Пепел и пыль (СИ)
— Эй, — я чувствую чужую руку на своём плече. Перевожу взгляд с окна на Полину. — Что тебя беспокоит?
Даня просто ушёл. Он ничего не сказал, даже не попрощался. А теперь ещё и трубку не берёт. В моих исходящих уже пятнадцать звонков на его телефон, но ни один из них не закончился разговором.
Я из последних сил стараюсь себе не накручивать, и всё же от самых ужасных мыслей избавиться не удаётся.
Не хочу жить в мире, где брат меня ненавидит.
Полина в последний раз касается моей щеки, размазывая по царапинам пахнущую чем-то кислым мазь.
— Брат, — наконец признаюсь я.
— А представляешь, каково сейчас им обоим: Ване и Дане? Не знаю, что стало бы со мной, узнай я о наличии близнеца. Тут и так что ни день, то вот такие, — она машет рукой напротив моего лица, — приключения. Больше не болит?
— Нет.
Я соскальзываю со стола, на котором сидела, проигнорировав койки и стулья.
— Ты ему звонила?
— Не берёт трубку.
Подхватываю с койки куртку Лии. Накидываю на плечи. В нос забивается запах крови. Снимаю куртку и осматриваю её. На левом рукаве и боку переливаются алым пятна разного размера.
— Давай, — Полина забирает куртку у меня из рук. — Я отнесу её в чистку.
— Спасибо, — киваю я.
— А ты бы отдохнула немного. Завтра важный день.
Знаю, что она права, но не думаю, что, несмотря на усталость, смогу вздремнуть.
— Есть какие-то новости от Марка и Саши? — вспоминаю я.
Уголки губ Полины ползут вниз.
— Нет, — она качает головой. — Ещё и Дмитрию не удаётся связаться с Доуриной.
— И что это значит?
— Я верю в то, что слова и мысли материальны, поэтому не решаюсь делать никаких предположений. Мне комфортнее думать, что это всего лишь проблемы со связью. А мальчики наши в порядке.
Полина отворачивается от меня и идёт к шкафу, достаёт бумажный пакет и складывает в него мою куртку. Уверена — всё это лишь для того, чтобы скрыть от меня свои глаза; Полина не хочет, чтобы я видела, как она сама, в противовес своим словам, медленно теряет надежду.
И я тоже этого не хочу. Пусть хоть кто-то из нас верит до последнего.
Покидаю медкорпус со смешанными чувствами. Юбка путается в ногах, приходится сжать её ткань в пальцах и поднять вверх, чтобы она не мешала подниматься по ступенькам. Иду уверенно, даже слишком. Не знаю, что именно меня ведёт, но понимаю: по-другому никак. Если я хочу разобраться, то вот он — идеальный момент.
Либо сейчас, либо уже никогда.
Стучусь в дверь единожды, чтобы не показаться излишне вежливой. Не дожидаясь разрешения, кручу ручку и заглядываю в кабинет. Дмитрий сидит в кресле возле окна, читает какую-то книгу. Не знала, что он носит очки. В прямоугольной чёрной оправе, совсем как у Вани. Когда я вхожу, Дмитрий скидывает ноги с пуфика, откладывает в сторону книгу и встаёт.
— Что с твоим лицом? — спрашивает он, едва я закрываю за собой дверь.
— Прочитаете об этом в рапорте Лены, — отвечаю я. — И, опережая все вопросы, я в порядке и пришла сюда не за тем, чтобы вы пытались изобразить из себя заботливого папочку.
Дмитрий поджимает губы. Дёргается, наверное, в попытке подойти ближе, но я выставляю перед собой руку. Тогда он остаётся на том же месте.
— Сегодня ко мне подошла Татьяна, — начинает Дмитрий, — и заявила, что своими глазами видела двух Вань.
Я молчу.
— Но я был уверен, что предусмотрел все возможности их столкновения, поэтому сделал вид, что понятия не имею, о чём она. А чуть позже ко мне пришёл и сам Ваня — точно так же, как и ты, с наездом прямо с порога. Он сказал, что поймет, если я буду врать. Поэтому мне пришлось рассказать правду.
Я прикусываю щёку, предостерегая саму себя от первоначальных выводов. Пусть Дмитрий сначала договорит.
— Это будет долгая история, Слав. Не хочешь присесть?
Сам Дмитрий опускается обратно в кресло. Я качаю головой.
— Ну ладно, — выдыхает он. Откидывается на спинку кресла. — Я был стражем долгое время, за которое, разумеется, успел найти настоящих друзей. Одними из таких людей были Филоновы. Ну, точнее, Аня Терентьева и Валя Филонов. Про таких, как они, говорят: «сами небеса их благословили». Поэтому я не удивился, когда они объявили о помолвке. Именно на их свадьбе я встретил твою маму и… влюбился без памяти, как последний школьник. Ещё четыре года спустя случились сразу несколько самых замечательных в моей жизни событий: в январе мы с твоей мамой поженились, в марте у Филоновых родились двое прекрасных сынишек, один в один похожих друг на друга. Аня назвала одного в честь своего отца — Даниилом, а Валентин второго в честь своего погибшего брата — Иваном.
Дмитрий замолкает. Его губы растягиваются в улыбке, в уголках глаз образуются мелкие морщинки радости.
— А третье событие? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь.
Не так уж и сложно, если вспомнить, что мы с Даней родились в одном году с разницей в девять месяцев.
— Твоё рождение в декабре, разумеется.
Словно что-то вспомнив, Дмитрий хмыкает себе под нос. Я обхватываю живот руками.
— Ты была такая крошечная, укутанная в это здоровенное белое одеяло, — Дмитрий отрывает взгляд от пола. — Такая красивая малышка. Моя копия. — Тяжёлый вздох. — Я любил вас: тебя и Тому. Безумно. Но мне было тяжело, потому что твоя мама, она… обычный человек. Она понимала, насколько важна моя работа, но не могла смириться с тем, что каждая секунда моего отсутствия могла нести с собой мой последний вдох. Из-за этого мы с ней часто ругались. Тома пыталась заставить меня бросить всё это, говорила, что у тебя, Слава, должна быть полноценная семья, а не серая тень матери, оплакивающей своего почившего мужа. Я знал, что она права, но не мог перестать делать то, чем жил с шестнадцати лет…
Дмитрий замолкает. В одно резкое движение он встаёт и подходит к окну. Теперь я не могу видеть его лица.
— А через несколько лет Филоновы погибли. Это был сентябрь, дождь шёл уже третьи сутки и, казалось, не собирался останавливаться. Грузовик занесло, и он протаранил легковушку, в которой ехали Валя, Аня и маленький Ваня. Даня в тот период подхватил ветрянку, одновременно с тобой, поэтому вас обоих было решено временно держать вместе в нашей квартире, подальше от Валентина, который в свои годы ещё не успел ею переболеть.
Дмитрий снова хмыкает, и в этот раз у него получается так нервно и вымученно, что я чувствую холодок под кожей.
— Аня и Валентин погибли на месте, — продолжает он. — Ваня балансировал на грани жизни и смерти долгую неделю… А потом вдруг пошёл на поправку. Врачи не скрывали — говорили, что это могло быть только настоящее чудо. — Дмитрий оборачивается и пожимает плечами. — Но я так наивен не был, поэтому едва ли удивился, когда в один из вечеров ко мне заявился старый знакомый. Боунс — оборотень-лис. Однажды он спас мне жизнь, позволив вернуться домой к вам с Томой целым и более-менее невредимым, и, разумеется, в тот раз Боунс пришёл просить меня о помощи в счёт долга. Тогда-то я и узнал, что за рулём грузовика был именно он. А ещё именно благодаря ему Ваню перевели из реанимации в обычную палату, потому что, пробравшись ночью в больницу, Боунс его укусил. Лисий вирус сработал на «отлично» — Ваня поправлялся с нечеловеческой скоростью. Но ещё вместе с этим он превращался в бомбу замедленного действия. Оставалось только ждать, когда же она рванёт, и кем, в итоге, сделает Ваню. Я бы, может, и не переживал так, ведь среди оборотней очень много замечательных личностей, но Тома… Она, втайне от меня, начала собирать документы на усыновление Вани и Дани. Хотела сделать мне сюрприз, потому что знала — так или иначе, я сам захочу этого. И была права, разумеется, но теперь, когда Ваня был укушенным, я… Тамара с её отношением ко всему, что выходило за грани разумного, могла отказаться от своей идеи, если бы узнала, а я не мог позволить парням жить без семьи. Поэтому и принял единственное, как мне тогда казалось, верное решение — покинул свою семью ради обещания, которое когда-то давно дал отцу Вани и Дани: помогать его детям, что бы ни случилось. Так я усыновил Ваню, а Тамара, чуть погодя, взяла себе Даню.