был определенно контуженный и даже не смог подняться на ноги. Даже обернуться.
Он услышал хруст песка за спиной, а потом тяжелым ботинком его ударили в плечо и еще чем-то твердым — по затылку. Последнее, что успело запечатлить ускользающее сознание — нависшую над ним черную тень.
***
— …Мехмед! Ублюдок! Как собака сгниешь! Предатель чертов! — продолжал рычать Влас, уже не понимая, что говорит. Он вообще ничего не соображал, инстинктивно дрожащими после контузии руками хватая Сашку и пряча его за собой, пусть даже самого ноги не держали, а перед глазами все расплывалось.
Омерзение к бородатому боевику затмило все остальные чувства. А еще страх за Сашку, который будто в ступор впал, хватаясь пальцами за стену. И за Камиллу, которая оказалась так беспомощна в грубых лапах изголодавшихся по нежной плоти террористов. И за Давида, который все никак не приходил в себя, с тех самых пор, как его сюда приволокли и кинули в каменную камеру.