По прозвищу Малюта (СИ)

-Товарищ капитан госбезопасности, вы можете подойти в кабинет лейтенанта Линевича, очень надо.
  
Глава 2
 
Глава 2
3 июня 1937 года, управление НКВД города Житомир.
Капитан госбезопасности Павел Сергеевич Костромин работал в своём кабинете с бумагами, когда раздался странный телефонный звонок.
-Капитан Костромин слушает.
В ответ он услышал.
-Товарищ капитан госбезопасности, вы можете подойти в кабинет лейтенанта Линевича, очень надо.
Костромин несказанно удивился такому странному звонку, положа руку на сердце, лейтенанта Линевича он не любил. Пришедший в управление около года назад лейтенант показал себя за это время, как амбициозного, но тупого сотрудника. Как знал Костромин, Линевич с утра куда то уехал, прихватив с собой двоих бойцов и тут этот звонок, судя по всему из его кабинета, вот только звонил не Линевич. Это крайне заинтриговало Костромина, и он, убрав в сейф бумаги, с которыми работал, направился в кабинет Линевича. Зайдя в его кабинет, он остолбенел, и было от чего. За столом самого Линевича, в вальяжной позе развалился неизвестный пехотный лейтенант. Два бойца, которых Линевич взял с собой утром и которые обычно выбивали для него показания, в этот раз оказались привязаны к батарее отопления, причём их руки были связаны за спиной. Сам Линевич, хлюпая разбитым носом, сидел на прикрученном к полу табурете, на который он обычно сажал допрашиваемых, причём без ремня. Типичный задержанный на допросе, по-другому и не подумаешь глядя на него. Внутренне Костромин не напрягся от такой картины, как можно было ожидать, а наоборот развеселился. Как то так получилось, что с самого начала ему не понравился Линевич и последующие выводы только подтвердили правоту этой неприязни. Из Линевича так и пёрла гниль, вот только избавиться от него капитан Костромин не мог.
-День добрый. — Раздалось от пехотного лейтенанта. — Вы, я так полагаю начальник этого… — При этом лейтенант брезгливо указал на Линевича.
-Да, я начальник лейтенанта госбезопасности Линевича, а вы кто такой и что собственно говоря здесь происходит? Почему наши бойцы связаны и привязаны к трубе отопления?
-На счет ваших бойцов, так они вели себя неправильно, позволили себе рукоприкладство ко мне.
Костромин сразу отметил, не к задержанному, не к допрашиваему, а ко мне.
-А что касается так называемого лейтенанта госбезопасности Линевича, то прошу вас самому ознакомиться с его признательными показаниями.
С этими словами лейтенант встал из-за стола Линевича и протянул Костромину несколько листков бумаги. Сам Линевич в это время быстро проговорил: — Товарищ капитан госбезопасности, он силой заставил меня это написать и подписать.
В ответ Костромин ни чего не сказал, а лишь с интересом стал читать написанное. Каким-то шестым чувством, которое его ещё ни разу не подводило, он знал, что лично для него этот странный, незнакомый пехотный лейтенант не опасен. На трёх листках бумаги, рукой Линевича, было написано признание лейтенанта на работу Абвера, а также уругвайской и парагвайской разведок. В частности было написано, что одной из основных задач лейтенанта Линевича было уничтожение советских людей под видом борьбы с врагами народа. Читая это, Костромин только смеялся про себя, он оценил шутку незнакомого лейтенанта. Уже сейчас, Костромин всё понял, Линевич арестовал армейца, привез его в управление, завел в свой кабинет и стал выбивать из него признательные показания, а армеец не долго думая, сам скрутил Линевича с бойцами и выбил уже из самого Линевича такие же показания. Кому расскажи из сотрудников, не поверят. А лейтенант хорош, не испугался их ведомства и сам сделал так же. Сам Костромин не одобрял и не применял такие методы дознания. Он как раз хорошо понимал, что выбить нужные показания можно практически из любого, вот только цена им будет грош в базарный день. Это хорошо только начальству пыль в глаза пускать, имитируя успешную работу, а на деле, если вместо настоящего врага и шпиона задержат и осудят невиновного, то толку не будет. Враг останется на свободе и будет дальше вредить молодой стране Советов, вот только сам сделать он ничего не мог. Костромин был реалистом, и лавры Дон Кихота по борьбе с ветряными мельницами ему были не нужны.
 
-Ну что, Линевич, и как это понимать? Ты у нас оказывается матёрый шпион работающий сразу на три зарубежные разведки?
Костромин едва сдерживал себя, что бы не расхохотаться.
-Товарищ капитан госбезопасности, он силой выбил из меня это признание и сам мне диктовал, что писать. Это матёрый враг, его нужно немедленно арестовать! Вот же, нападение на сотрудников госбезопасности, одно это подтверждает, что он вражеский шпион!
-А как же собственноручные показания? Ведь ты сам мне говорил, что собственноручное признание перевешивает всё, или это действительно только для тех, кого ты допрашиваешь и у кого выбиваешь силой необходимые тебе показания?
Лейтенант Линевич молчал, он не знал, что говорить.
-Ладно, с тобой всё ясно, теперь вы товарищ лейтенант, представьтесь пожалуйста.
Всё это время, неизвестный лейтенант с явным интересом смотрел за представлением и теперь также спокойно, без малейшей дрожи или волнения проговорил.
-Лейтенант Скуратов, Игорь Павлович, командир третьего взвода, третей роты, второго батальона, 137 пехотного полка, 46-ой стрелковой дивизии.
-И по какому обвинению вас задержали?
-Судя по этому доносу, — Тут лейтенант махнул какой-то бумажкой. — Который я нашел в его бумагах, в работе на зарубежную разведку меня обвиняет мой боец. А сама подрывная деятельность заключается в том, что я заставляю своих бойцов усиленно заниматься физическими упражнениями. Короче товарищ капитан, ленивый раздолбай из моего взвода решил таким образом избавится от ежедневных тренировок на физическую выносливость и силу.
-Можно глянуть? — Спросил Костромин.
-Разумеется. — С этими словами Скуратов отдал ему листок доноса.
Костромин с интересом прочитал донос, где довольно безграмотно писали, про вредительскую деятельность лейтенанта Скуратова, который ежедневно гонял на физподготовку свой взвод, в то время, как остальные бойцы роты и батальона занимались повседневными делами.
-И это всё из-за одного лентяя?
-Получается, что так.
-Ну а с Линевичем как так вышло?
-Да всё очень просто, я с самого начала понял, что разбираться в этом деле он не будет. Раз есть донос, значит всё ясно, осталось только выбить признательные показания. Вот только делать из себя отбивную я ни кому не позволю. А ваш Линевич кстати натуральный враг народа.
От услышанного, лейтенант Линевич вздрогнул.
-Вместо того, что бы нормально разбираться с поступившими заявлениями, что это, действительно сигнал на врага народа, или кляуза на не угодившего тебе человека, он сразу всех записывает во враги народа. А если как раз наоборот, это враг народа написал донос на передовика производства или хорошего специалиста, что бы убрать его и тем самым нанести вред нашей стране и нашему народу? Вот и получается, что ваш Линевич, как минимум пособник врагов народа, а как максимум сам им является, используя своё служебное положение для максимального вредительства стране и народу.
Костромин задумался, с этой стороны он как-то не рассматривал такое положение вещей. А ведь действительно, зачем самому кого-то убивать, проще написать на него донос и вот такие Линевичи дальше сами всё сделают.
-Вот что товарищ лейтенант, пойдемте в мой кабинет поговорим.
От этого капитана не веяло угрозой, похоже мне повезло нарваться на адеквата. Я спокойно вышел из кабинета Линевича и проследовал за капитаном. Уже в его кабинете, я как бы между прочим вытащил из кармана галифе ТТ Линевича и отдал его капитану. Оставлять пистолет на столе, или в столе лейтенанта я не захотел, ну его к лешему. Сейчас в его мозгах полный раздрай, а если он схватив пистолет ринется за нами сводить со мной счёты, то что, устраивать с этим дебилом перестрелку в здании городского НКВД? Как говорится, бережёного бог бережёт, вот и не будем искушать дебилов. Зайдя вместе с капитаном в его кабинет, я сел на стул, не такой, как у Линевича. Нормальный стул за столом для совещаний.