Так умирают короли (СИ)

- Помолитесь о ней, - глухо проговорил Робер, останавливаясь у дверей.
Доменик бросил на него неопределенный взгляд, но тут же отвернулся. А граф был слишком разбит, чтобы обратить внимание на этот пристальный, полыхнувший янтарем взор, в котором он мог найти слишком много ответов. Но еще больше – незаданных вопросов. За графом де Грессом закрылась дверь. Доменик остался один. Он точно знал, что в часовне никого, кроме крыс, мышей и старого ленивого кота, нет. Если не считать постамент с каменным саркофагом, достойным королевы. Его глаза скользили по белому мрамору. Он поправил сутану и наконец подошел.
Смерть преобразила молодую женщину. Исцелила темные круги под глазами. Только губы проступали черным сквозь краску, которой покрыли лицо, чтобы придать ему свежий вид. Масла и омовение практически уничтожили естественный запах тела, но вампир ощущал его. Остатки цветочного, переплетенные с мускусом. Он поднял руку и прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке. Холоднее льда.
Странно. Его разум был чист, а чувства кристально прозрачны. Если его и терзала боль, вампир не замечал. Он просто смотрел на тело так, как смотрят на красивую куклу. Так, как смотрел на тело Жанны. Осознание придет позже. Когда уляжется шок. Когда ее предадут земле. Неужели ничего нельзя исправить?
Доменик обошел саркофаг, делая вид, что читает молитву, а на самом деле разминая внезапно затекшие члены. Перед мысленным взором проносились их встречи. Он помнил непостижимый вкус счастья, которое Шарлотта ему подарила. Он помнил, как стремился к ней. Пару раз срывался на встречу. И все же недостаточно часто! Он мог поселить ее во дворце, но не стал этого делать. Не решился? Не посчитал нужным? Он всегда был сначала правителем, а потом - человеком.
Но теперь он и не человек. Значит, может быть, есть решение? Юлиан рассказывал о том, что кровь вампира способна исцелять. И что некоторые темные существа умеют даже возвращать с того света. Может быть, есть шанс? Он вернулся к изголовью саркофага и заглянул в мраморное лицо женщины. Достал маленький кинжал из складок сутаны. Провел им по запястью и позволил нескольким каплям упасть на губы покойницы. Капли алели, резко выделяясь на фоне белой кожи даже в потемках церкви. Через некоторое время они скатились меж губами, будто выпитые кем-то. Еще через пару минут исчезли и следы крови. Доменику показалось, что девушка вздохнула, но это лишь легкий ветерок и танцующее пламя свечей. Он повторил было попытку. Что-то явно произошло. Может, недостаточно сил?
Он приложил запястье к ее губам, чувствуя, как вместе с драгоценными каплями крови вытекает из него сила. Отдернул руку – лицо Шарлотты опаляло холодом. Кровь точно также впиталась в тело и исчезла, не принеся с собой ничего. Ничего, кроме страшного головокружения. Доменик сел у саркофага, только сейчас окончательно понимая, что все это проделал зря. Зря потратил силы. Зря сюда пришел. Филипп в глубине его сердца оцепенел от боли. Вампир – от усталости. Шарлотта умерла. И он точно знал, как. Ее убили. Но кому могла помешать графиня, светлое и чистое существо? О ее связи с Филиппом никто не знал. А если бы и знал – направил бы удар в первую очередь на Шарля, потому что он мог претендовать на трон, если цепочка фатальных смертей продлится. Кто-то из любовниц Робера?
В этом надо разобраться. Яд легко достать. И даже Филипп знал по именам многих кудесниц, в том числе и представительниц власти, обожающих игру со смертью. Пора отравлений в Париже. Сначала Людовик (почему-то слухи о его неестественной смерти казались ему правдой), теперь - Шарлотта де Гресс. Кто следующий? Чья еще жизнь оборвется этим летом? Чья судьба будет перечеркнута?
Доменик встал и посмотрел на Шарлотту. Наклонился к ней. И неожиданно для самого себя прикоснулся губами ко рту, будто желая вдохнуть в нее жизнь.
- Спи, душа моя. Филипп будет помнить о тебе. И будет всегда тебя любить. Обещаю.
***
Он дочитал свои молитвы, старательно изображая монаха. Неожиданно молчаливый доминиканец, от которого буквально веяло сдерживаемой силой, помог Роберу прийти в себя. Граф наблюдал за монахом, прикрыв глаза. Смотреть на него, лишь бы не в лицо жены. Кажется, она еще похорошела за те несколько часов, что здесь лежит.
 
Виконт де Гресс наблюдал за отцом и за монахом, сторонясь первого и ловя взгляд второго. Шарль, слишком спокойный для ребенка пятилетний мальчик, держался, как принц. Его глаза были сухи, но влажный взгляд выдавал недавние слезы. Доменик невольно ловил его лицо в толпе. Маленький мальчик – вот и все, что осталось от былой любви. Ребенок, который никогда не узнает своего истинного отца. А если узнает – не поверит и не сможет поговорить с ним. Тайна его рождения будет сохранена самым надежным из хранителей – Смертью. Даже в том случае, если смерть всего лишь начало новой жизни.
Доменик вел службу, благодаря небеса за то, что король обязан был присутствовать на мессах – он знал любую наизусть. А теперь легко интонировал, больше наблюдая за собравшимися, чем обращаясь к богу. Граф де Гресс был чернее тучи. Двое его сыновей старательно избегали кормилиц и нянек. Родственники, немногочисленные друзья. Робер никого не подпускал близко.
После похорон всех пригласили за стол, но монах отказался, сославшись на данный обет. Он остался рядом с часовней, сел на скамью и укутался в плащ с головы до ног. Робер приказал принести ему еды и вина и с поклоном удалился.
В доме вели разговоры о политике. Доменик слышал каждое слово, хотя и не прислушивался, оглушенный пережитым.
Карл Валуа, воспользовавшись скоропостижной смертью Людовика и отсутствием Филиппа Пуатье, который находился в Лионе, объявил себя регентом. Эта новость заставила вынырнуть из тяжких дум и удивленно оглядеться. Валуа всегда стремился к власти. И 29 лет правления Филиппа IV Красивого стали для него сущим испытанием. И как удачно Филипп Пуатье оказался в Лионе. Кто-то рассказал, что Филипп уехал некоторое время назад – брат с подачи Валуа приказал ему разобраться наконец с папой, которого никак не могли выбрать. Кардиналы помнили то, в какое положение их поставил в свое время Железный король[3], и всеми силами упирались, не желая выбирать угодного любой из участвующих сторон Папу. Графу Пуатье предстояло решить сумасшедше сложную задачу. Интересно, он бросит все на полпути или же доведет начатое до конца, а только потом вернется в Париж? Впервые в истории над французским престолом нависла неопределенность. Впервые в истории не было прямого наследника. Королева Клеменция ждала ребенка, но одному лишь богу было известно, родится мальчик или девочка. И в любом случае бразды правления в свои руки должен был взять регент. И кто им будет?
- Спасибо, что проводили маму.
Доменик вздрогнул. Он слишком глубоко ушел в себя и не заметил, как к нему подошел Шарль. Мальчик улизнул от нянек, движимый любопытством или чутьем. Что порою одно и то же.
- Это мой долг, дитя.
Монах мог пренебрегать титулами. Монах-доминиканец - тем более.
- Я раньше вас не видел.
- Я и не бывал до нынешнего скорбного дня в доме графа.
- Вы кажетесь мне знакомым, - обронил ребенок, будто не слыша ответа. Его пронзительно-голубые глаза смотрели на Доменика, а тот с ужасом узнавал в этом еще совсем детском лице уже вполне ясно определяющиеся черты Филиппа Красивого. Те, кто знал короля и увидят мальчика, не смогут не заметить сходства. Это сулит неприятности, либо славу. В зависимости от того, кто и когда его увидит. И кто будет на троне в этот момент. Пока что незаконнорожденный сын короля никому не был способен помешать. Тем более, после смерти венценосного отца.
- Почему вы молчите? – задал вопрос мальчик, приближаясь. – Почему умерла мама?
- Господь призвал ее к себе, как призывает всякого. В свое время.
«Только к моей смерти руку он не приложил», - подумалось Доменику, который всегда относился к религии натянуто и привык использовать ее адептов во благо светской власти.