Лист на холсте, или Улиточьи рожки (СИ)
Он рассказывал о том, что одна из картин уже была подвергнута рентгену, а также химическому анализу. Ибо академическое знание академическим знанием, а доступные технологии ещё никто не отменял. И он приводил изображения, доказывающие подлинность одной из картин, расчёты и прочие данные. Состав красочного слоя, состав холста, анализ загрязнений. Плюс заключения экспертов — своих и сторонних.
— То есть, вы знаете, где подлинник, а где копия? — спросила Эмма Лоран, когда он закончил.
— Да, сударыня, знаю. Но сейчас не скажу. Чтобы не натолкнуть случайно кого-нибудь на какие-нибудь странные мысли. Вот придёт в себя господин Лоран, там и вернёмся к этому вопросу. Дамы и господа, не желаете ли ещё о чём-нибудь спросить?
Вопросов не было. Тогда Варфоломей объявил, что всё, что он хотел сообщить, уже изложено, и поблагодарил всех присутствующих. Присутствующие медленно потянулись из зала.
Господин Мауро ди Мариано подошёл к Варфоломею.
— Отец Варфоломей, скажите — эти полотна будут под надёжной охраной, так ведь?
— Надёжнее некуда, — отрезал тот.
— Вы желаете попробовать ограбить дворец? — ухмыльнулся Карло Каэтани.
— Я забочусь о сохранности этого ценного имущества! Кстати, ваше высокопреосвященство, а как мы теперь будем решать вопрос собственности?
Кардинал, уже собравшийся покинуть зал, обернулся.
— Господин Мариано, сначала мы установим, благодаря кому и каким образом все мы оказались в нынешней ситуации. А потом уже будем решать спорные вопросы.
Ужин у Шарля расстроился — господин Лоран находился во владениях Бруно, его супруга отправилась к нему туда же. Господин Мариано извинился и тихо проговорил, что его призывает внезапное и неотложное дело. Шарль предложил отложить мероприятие на пару дней и распрощался со всеми.
А Варфоломей заявил, что ему-то как раз жизненно необходим отдых за достойным ужином в подобающей компании. Компания согласилась — тем более, можно было претендовать на какую-то часть специально приготовленных к вечеру блюд. Они ещё пошептались о чём-то с Себастьеном, потом Лодовико остался и сказал, что они догонят, а остальные пусть идут в «сигму» и распоряжаются там.
Из «сигмы» Карло позвонил и попросил доставить еду. Пришла Анна и принялась расспрашивать о показе — она опять решала какой-то бытовой вопрос для Лоранов.
— И что, Варфоломей не сознался, где подлинник, а где копия? — рассмеялась она. — Как похоже на нашего святого отца!
— Ещё не время, — заявил, входя, Варфоломей. — Скажу, непременно скажу. А пока давайте ужинать, что ли.
— Кстати, нет известий от Бруно? Как там наш клиент? — спросил вошедший следом Лодовико.
— Сейчас узнаем, — Себастьен достал телефон и позвонил.
Разговор был недолгим, и говорил, судя по всему, главным образом Бруно.
— Надеюсь, жив? — проворчал Варфоломей.
— Жив. Приступ стенокардии. Стабилизируют. Сказал, сейчас придёт поесть.
— Не могу сказать, что сочувствую Лорану, — недобро усмехнулась Анна. — Давно уже не видела человека, из которого ежеминутно лезет столько всякой гадости. Секретарь, похоже, терпит за хорошую зарплату, а почему терпит жена — я не понимаю. Он ни во что её не ставит, критикует любое её действие и не стесняется делать это в присутствии посторонних. И слов при этом тоже особо не выбирает.
— Может быть, там тоже замешаны деньги? Она же ощутимо младше него, наверное терпит с мыслью, что ей потом наследство достанется, — заметил Варфоломей.
— Кто? Жена Лорана? Младше на тридцать лет, я сейчас это выяснил, — Бруно вошёл и упал в кресло. — Ему пятьдесят семь, ей двадцать семь.
— И как там он? — Лодовико оторвался от телефона, в котором что-то кому-то писал.
— Плоховато, но умрёт ещё не сегодня. Дома его наблюдает неплохой кардиолог, вот он пусть и разбирается. А я буду молиться, чтобы он поскорее нас покинул — не люблю пациентов, которые берутся учить меня работать. Жену и вовсе довёл до слёз — как ошпаренная выскочила из палаты, у меня там под рукой случился Гаэтано, так я его отправил помощь оказывать, — хмыкнул врач.
— Этот окажет, — усмехнулся в ответ Варфоломей. — Давайте уже возблагодарим Господа за эту ниспосланную нам пищу и поедим, наконец!
20. И о науке соблазнения
Эмма ничего не могла с собой поделать — слёзы лились без остановки. Ей удалось разве что выскочить из палаты мужа, она надеялась, что сделала это достаточно быстро. Хотя к чему это — и так все, кто там был, слышали, как он называл её безмозглой дурой, спрашивал, чего ради она притащилась, и сообщал, что раз от неё здесь нет никакого толку, то пусть проваливает в свою комнату и не показывает оттуда носа. А она-то надеялась, что в чужом городе, в чужом доме и среди чужих людей он не позволит себе обычных гадостей. Хорошо, хоть рук не распускал. Сил не хватило. Или она просто быстро убежала?
Нет, недостаточно быстро. Или недостаточно далеко. Лёгкие шаги приблизились и затихли.
— Сударыня? Я могу вам помочь?
Взять себя в руки. Немедленно. Она супруга важного человека, и должна вести себя соответственно. Намертво вбитая формула подействовала — спазмы прекратились, можно было посмотреть, кто там.
Парень, он маячил в дверях палаты. Не медик — в деловом костюме, и повадка не врачебная, а, скорее, охотника или танцора. Смотрит заинтересованно.
— Спасибо, я в порядке, — вдохнуть глубоко, поправить платье.
— Я не имею отношения к вашему супругу, я ему не друг и не подчинённый, так что меня ничего с ним не связывает, поверьте. Я, знаете ли, слежу за порядком в этом доме, а плачущая прекрасная дама признаком порядка никак не является. Поэтому повторю: скажите, чем вам помочь?
— Может быть, я истеричка и плачу каждый день почём зря?
— Если бы это было так, Бруно уложил бы вас на кровать в соседней палате и выписал вам тонну успокоительных. В таблетках, уколах и внутривенно. А он спокойно отпустил вас. Вот скажите, вы ужинали?
— Нет, нас сначала пригласили к его высокопреосвященству, а потом из-за приступа у мужа всё отменили.
— Тогда я предлагаю вам пойти и поужинать.
— Наверное, в наши комнаты принесли еду. Вчера и утром приносили.
— Вы желаете ужинать непременно в вашей комнате? Представьте, во дворце есть множество других интересных мест!
— Да, я знаю, секретарь кардинала водил нас по картинной галерее.
— Варфоломей знает о тех картинах столько, что ни в одну нормальную голову не поместится, — рассмеялся парень. — Но я тоже могу побыть экскурсоводом, поверьте. Вам нравятся павлины?
— Павлины? — от неожиданности у неё даже слёзы подсохли.
— Да, павлины. У нас в зимнем саду живёт павлин Максимилиан. А у отца Варфоломея, точнее, у его высокопреосвященства, есть кот Чезаре, породистая чёрная тварь, наглый и пакостный. Так что отец Варфоломей — он не только про картины. А внизу у нас есть собаки, неаполитанские мастифы — не хотите взглянуть? Но сначала я всё же предлагаю поужинать.
— Понимаете, я не могу принять ваше предложение.
— Почему же?
— В наших апартаментах сидит Маршан, он доложит моему мужу, что я была неизвестно где.
— Маршан — это… это секретарь Лорана, так?
— Да. Его незаменимый человек. Секретарь, нянька, камердинер и прочее.
— И телохранитель? — вкрадчиво спросил парень.
— Нет, этому не обучен.
— Это же прекрасно, — промурлыкал он.
— Что именно?
— Что не обучен. Не окажет сопротивления, если вдруг что. Скажите, а он… служит за идею или за деньги?
— Смотрите в корень, да? И одно, и другое. Они с мужем с детства знакомы.
— И у этого достойного человека нет никаких страстей и слабостей?
— Почему же? Есть. Он любит играть в карты. В покер. До полной потери разума. Муж ему это строго запрещает, а он всё равно играет при малейшей возможности.
— Так это ещё прекраснее, — просиял улыбкой парень. — Так, давайте хотя бы за угол отойдём, что ли, и там уже будем плести наш маленький заговор, — он взял её за руку и действительно отвёл за угол, там стоял громадный цветок с дырчатыми листьями в деревянной кадке.