Пепел и пыль (СИ)

— Забились, как индры в Подземном мире, — произносит юноша на выдохе. Повернувшись, он дарит Ване свою широкую улыбку и говорит: — Я принёс кофе и пончиков!
Ваня что-то отвечает, но я на это внимания не обращаю. Звук его голоса всё равно до меня доносится как из трубы, приглушённо. А всё потому, что в голове звенит вакуум.
Я узнаю эти голубые глаза, эти алые губы, эту чёрную чёлку, спадающую на лоб. Последний раз, когда я видела его, я хотела его спасти. Сейчас же он совсем не похож на мученика.
Взгляд скользит к его шее и груди, но не находит злосчастного амулета.
— Эй, незнакомка, — мягко и как-то игриво произносит Влас.
Его взгляд задерживается на моём лице, а значит, он обращается ко мне.
Сладкая улыбка не сходит с его губ до самого момента, пока Влас не подходит совсем близко. Он упирается одной ладонью в стол, второй касается моей щеки. Я замираю, даже перестаю дышать.
Влас целует меня.
Прикосновение его губ отзывается миллионом поцелуев на моём теле. Они, эти поцелуи, делали лучше каждый мой день и ярче каждую мою ночь, они, словно шлейф дорогих духов, преследовали меня долгие месяцы без пауз и без возможности избавиться от них хоть на мгновенье.
Я не могу визуализировать ни один из них в своей памяти, но могу почувствовать каждый на своей коже.
— Влас? — я не могу сдержать удивления, стоит только Власу отстраниться от меня.
— А? — спрашивает он задорно.
Я протягиваю руку и касаюсь гладкой, нетронутой шрамами кожи на его шее и ключицах. Беру его ладони в свои, осматриваю и их. Затем подкатываю рукава его чёрной водолазки. Единственный шрам, ровную тёмную линию, которой перечёркнуты крошечные буквы, я нахожу на сгибе локтя.
— Они исчезли, — бормочу себе под нос.
Перед глазами возникает момент, который мы застали вместе с Лизой перед передачей Нитей Времени Власу в Огненных землях. Шрамы от заклинаний, словно жирные личинки, перемещались по коже юноши, вызывая у смотрящего лишь тошноту. Сейчас же кожа Власа белая и гладкая, девственно чистая.
— Только один шрам…
— Ты не хочешь, чтобы мне было больно от магии. Но в тот день мне было больно смотреть, как ты мучилась на больничной койке со сломанной в двух местах ногой и неугасаемым желанием сдать экзамены на вступление в оперативную команду этим же вечером и любой ценой. Так что мы засчитали друг другу ничью, и ты обещала никогда на меня за это не сердиться. Помнишь?
Нет.
— Точно, — произношу я.
Выпускаю руки Власа, встаю со стула. Всё вокруг замирает, и я, несмотря на то, что окружена людьми, чувствую себя одной в целой Вселенной.
Нужно найти Нину и Бена. Они должны понимать, что я сейчас чувствую.
Кажется, кто-то зовёт меня по имени, но я не оборачиваюсь, когда иду к выходу. Хорошо, что коридор, в который я попадаю, мне знаком; значит, штаб находится в том же здании. По лестнице пускаюсь бегом, до первого этажа три пролёта. Там, в большой прихожей, я останавливаюсь у фотографий, висящих на стене. Нахожу знакомые лица, и в груди разливается приятное тепло — если они есть на этих портретах, значит, они живы. Вот и Бен: прислонившись плечом к дверному косяку, он глядит в объектив, насупившись, но при этом улыбается. Чуть ниже нахожу портрет Дани и Вани. Ваня одет как хранитель, а Даня — как миротворец. И я думаю, что это не совпадение — Даня с нами, в штабе, он часть команды.
Я улыбаюсь. Это настоящее не так уж и плохо.
А вот и моё фото. На нём я не одна: меня к себе прижимает высокий молодой мужчина, напоминающий мне кого-то, но кого, я не могу понять, как внимательно не вглядываюсь. На фотографии, как и сейчас, на мне зелёный камуфляж, а на мужчине одежда свободного стиля. Значит, он не страж. Может, доброволец?
Ладно, все проблемы по очереди. Сначала нужно найти моих спутников в путешествии во времени.
Иду в тренировочный зал, но там пусто — нет никого, даже куратора. Тогда я складываю всё, что сказали Ваня и Влас, в одну картину и понимаю, что ещё раннее утро. А значит, Бена и Нину нужно искать в их комнатах. Приходится снова подниматься наверх.
 
Между комнатой «Альфы» и «Беты», Бена и Нины, я выбираю первую, как расположенную ближе к лестнице. Стучусь, но никто не предлагает мне войти. Тогда хватаюсь за ручку и тихонько толкаю дверь от себя. Заглядываю внутрь. Три кровати, всё как обычно. На одной из них лежит Марк. Видимо, спал парень беспокойно: одеяло валяется на полу, простыня сбита. Я даже не пытаюсь подавить улыбку; так рада видеть Марка здоровым! Вторая кровать пустует, и я бы сказала, что всё дело в присутствии Виолы сейчас в лаборатории хранителей, но не вижу никаких вещей ни на прикроватной тумбочке, ни на стуле, ни на полке. Эта кровать не имеет хозяина.
Скольжу взглядом к третьей кровати и…
— Слава? — еле разлепляя глаза, спрашивает Полина. Она натягивает одеяло до самого подбородка. — Что ты… который сейчас час? Мы всё проспали? Андрей!
Полина толкает того, кто лежит рядом и сопит лицом в подушку. Удивительно, как они вообще умудрились поместиться на полутораспальной кровати? Хотя… И думать об этом не желаю.
Вздрагивая всем телом и сразу вскакивая на ноги, Бен оказывается в вертикальном положении. Оглядывается по сторонам испуганно, и я прекрасно понимаю, почему — сейчас он впервые пришёл в себя.
Когда взгляд Бена находит мой, его лицо вытягивается. Я же, ощущая, как вспыхивают щёки, разворачиваюсь на пятках и вылетаю из комнаты.
— Слава! — кричит Бен за моей спиной. Вместе с моими звонкими шагами раздаются и его шлепки босыми ступнями по деревянному полу. Так как Бен из этой реальности только проснулся, на нём одно лишь бельё. — Стой!
Я замираю. Это так глупо! Я не должна бежать… Почему вообще мне сейчас больше всего на свете хочется убраться отсюда поскорее?
Я оборачиваюсь. Выдавливаю из себя улыбку, но она, должно быть, выходит паршивая. Да и Бен ей не верит — я вижу это по его грустным глазам. И чем дольше я смотрю в них, тем отчётливее понимаю, что не важно, с кем в постели он проснулся, главное, что он вообще проснулся.
— Я рада, что ты жив, — произношу я, возвращаясь на несколько шагов. — Думала, что больше никогда тебя не увижу.
— От меня не так просто избавиться, — отвечает Бен. Теперь его очередь подойти ближе. — Мы дома, коротышка, — добавляет Бен уже с улыбкой.
Облегчение накатывает короткой волной. Я смеюсь, Бен протягивает мне руку, и я хватаюсь за неё.
И вот я в его объятьях.
— Когда вы с Ниной исчезли в портале, я подумала, что всё кончено, — говорю я.
Обнажённая кожа Бена пышет жаром и пахнет женским парфюмом. Я не хочу размыкать объятья, а потому пытаюсь вдыхать ртом, чтобы не ощущать сладковатый аромат, принадлежащей той, которой в этом настоящем принадлежит сам Бен.
Я была права — мы не в порядке. И больше никогда не будем. Тот поцелуй, он… Нет, он ничего во мне не изменил, как и не изменил моего отношения к Бену. Он просто показал, что я действительно к нему чувствую.
— Ты не поверишь, кто меня спас, — Бен отстраняется. — Твой высокий друг миротворец. Родион. Он выводил людей из зала через портал в конюшню.
— В конюшню? — переспрашиваю я удивлённо.
Не может этого быть. Это я отправила Родю туда, и он закрыл за собой портал, а значит, обратно попасть в бальный зал не мог!
Или не закрыл, а мне лишь так показалось?
Как не пытаюсь вспомнить вид двери, через которую Нина вывела Бена, ничего не выходит. Мало того, любая попытка придать видениям из прошлого более чёткую форму приносит физическую боль. Мозг словно распухает, и ему становится тесно в черепе.
— Да, — подтверждает Бен. — Его миротворческие таланты очень пригодились, когда понадобилось остановить кровотечение и не дать мне умереть. Правда, я помню только, как он приложил к ране тряпку и сказал, что не даст мне умереть во что бы то ни стало, а затем я сразу проснулся здесь.
— Это из-за Нины: она разрезала твои Нити Времени. А когда вернулась ко мне, объяснила, что ты был совсем плох.