Няня в (не)приличную семью (СИ)

- Мария, я не буду спрашивать, зачем вы это сделали. Просто предупреждаю. Если вы еще попытаетесь хоть раз настроить Лушу против Илоны, будете уволены.
Нянька изумленно вытаращилась на меня, затем начала краснеть. Ну хоть совесть у нее есть, стыдно стало, и то хорошо.
Однако это был не стыд. Я словно почувствовал, что ее сердце сбилось с ритма и теперь грохочет, как ритуальные удары туземцев в бубны или тамтамы, что у них там.
Глаза девчонки потемнели, она выдохнула и тихо, но с явной угрозой отчетливо произнесла:
- Вы меня заранее извините, но у меня сложилось впечатление, что у вас в голове слишком много пустого места, раз туда всякие глупости приходят! Слава Богу, у меня достаточно широкий кругозор. Поэтому не имею ни надобности, ни желания обсуждать эту особу! Тем более с ребенком! И если она вам опять изволила на меня нажаловаться, включите мозги, наконец, и подумайте, кого возле себя держите!
- Мария, вы забываетесь!
- А вы чушь несете!
Эмоции захлестнули, мы тяжело дышали, казалось, еще мгновение, и она замахнется, чтоб отвесить мне пощечину. И уж тогда берегись! Заломаю руку за спину, чтоб не дернулась, другой схвачу ее гриву и посмотрю, как она будет прятать свои лживые глаза, когда они будут так близко…
От этой картины меня бросило в жар, в висках запульсировала кровь, а к горлу подступил горячий ком, мешавший дышать и говорить. И если бы я сейчас раскрыл рот, уверен, что вместо звуков вылетел бы настоящий клекот. Пришлось прокашляться и спасать положение.
- Мне Илона ничего не говорила. Это вы рассказали Луше, что Илона подстроила ее приступ с кошачьей шерстью.
Девчонка ошарашенно посмотрела на меня. Прямо, как на умалишенного. И, кажется, впервые не нашлась, что сказать.
Значит, я прав?!
Мария справилась со ступором. И дрогнувшим голосом сказала:
- Это в приличных семьях так принято? Что –то придумать себе, обидеться и устроить разнос?
- Я слышал, как вы обсуждали Илону, - моя уверенность в злом умысле несколько поколебалась.
- А Луковку наверно учите, что подслушивать нехорошо? – хмыкнула Ромашка. – Мы вообще-то обсуждали фильм про хорошую и добрую девочку, которая не отвечала злом на зло. «Полианна» называется. И не моя вина, что ваша Илона так много насолила вашей дочери, что пример злого человека ей не пришлось долго искать. Я могу идти?!
Весь ее вид говорил: «Ну, Вяземский, ты и козел!» Или осел?
- Идите. У вас свободный вечер. Мы с Лушей поедем в парк, - извиняться за свою глупость не хотелось, и я предпочел закрыть тему. Хотя так и представил неизвестную мне девочку Полианну, которая укоризненно смотрит на меня, но не обвиняет, а сочувствует.
Мария не ушла сразу, а вернулась в беседку, где нахохлившимся воробышком сидела Луша.
- Солнышко, у тебя радость.
Тут я подошел и получил еще одну порцию виртуальных «оплеух»
- Малыш, я бросил на сегодня работу, чтоб побыть с тобой. Сейчас поедем, куда вы там с Илоной ездили развлекаться?! - Не поеду! – насупилась она. – Мы ездили в кафе, она покупала мне мороженое и тортики и сдавала в детскую комнату, а сама веселилась с тетками со своими.
  
Глава 21
 
Получили, Ваше Злейшество?
Пока я слушала Вяземского, в голове крутилась одна мысль: "Ну не дурак ли?!" Хотелось прикусить язык, чтоб с него не слетело такое. Правда, совсем удержаться не смогла и выразилась лишь слегка приличней. Хотя суть была та же. Спасибо, до разума барина, затуманенного жаждой моей крови, достучаться удалось. И как всегда - обидел и сделал вид, что так и надо. Радовало то, что и мою дерзость спустил на тормозах. Даже расщедрился на свободный вечер. Я уже раскатала губы, что засяду в интернет и поищу подработку. Пока учебный год не начался, рефераты и курсовые не востребованы, но копирайтеры находят клиентов не зависимо от сезона. Ага-ага!
Вяземский, озадаченный неприятной новостью, нахмурил лоб, затем, видимо, решил, что об этом подумает позже и миролюбиво возразил малышке:
 
- Нет, Луша, мы поедем в парк и будем делать все, что захочешь! Луковка обезьянкой повисла на мне и восторженно заверещала: - Ура, Маша! Поедем на аттракционы! - Солнышко, папа отложил все дела, чтоб побыть с тобой. Так что я останусь дома, - попыталась я мягко объяснить, что папа не в восторге от моего общества. - Не вижу противоречия! Ты со мной, и папа со мной! Консенсус!- выдала малышка, а Вяземский чуть не хрюкнул, изумлённо посмотрев на дочь. - Кажется, я много упустил. Луша, обещаю, что буду чаще проводить с тобой время. А то не ровен час, при следующей прогулке ты начнешь рассказывать про котировки акций.
Неужели?! Осознал, что ребенку, особенно девочке, внимание отца дороже всех игрушек?! Хотя мне показалось, что это адресовалось больше мне, чем Луковке. - Мария, вы же не против? Смените обстановку. Когда вы в последний раз смотрели на Москву с колеса обозрения? Вы же высоты не боитесь? Да никогда не смотрела! И мечтала об этом все время, пока жила с Захаром. Но в этом я не признаюсь. Поэтому ответила уклончиво. - Точно не помню. - Тогда вперёд? Покоряем высоты! - неожиданно в Великом и Ужасном проснулся мальчишка, жаждущий приключений. И он на этом не остановился, удивил ещё раз. Переоделся в джинсы и футболку, не взял водителя и сам сел за руль. Наверно, не хотел, чтобы ещё кто -то видел, что он способен шутить. Втиснув Луковку в детское кресло на заднем сидении, я села рядом. Малышка всю дорогу безумолчно болтала. А мне было жутко неловко, потому что почти каждое ее предложение начиналось: "А мы с Машей!" И доброе расположение духа барина ещё не говорило о том, что он не подумает, как Илона, что я слишком приручила девочку. Но Вяземский никак не выказывал недовольства, если оно и было. Наоборот, он, кажется, был доволен - я ловила его улыбку в зеркале. В парке он тоже вел себя, как человек. И даже больше. В кафе, куда мы зашли поесть мороженого, он рассказывал курьёзные истории из своего детства и подтрунивал над Луковкой. Но самая большая неожиданность ждала меня на том самом колесе обозрения, о котором мечтала. Забравшись в кабинку, я едва не повизгивала от восторга. Мы медленно поднимались над деревьями, а я крутила головой, боясь упустить хоть мгновение. Луковка же не скрывала восхищения. Она вцепилась в руку отца и не уставала восклицать: - Пап, как здорово! - Пап, тебе не страшно? - Мне совсем - совсем не страшно! - Маш, скажи ж, классно!? - Скажу. Очень классно. Вяземский лишь улыбался , но было видно, что он определенно получает удовольствие от всего происходящего. А под конец «путешествия» он меня просто ошарашил. Мы сделали круг, и когда кабинка оказалась уже почти на самой низкой точке, он выпрыгнул. Вынул за подмышки визжащую от восторга Луковку. И только я собралась выкарабкиваться, как его сильные руки подхватили меня за талию, и я зависла, не касаясь земли. Я оказалась прижатой к груди Вяземского, и меня тут же словно прошибло током. Но не болью, а какой-то яркой вспышкой чувственности. Под ложечкой стало пусто, а горячий ком мгновенно спустился вниз живота. Я испуганно ойкнула, вернув Вяземского в реальность. Он поставил меня на землю, как мне показалось, с сожалением и неловко пробормотал нелепое оправдание:
- Боялся, что уедете на второй круг…
Я не представляла, что застегнутый на все пуговицы, холодный и скептично- уставший от всех Вяземский может смутиться. Очевидно, он сам не ожидал, что так получится. Мое сердце напоминало перепуганного воробья, попавшего в лапы кошки. Да и все тело отреагировало странным образом. Все интимное, что у нас было с Захаром, рождалось в голове. Я его обожала, и поэтому все, что он делал, доставляло удовольствие. Сейчас произошло невероятное - возникло чувственное влечение к человеку, который меня бесил, злил и постоянно заставлял чувствовать себя никчёмной инфузорией-туфелькой. Это было остро, мощно, словно обжигающая волна. "Уедете на второй круг…" - то ли извинение, то ли объяснение. И у меня хватило сил в ответ выдавить: "Спасибо!" Опять же непонятно, что я хотела этим сказать. Благодарила за то, что поставил на землю или за то, что бессовестно нарушил границы? Луковка, переполненная восторгом, не заметила неловкости между нами и продолжала щебетать, как птичка. И благодаря ей, мы понемногу пришли в себя. Вяземский так точно. Высаживая нас с Луковкой из машины, он уже вернулся в свою "лягушачью кожу", смотрел невозмутимо и говорил с привычной иронией. - Спасибо, Мария! Ваш сарафан добавил всем пикантности в сегодняшние развлечения. Да чтоб тебя, Вяземский! Тактичность в садике на пирожок променял?! Я наивно надеялась, что никто не заметил конфуза. Подол моего сарафана, подхваченный порывом ветра, взметнулся почти до трусов, когда я двумя руками цеплялась за поручни кабинки, влезая в нее. Уши мои запылали от возмущения. Я растерялась, но ненадолго. -Рада, что мой сарафан позволил вам хоть чуточку вылезти из своей раковины! - Так вы считаете, что я живу в раковине? - прищурился он, обдумывая услышанное. - Ну во всяком случае, ничего не замечаете вокруг, - ляпнула я сгоряча. - Что вы имеете в виду?- заинтересованность мелькнула в его взгляде, но тут же спряталась за непроницаемой броней. А я чуть не присела от испуга. Я-то имела ввиду козни Илоны и то, что она не любит Луковку и стремится ее сплавить подальше. А что , если он решит, что я в него влюблена и таким образом намекаю на это?! Кто у нас мастер по влипанию в неприятные ситуации?! Поднимите руки? Я. Обе. Положение спасла малышка. Она сделала жест: "На ручки!" И Вяземский тут же подхватил ее. - Пап, ну конечно, ты не замечаешь, что кроме работы, есть ещё жизнь. И в этой жизни есть я! - Обещаю замечать, - улыбнулся он, и я выдохнула. Впечатление от вечера было спасено. Однако на следующий день прилетела расплата. Дождавшись, пока я уложу Луковку на дневной сон, Илона зашла в комнату. Убедившись, что за дверью никто не подслушивает, она нависла надо мной, как опасная тень.