Клоун. История одной любви (СИ)

— Но я же слышал, — возразил голос.
— Да это я… фильм на ноуте смотрела, не могла уснуть, — нашлась Динка.
— А окно почему открыто?
Макар увидел, как ноги в домашних тапочках прошествовали мимо кровати в сторону окна.
— Душно было, — сдавленным голосом отозвалась Динка. — Мне воздуха не хватало. Думала, проветрю комнату и скорее усну…
Повисла тяжелая тягучая пауза. Макар мог только догадываться, что сейчас происходит в комнате. Вполне вероятно, отец стоял рядом с дочерью и буравил ее подозрительным взглядом.
— Соня говорила, что ты связалась с каким-то циркачом, — нехотя произнес наконец отец. — Постоянно за ним увиваешься…
— Я не увиваюсь! — в голосе Динки явственно зазвенело возмущение, а Макар в очередной раз подивился ее сестрице: это ж надо было так преподнести информацию!
— А что ты делаешь? — сурово уточнил отец.
— Это… новый мальчик у нас в классе. Мы с ним просто общаемся… и все, — объяснила она.
— Общаетесь? Это лишнее, — отрезал отец.
— Но, папа, — запротестовала она, — честное слово, он очень хороший!
— Знать ничего не хочу. Не надо тебе больше с ним общаться. А будет приставать — скажи, я с ним разберусь.
Макар аж зубами заскрипел.
Отец прошелся туда-сюда по комнате и снова вернулся к окну, которое, по всей видимости, не давало ему покоя.
— А он точно не заходил к тебе сегодня?
— Папа, — устало вздохнула Динка, — ты же прекрасно знаешь, что сегодня ко мне никто не заходил. Ко мне вообще никто и никогда не приходит… — добавила она чуточку обиженно.
— Ну, если он циркач, то вполне мог войти и не через дверь, — многозначительно произнес отец.
— Угу, влетел в окно как Карлсон, — нервно рассмеялась Динка. — По-моему, у тебя разыгралась фантазия, пап.
— Ну, может быть… — с сомнением протянул он, а затем озабоченно поинтересовался:
— У тебя, случаем, нет температуры? Ты какая-то красная…
Он опять подошел близко к кровати и, судя по всему, потрогал ее лоб.
— У меня нет температуры, — заерзала Динка, вероятно, переживая, что отец может обнаружить присутствие Макара. — Говорю же, просто жарко было…
— Ладно, — откликнулся он после очередной мучительной паузы. — Ложись спать, уже поздно. И окно больше не открывай. Простудишься.
Вот вроде бы и заботился о здоровье дочери, а по сути выходило, что отдавал приказы: сделай то… не делай этого… Какой же он душный. Как она с ним живет вообще?!
— Хорошо, пап, — пискнула Динка. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — откликнулся он.
Щелкнул выключатель, и комната снова погрузилась во мрак. Послышался звук закрывающейся двери, а затем раздался уже знакомый скрип лестницы.
Макар скорее услышал, чем увидел, как Динка босыми ногами прошлепала до двери, чтобы наконец-то защелкнуть задвижку, и принялся выбираться из-под кровати.
Едва он поднялся на ноги, Динка в полутьме приложила палец к его губам, призывая к молчанию. Он молча кивнул, соглашаясь, и попутно нежно прихватил ее палец зубами. По ее телу моментально прошла ответная дрожь. Одуреть, какая она все-таки была отзывчивая!
Не выдержав, он снова прижал ее к себе и поцеловал. Не хотелось выпускать ее из объятий, не хотелось никуда от нее уходить…
— Макар, — еле слышно шепнула Динка, — тебе лучше больше здесь не появляться. По-моему, папа что-то подозревает…
Не появляться? Да хренушки! Он уже стал зависим от этих ночных свиданий, таких кратковременных и оттого пронзительно-сладких…
— Завтра в школе п-поговорим, — шепнул он в ответ.
Стараясь не шуметь, Динка открыла окно и кивнула Макару, словно приглашая его на выход. Он в последний раз поцеловал ее (невозможно, совершенно невозможно было оторваться от этих восхитительных губ) и взобрался на подоконник.
Спуск по дереву занял несколько секунд. Очутившись на земле, Макар отряхнул и поправил куртку и, крадучись, направился к забору.
Он уже примеривался, чтобы перемахнуть через него и оказаться на улице, как вдруг позади него раздался голос:
— Так-так-так… И кто это у нас здесь?
  
26
  
Голос был женским, но незнакомым. Макар обернулся и обнаружил позади себя смутно знакомую фигуру: рассыпавшиеся по плечам кудрявые темные волосы, куртка невероятного ярко-зеленого цвета… Этот кислотный оттенок был различим даже ночью в свете фонаря и буквально бил по глазам.
— И по чью же душу ты явился, красавчик? — явно веселясь, пафосно вопросила дама. — Кого из сестричек навещал под покровом тьмы — Соню или Дину?
— А вы у нас кто — п-полиция нравов? — парировал Макар, уже немного пришедший в себя.
Тут его озарило: это же подруга Динкиного отца! «Тетя Ира», как называла ее Динка. Писательница, местная знаменитость… ах да — еще Динка упоминала, что она «с придурью». Он совсем успокоился, почему-то уверившись в том, что едва ли она станет хватать его за шкирку и тащить к Динкиному отцу на расправу.
— Полиция нравов меня бы первой забрала, — засмеялась дама.
Макар вежливо хмыкнул и кивком указал в сторону забора:
— Ну, тогда я п-пойду?
— Калитки для слабаков, — поддела его она. — Или боишься, что спалят?
Он пожал плечами и честно признался:
— Не хотелось бы…
— А ты занятный, — с одобрением заметила она. — Давай сделаем так… я выйду через калитку и подожду тебя снаружи.
— Зачем? — удивился он.
— Поговорить надо. Не бойся, я не кусаюсь, — улыбнулась она. — И Леше тебе не сдам.
Макар даже не сразу сообразил, что «Леша» — это Динкин отец.
— Ну ладно, — согласился он.
Почему бы и не поговорить, в самом деле?
Кивнув, она зашагала в сторону выхода, а он, не мешкая, в пару неуловимых движений перемахнул через забор и спрыгнул на тротуар.
Через минуту раздался стук каблучков. Писательница приблизилась к Макару и бесцеремонно взяла его под руку:
— Пройдемся немного. Ты же никуда не торопишься?
Он аж оторопел от подобной непосредственности.
— Ну… вообще-то…
— А если хочешь, давай зайдем куда-нибудь. Посидим, пообщаемся спокойно, — внезапно предложила она.
— Закрыто ведь уже все, — еще больше удивился Макар, но она рассмеялась:
— Я же не в кафе-мороженое тебя зову, мальчик! Бары еще вовсю работают.
Можно было, конечно, послать ее куда подальше и отправиться домой спать. Но Макару уже и самому сделалось любопытно — интересно, о чем она собирается с ним беседовать?
Пытаясь подстроиться под мелкие семенящие шажки, Макар искоса рассматривал свою спутницу. Выглядела она на «хорошо за сорок», но, кажется, отказывалась это признавать. Яркий кричащий макияж подходил скорее бунтующей девочке-подростку в пик полового созревания, чем взрослой женщине. Этакий привет из девяностых: жирные стрелки на глазах, густые тени, румяна, алая помада, химическая завивка… Да и сама манера одеваться показалась Макару абсолютно безвкусной, хотя он давно привык к буйству красок и костюмов в цирке: кислотно-зеленая куртка, розовые брюки-клеш, ботиночки на невообразимо высоком каблуке…
— О! То, что доктор прописал, — кивнула она на светящуюся вывеску заведения «Гаванские ночи». — Зайдем? Они до утра открыты.
Макар хотел было возразить, что утром ему надо в школу, но вдруг смутился, подумав, что это будет звучать совсем уж по-детски, поэтому просто молча кивнул.
В баре было шумно, накурено и весело. Он даже удивился: оказывается, городок вовсе не вымирает ночами, как ему раньше казалось. Тут, в «Гаванских ночах», вовсю кипела жизнь!
Его спутница чувствовала себя здесь привычно и уверенно. Не выпуская руки Макара, она пробралась с ним к барной стойке и кивком указала на свободные места:
— Вот здесь сядем.
Она сбросила куртку, под которой обнаружилась кофточка с люрексом и накладными плечами: ну точно, привет из девяностых! Это было даже забавно и не походило на нарочитый эпатаж — скорее уж, являлось искренней данью собственному дурновкусию. Макара тут же обдало густым шлейфом каких-то сладких до приторности духов, которые перебивали даже одуряющий запах сигаретного дыма.