Человек из тени

Она наклоняет голову набок и смотрит на меня. Как будто взвешивает, правду я ей говорю или нет. Потом улыбается и кивает. Я ухмыляюсь в ответ:
— Вот и договорились.
Я смотрю в зеркало заднего вида. Машина с Кинаном и Шантцем стоит, как и положено, у дома. Они знают, что я оставляю Бонни здесь, и именно здесь они будут находиться. Я даже перестаю беспокоиться.
— Пойдем, солнышко.
Мы выбираемся из машины и идем к дому, я нажимаю кнопку звонка. Через мгновение дверь открывает Алан. Он все еще выглядит усталым, но уже лучше, чем в самолете.
— Привет, Смоуки. Привет, Бонни.
Бонни смотрит вверх, прямо ему в глаза. Он переносит это с мягкостью, свойственной гигантам. Она ему улыбается, что у нее является эквивалентом одобрения.
Он тоже улыбается:
— Входите. Элайна на кухне.
Мы входим. Из-за угла выглядывает Элайна. Ее глаза при виде меня вспыхивают радостью, от чего сердце мое сжимается. Такой уж она человек, Элайна. От нее пышет добротой.
— Смоуки! — восклицает она и бросается ко мне.
Она обнимает меня, я тоже обнимаю ее.
Она отступает на шаг, продолжая держать меня, и мы разглядываем друг друга. Элайна не такая маленькая, как я, но со своими пятью футами и двумя дюймами она кажется карликом рядом с Аланом. И она невероятно красива. Ее красота не поражает, как красота Келли, но притягивает. Она из тех женщин, от которых исходит такая доброта, что хочется находиться рядом. Алан однажды точно сказал про нее: «Она мама».
— Привет, Элайна, — улыбаюсь я. — Как ты?
Что-то печальное на секунду появляется в ее глазах и тут же исчезает. Она целует меня в щеку.
— Уже намного лучше, Смоуки. Мы по тебе скучали.
— Я тоже, — говорю я. — То есть я тоже по вам, ребята, скучала.
Она смотрит на меня и кивает.
— Значительно лучше, — говорит она, и я понимаю, это она обо мне.
Она поворачивается к Бонни и присаживается на корточки, чтобы быть с девочкой лицом к лицу.
— А ты, наверное, Бонни, — говорит она.
Бонни смотрит на Элайну, и мне кажется, что время остановилось. Элайна просто сидит на корточках перед ней, излучая любовь и не говоря ни слова. Сила природы, которой одарены такие люди, как Элайна, помогает разрушать барьеры, воздвигнутые болью вокруг сердца. Бонни замирает. Она начинает дрожать, что-то странное появляется у нее на лице. Я не сразу понимаю, что это, но когда понимаю, боль пронзает сердце, как удар молнии. Это душевное страдание и тоска, глубокая и темная. Любовь Элайны могущественна, с ней нельзя валять дурака. Она вонзилась в Бонни как нож, сделанный из солнечного света, и вскрыла тайную боль. В одно мгновение. Я вижу, как внутреннее сопротивление Бонни рушится, как ее лицо морщится помимо ее воли и по щекам начинают струиться молчаливые слезы.
Элайна обнимает ее, прижимает к себе, гладит по волосам и что-то говорит на смеси английского и испанского, который я так хорошо помню.
Я цепенею. В горле образуется комок, на глаза наворачиваются слезы. Я стараюсь с ними справиться. Смотрю на Алана. Он тоже борется с волнением. И повод для переживания у нас с ним одинаковый. Дело не только в страданиях Бонни. Дело в доброте Элайны и в том, что Бонни понимает: объятия Элайны — то самое место, куда можно спрятаться и чувствовать себя в безопасности, если тебе больно.
Такая уж она, Элайна. Мама.
Кажется, этот момент длится вечно.
Бонни отодвигается и вытирает лицо ладонями.
— Лучше? — спрашивает Элайна.
Бонни смотрит на нее и устало улыбается. И не только улыбка у нее усталая. Она только что выплакала часть своей души, и это лишило ее сил.
Элайна одной рукой гладит ее по щеке.
— Хочешь спать, детка?
Бонни кивает, глаза часто моргают. Я вижу, что она засыпает на ходу. Элайна молча берет ее на руки. Голова Бонни опускается ей на плечо, и через мгновение девочка уже спит.
Происходит что-то сродни магии. Элайна вытянула из нее боль, теперь Бонни может спокойно спать. Там, в больнице, я тоже хорошо спала в ночь после ее визита. Впервые за много дней.
Мне страшно видеть, как Бонни доверчиво засыпает в ее объятиях. Я ненавижу себя за это чувство, но мне не удается побороть страх. Что, если Бонни полюбит эту замечательную женщину и потеряет ее — тоже? Я чувствую, что одна мысль о такой возможности ужасает меня.
 
Элайна прищурившись смотрит на меня и улыбается:
— Я никуда не собираюсь, Смоуки. — Она, как всегда, проницательна.
Мне совестно. Но она снова улыбается, и я успокаиваюсь.
— Думаю, нам здесь будет хорошо. Вы оба можете отправляться на работу, — говорит Элайна.
— Спасибо, — бормочу я, все еще борясь с комком в горле.
— Если хочешь меня поблагодарить, приходи сегодня ужинать, Смоуки.
Она подходит ко мне, трогает шрам на лице.
— Лучше, — говорит она. Потом добавляет более уверенно: — Значительно лучше.
Она целует Алана и уходит, унося за собой шлейф доброты и душевности.
Мы с Аланом выходим из дома и останавливаемся на крыльце.
Алан нарушает молчание не словами, действием. Огромные лапы взлетают к лицу. Внезапный жест отчаяния. Его слезы такие же молчаливые, как и у Бонни, и от них так же перехватывает сердце. Плечи гиганта трясутся. Я знаю, это слезы прежде всего страха. Ведь быть женатым на Элайне — все равно что быть женатым на солнце. Он боится потерять ее. Навек остаться в темноте. Я могу сказать ему, что жизнь продолжается, бла-бла-бла.
Но я знаю: этого делать нельзя.
Я кладу руку на его плечо и даю ему возможность выплакаться. Я не Элайна. Но я знаю: он никогда не допустит, чтобы она видела, как он из-за нее страдает. Я делаю, что могу. Хотя по опыту знаю, что этого недостаточно. Но все же лучше, чем ничего.
Он успокаивается.
Глаза уже сухие, что в общем-то меня не удивляет. «Уж такие мы есть», — печально думаю я.
Как бы нам порой ни хотелось сломаться, мы так устроены, что можем только согнуться.
  
25
 
Мужчины выглядят слегка потрепанными, как будто собирались на работу второпях. Волосы причесаны, но не слишком аккуратно. Щеки выбриты, но не идеально. Зато Келли, как всегда, прекрасна и безукоризненна.
— Как Бонни? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
— Трудно сказать. Пока вроде ничего. Но… — Я снова пожимаю плечами.
Сегодня с ней все в порядке, а что будет завтра… Тут не угадаешь.
Раздается громкий звон: динг-донг.
— Что это означает, черт побери? — вздрагиваю я.
— Это означает, лапонька, что у меня почта. Я включила программу, которая автоматически каждые полчаса проверяет почту и подает сигнал, если есть послание.
Я озадаченно смотрю на Келли:
— В самом деле?
Мне это ухищрение кажется диким. Смотрю на сотрудников. Вижу терпеливое выражение на лицах. У меня складывается впечатление, что я сильно отстала от жизни.
Келли идет к своему лэптопу, пробегает пальцами по клавиатуре. Хмурится и поднимает глаза на меня.
— У меня послание от психа, — говорит она.
Атмосфера летаргии, которая только что витала в комнате, исчезает. Все подходят к столу Келли. На экране список полученных писем. Сверху последнее. Тема: «Послание из ада». Отправитель: сами знаете кто. Келли дважды кликает мышкой и открывает письмо.
 
Привет, агент Торн, а также агент Барретт. Уверен, что вы читаете это вместе.
 
Уверен, что вы вернулись в гнездо, решаете, что делать дальше. Должен признаться, я прихожу в возбуждение, думая о наступающих днях. Охота началась, и мне достался прекрасный состав противников.
 
У меня к вам особое дело, агент Торн, но, прежде чем приступить, мне придется отвлечься. Надеюсь, вы меня извините.
 
Уверен, вы все недоумеваете: почему я посылаю вам такой прямой вызов? Наверное, у вас уже работают люди, составляющие мой предполагаемый портрет, определяющие мои мотивации, пытающиеся найти смысл в моих действиях.