Разрушенный (ЛП)
— Тебе придется подождать, — глухо рычу. Она замирает, и я улыбаюсь.
Добавляю еще один палец, вставляя в ее тугую киску. Она стонет, наклоняя голову вперед. Ее длинные светлые волосы падают ей на плечи. Я медленно вставляю и вынимаю пальцы из нее, и Элайна стонет в ритме моих движений. Только когда она становится слишком мокрой и сжимается вокруг меня, я убираю пальцы. Затем прижимаю свой теперь уже твердый член к щелке ее задницы.
— Хочешь мой член, сладкая?
Она кивает.
— Да. — Голос едва громче шепота. Хватаю девушку за волосы и с силой запрокидываю ее голову.
— Что?
— Да, — она говорит, на этот раз громче.
Я расставляю ее ноги шире и держу волосы так, что она выгибает спину. Сжимаю свой член в кулак, прохожусь по нему один, два раза и направляю в нее. Ее киска такая горячая и мокрая. Я врезаюсь в нее одним толчком. Элайна прижимается ко мне, и я стону, когда мой чувствительный член попадает в цель. Я смотрю, как выхожу из нее и толкаюсь обратно. При виде того, как мы движемся вместе, мой член твердеет еще больше. Я чувствую, что мне нужно кончить.
— Сильнее, — она умоляет. Тяну ее волосы назад еще сильнее. Я наклоняюсь вперед, пока моя грудь не прижимается к ее лопаткам, а мои губы касаются ее шеи. Я царапаю ее кожу зубами на стыке шеи и плеча, прикусывая, когда врезаюсь в нее глубоко по самые яйца.
— О боже, да, — она сладко мурлычет.
— Тебе это нравится, сладкая? — шепчу ей на ухо.
— Мммм, — она бормочет. Снова отступаю и толкаюсь вперед еще сильнее.
Ее стоны нарастают, а тело напрягается. Держу ее за волосы одной рукой, а другой — за бедро, опираясь на нее. В этом нет ничего романтического, это жестоко, первобытно и чертовски хорошо. Элайна снова и снова стонет мое имя. Я люблю трахать ее вот таким образом. Я люблю в ней все. Она чертовски идеальна. Мои яйца сжимаются, когда по коже начинают пробегать мурашки. Ее киска пульсирует на моем члене, сжимая меня в тисках, как перчатка. Я кончаю, сильно, а она толкается ко мне, снова и снова.
— Да, детка. Трахни меня! — кричу, когда мои яйца взрываются.
Я наклоняюсь вперед и упираюсь лбом в ее шею, тяжело дыша. Затем выпрямляюсь и отшатываюсь, вытаскивая из нее член. Моя голова сильно кружится, и из-за комбинации выпивки, травки и секса я едва могу стоять. Девушка оборачивается, и я сужаю глаза, пытаясь сосредоточиться на ее лице. Элайна. Это Элайна. Конечно. Бл*дь. Мой разум испорчен.
— Ты знаешь, Хьюго, ты всегда был моим любимым клиентом, — говорит она с кривой улыбкой.
Отхожу от нее к абстрактной картине, висящей на стене.
— Держу пари, ты говоришь это всем мальчикам, — сухо парирую я. Толкаю картину и провожу рукой по стене. За ней мой сейф. Набираю комбинацию, и он издает звуковой сигнал, когда замок открывается.
— Никто не трахается так, как ты. Я бы почти сделала это бесплатно, но зачем мне это, если мне платят и трахают.
Я беру пачку наличных из сейфа и бросаю в нее через всю комнату. Девушка легко ловит его и сует в свою дизайнерскую сумочку на журнальном столике. Элайна знает, что делать. Ей заплатили, поэтому она уходит. Девушка застегивает бюстгальтер, когда решает сделать то, чего не должна делать шлюха — задавать вопросы.
— Итак, кто она?
— Кто? — нетерпеливо спрашиваю.
— Кто эта девушка? Давай, Хьюго. Ты разбит, и ты никогда раньше не называл меня сладкой и деткой. Ты не бываешь милым, поэтому могу предположить, что ты думал о ком-то другом. — Элайна надевает платье и застегивает молнию.
— Просто уходи, — я нетерпеливо рычу.
Она пожимает плечами.
— Сожалею. Не знала, что это больной вопрос.
— Я бы не стал трахать тебя, если бы это было так, — огрызаюсь. — Найдешь выход сама. — Мне нужно поспать.
Я едва могу стоять. Мое тело и разум истощены, и я именно этого я и добиваюсь. Завтра проснусь, и у меня снова будет ужасное чувство в груди, и тогда мне придется делать это снова и снова. Моя жизнь превратилась в изнурительную гонку за то, чтобы облажаться сильнее, чем накануне, и обогнать собственный разум. Это жестоко.
ГЛАВА 18
МОЛЛИ
Я смотрю на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что мешки под глазами не видны через половину флакона консилера, который я наношу. Эта неделя была тяжелой. Мое сердце и моя печень изрядно пострадали. Лилли всегда была верна себе, готовая поплакать со стаканом водки в руке.
Хватит. Пришло время собрать свое дерьмо. Как говорится, жизнь должна продолжаться.
Я приглаживаю платье и наношу блеск для губ. Я иду к Алексу на ужин сегодня вечером. Он прислал мне зловещее сообщение, в котором говорилось, что ему нужно со мной поговорить. Это не хорошо. Я полагаю, если он собирается расстаться со мной, то мне будет лучше всего за одну неделю избавиться и от этого горя.
На четвертый день после Хьюго я больше не могла избегать Алекса из-за страха. Я должна была с ним встретиться, и это заставило меня почувствовать себя самым дерьмовым человеком в мире. Алекс взглянул на меня, спросил, что случилось, и все. Дамбу прорывает, и я плачу.
Он выглядел таким потрясенным, что понятия не имел, что делать, но потом, в истинно Алексовской манере, он обнял меня. Он никогда не заставлял меня объяснять ему, почему я была в истерике, просто предлагал свою бесконечную силу. Конечно, от этого я только заплакала сильнее. Никогда в жизни не чувствовала себя настолько ужасно. Я плакала, потому что Хьюго никогда меня не полюбит. Плакала, потому что люблю Алекса, и знаю, что то, что я делаю, ужасно. Хотя больше всего я плакала оттого, что меня заживо съела самая ядовитая ненависть к себе. Я использовала Алекса. Использовала потому, что он мое безопасное место и заставляет меня чувствовать хорошо. Он теплый и надежный. Хьюго сломал меня, а раненое животное во мне хочет прижаться к теплу Алекса. Я позволила ему обнять меня и заставить почувствовать себя лучше, хотя он понятия не имел, что делал.
Сегодня вечером я пойду к Алексу и забуду о Хьюго. Алекс хочет меня, Хьюго — нет. Если я остановлюсь и рационально все обдумаю, то вывод будет только один — Хьюго не для меня. Нам вместе ужасно. Он доводит меня до такой степени, что я хочу убить его, и… меня никогда не хватит для Хьюго. Ему нужны вечеринки и проститутки. Вот что делает его счастливым.
Я подъезжаю к Алексу и звоню в звонок. Нервно тереблю волосы, ожидая, пока он откроет дверь. Боже, он, должно быть, думает, что я полный псих.
Слышу щелчок двери, и она распахивается. На нем джинсы и старая футболка, которая обтягивает его мускулы.
— Привет, — Алекс одаривает меня обнадеживающей улыбкой.
— Привет, — отвечаю я спокойно.
Он берет меня за руку, тянет в квартиру и прижимает к своей твердой груди.
— Я скучал по тебе, — выдыхает мне в губы. Его руки обнимают меня за талию, сильнее притягивая к себе, и прижимается губами ко лбу. Мне становится лучше, когда я ощущаю его тепло. Прижимаю ладони к его груди и вдыхаю знакомый запах его лосьона после бритья.
— Тебе сегодня лучше? — спрашивает он.
Алекс вежливый, но я буквально слышу то, чего он не говорит. У мен будет еще один психический срыв, поэтому сначала мне нужно выпить.
Я усмехаюсь.
— Я сожалею об этом. — Неприятное чувство снова проникает в меня, и стыд ползет по моей коже, как рой насекомых.
Алекс кладет обе руки мне на лицо, запрокидывая мою голову назад, пока его глаза не встречаются с моими.
— Не извиняйся. Все хорошо. — Боже, если бы он только знал. — Просто знай, что я всегда рядом.
Я не могу смотреть на него, поэтому тянусь и целую его. Алекс сразу отвечает, сохраняя спокойный темп, в котором я бы скорее прибавила скорости. Я хочу его.
Обнимаю его за шею, прижимая к себе ближе, а его пальцы впиваются в мои волосы. Вскоре отчаянно вцепляюсь в его рубашку и трусь о него, как одержимая женщина.
Просто хочу его. Хочу, чтобы он владел мной. Хочу, чтобы заставил меня забыть. Хочу, чтобы стер все воспоминания, что были до него. Хочу, чтобы он был всем. Хочу, чтобы знал, что я люблю его, и мне необходимо, чтобы он это чувствовал. Мне нужно знать, что с нами все в порядке. Мне нужно знать, что то, что у нас есть, прочно и безопасно.