Ливонское наследие (СИ)
— Вино местное, мой принц, — негромко произнес Регенбах. — Намного хуже, чем с ваших виноградников в Гольштейне, но здесь в курляндских монастырях, только твои монахи ухитряются выращивать виноград. И груши с яблоками у них самые лучшие.
— Однако, — мотнул головой Магнус, но тут же вспомнил, что резкое похолодание грянет через сорок лет и приведет к неурожаю и чудовищному голоду. На Москве начнется великая Смута, царя Бориса Годунова отравят, и на престол взойдет Лжедмитрий. В европейских странах будет не лучше — голод, мятежи и мор. Виноградники вымерзнут напрочь по всей северной Европе, а ведь они были даже в Англии и Дании. И оказывается в южной Курляндии тоже, что удивительно — о таком не знал. Но это похолодание будет тогда, когда ему самому исполнится шестьдесят лет — дожить бы до такого возраста, ведь настоящий принц, первый и единственный в истории король Ливонии, умер в сорок два года. Вроде мало, но по этим временам редко кто перешагивал через полувековой рубеж.
— Помоги открыть окно, Иоганн! Надо убрать ставень! Хочу посмотреть море, да и проветрить — а то копоть вокруг летает.
Просьбу сюзерена комтур выполнил немедленно, даже слугу звать не стал — просто снял из пазов дощатый щиток и приставил его к стене. Магнус выглянул в окно — навалился грудью на холодный камень бойницы. И увидел море, оно было бескрайнее, подсвеченное розовым цветом — начинался рассвет. И машинально отметил с улыбкой — хорошая примета, и не одна — море было спокойным, волны лениво ходили.
— Это мой первый день здесь, и надеюсь, не последний, — негромко произнес старый эстонец в теле молодого датского принца — вряд ли его мог услышать комтур, но говорить о своих планах никогда не любил. Да и зачем пустые разговоры, если надо просто делать.
Магнус был действительно в Курессаре, хотя так, понятное дело, городок сейчас не называли. Замок Аренсбург — «Орлиное гнездо», как шутили, оказался тем, чем ему и положено быть в этом времени — средневековым, без всяких бастионов, что должны возвести шведы через столетие. Точно таким, каким его он увидел на рисунке из 15-го века, когда его осаждали во время междоусобной войны. На небольшом отдалении от цитадели стояла лишь невысокая каменная стена, и были видны за ней железные шлемы ландскнехтов, что прохаживались патрулем.
— Комтур, скоро пробьет колокол к молитве — сопроводи меня в церковь. А потом мы объедем город, и я встречусь с кастеляном и советником. Дел у нас много, и их нужно решать, а вот времени очень мало. А потому не будем откладывать на потом…
Глава 4
— Ваша светлость, покойный король Христиан в прошлом году отправил к московитскому царю посольство, а именно рыцарей Клауса Ура и Петера Бильде, с ними докторов и дворян. Однако ваш царственный отец умер, и ваш брат, король Фредерик велел посольству продолжать путь в Москву, но по пути посетить Ревель. Там датских посланников встретили восторженно, и епископ ревельский предложил взять его епархию под датское покровительство, как те епископства, которые получили вы от брата…
— Продать, короче, будем называть вещи своими именами, — глаза молодого герцога недобро сверкнули, и Христиан Шрепфер, советник и духовник его светлости, почувствовал себя очень неуютно. Христиан просто не узнавал своего воспитанника — нет, это был именно он, вот только стоило прибыть вчера на Эзель, и провести ночь в замке, как Магнус разительно изменился — и в разговоре, и поведении, и в манерах. И это было всеми замечено — настолько это бросалось в глаза.
Что стало этому причиной, никто не понимал, но с утра стали ходить осторожные разговоры, что ночью молодому герцогу было видение, которое его сильно поразило, и якобы он получил какое-то откровение. Но тут все боялись даже обсуждать — юный повеса, ищущий развлечений, превратился в старого ханжу с очень недобрым взглядом. Охрана была удвоена, и теперь за ним как тень постоянно ходил Регенбах. А этому предводителю наемников убить человека что высморкаться, не то, что гофлейты, даже ландскнехты его боялись — дисциплину среди своего воинства он навел суровую.
— Да, продать, ваша светлость, за двадцать три тысячи полновесных талеров, — тихо произнес советник. — Сумма большая, но ваш царственный брат ее выделил, и теперь нужно лишь отдать деньги и получить грамоту о сделке, которая будет оформлена в виде покровительства. Епископ Мориц фон Врангель получит от вашей светлости выкуп…
— Он получит от меня дырку от бублика, от мертвого осла уши, и от жилетки рукава!
От резко произнесенных герцогом слов советник вздрогнул, поначалу он не понял смысл идиомы, но сам тон говорил о ее сути. Магнус отвергал предварительные договоренности, причем наотрез.
— Зачем покупать лестницу, чтобы собрать ведро зеленых яблок? Лучше подождать пока плоды созреют и хорошо тряхнуть яблоню, чтобы осыпался весь урожай на землю! Зачем выбрасывать деньги на ветер?!
Шрепфер потрясенно уставился на юного принца, хотел возразить, что купчая дает датскому принцу неотчуждаемые права, как тот тем же сварливым и жестким тоном объяснил свои взгляды.
— Ревельское епископство неизбежно втянет меня в войну с московским царем! Кто-то решил воспользоваться моей молодостью и сделать меня игрушкой своих планов?! Этого не выйдет! У тебя ведь есть списки с грамоты, что отправил царь Иоанн моему брату?
— Да, ваша светлость, — возражать такому принцу Шрепфер не осмелился. На Магнусе надета строгая черная одежда, почти такая же, как носил прежний епископ, но без серебряного шитья и украшений, даже воротник не кружевной, а из белого полотна. На груди пастырский крест, но на поясе кинжал, хотя привычного меча уже не имелось — прелаты не имеют права на такое оружие. Взгляд недобрый, губы сжаты в ожидании, и советник низко поклонился, помимо своей воли. Дрожащей рукой открыл шкатулку и достал две грамоты, увитые шнурками с печатями — немые свидетельства что списки сделаны с соблюдением всех формальностей и засвидетельствованы должным образом королевскими архивариусами.
— Ваш отец и брат просили у царя одного — чтобы он не ходил войной в северные земли эстов, принадлежащие Ливонскому ордену, потому что когда-то они принадлежали Датскому королевству, которое теперь вознамерилось вернуть их обратно под свой скипетр.
— Весьма шаткое доказательство — наше королевство отдало их крестоносцам триста лет тому назад. Так что право первого обладателя можно легко оспорить, слишком шаткий довод.
— Московитский царь о том и отписал, ваша светлость.
— Читай царскую грамоту, мне интересно, что в ней написано, — Магнус откинулся на спинку высокого кресла и прикрыл глаза. Советник вздрогнул — черная одежда сильно состарила молодого человека, добавив ему добрый десяток лет, но Шрепферу на секунду показалось, что перед ним сидит старик с глазами много чего повидавшего в своей жизни.
Советник размотал шнурок, и, откашлявшись, принялся негромко читать текст царского послания:
Мы короля от своей любви не отставим; как ему пригоже быть с нами в союзном приятельстве, так мы его с собою в союзном приятельстве и любви учинить хотим. Тому уже шестьсот лет, как великий государь русский Георгий Владимирович, называемый Ярославом, взял землю ливонскую всю и в свое имя поставил город Юрьев, в Риге и Колыване дворы русские поставил и на всех ливонских людей дани наложил. После, вследствие некоторых невзгод, тайно от наших прародителей, взяли было они из королевства датского двух королевичей; но наши прародители за то на ливонских людей гнев положили, многих огню и мечу предали, а тех королевичей датских из своей ливонской земли вон выслали. Так Фридрих король в наш город Колыван не вступался бы.
— Когда русские владели этими землями, о самом граде Москва еще никто и не слышал — о нем первое упоминание в летописях только спустя столетие будет. И не шестьсот лет, а пятьсот тридцать, да и земли эти полностью утратили как данников три с половиной века тому назад — доводы очень шаткие. Но верные, если на их сторону меч бросить!