Последний натиск на восток ч. 2 (СИ)
— Спасибо тебе, добрый человек, — поклонился Вацлав. — А что, соседние владыки еще не приехали? А то нам и места для ночлега не достанется.
— Да, — стражник нахмурил лоб в умственном усилии. — Поспешить вам надо. Скоро тут не протолкнуться будет.
Воины переглянулись и пошли в том направлении, куда показал им стражник. Кучка раскрасневшихся мальцов с задорными воплями лепила снежную бабу, и с не меньшим задором потом валяла ее, чтобы тут же начать лепить ее снова. Много у детишек стало дурной силы, не хотят больше в едком избяном дыму сидеть, прижавшись друг к другу тощими синеватыми тельцами. Все же сытая жизнь, порожденная изобилием соли и рыбы, добралась и сюда. А вот и дом, на который показали мальцы. Вацлав решительно постучал в дверь.
— Чего тебе? — на него удивленно посмотрела крепкая еще баба слегка за сорок с изможденным лицом. У рта ее залегли горькие складки. Это и была Елка, вдова местного кузнеца. Он недавно от простуды сгорел, а вдове нужно теперь в лесную весь перебираться. Там мужнин брат живет. Она за него теперь пойдет, по обычаю. Об этом тоже поведали дети, наперебой тыча пальцами в сторону ее дома.
— Мне бы пожить недолго, почтенная, — вежливо сказал Вацлав. — Плачу солью.
— А что платишь? — вскинулась тетка.
— Фунт соли в день, — улыбнулся Вацлав.
— Да по мне, хоть век тут живи! — не на шутку обрадовалась Елка, впуская в дом мужиков.
— Трое нас, матушка, тесно тут будет, — прозрачно намекнул Вацлав, выкладывая на стол монеты из соли, одну за другой. Тридцать штук. — У нас один храпит так, что крыша трясется, второй бывает во хмелю буен. Давай я тебе за месяц сразу заплачу, а ты пока у родни погостишь. Я могу и раньше уехать. Обоза ждем.
— Да! — жадно впилась в соль тетка. Для нее это было богатство немыслимое. — Я поживу пока у родни. Тут все одно брать нечего, все добро к мужниному брату увезла. Дом только по пьяному делу не спалите.
— Да что ты, матушка, — серьезно посмотрел на нее Вацлав и располагающе улыбнулся. — Да всеми богами тебе клянусь. Все в целости будет! Мы тут даже битого горшка не тронем.
Обрадованная тетка с мешком соли ушла к родне, а воины подкинули дров в очаг и растянулись на лежанке. Им теперь остается только ждать. Владыки прибудут со дня на день.
* * *Вагры, варны, смолинцы, бодричи, руяне, гаволяне, древане, моричане, ратари, доленчане, хижане, черезеняне… Владыки всех окрестных племен съехались на большой пир к Прибыславу, чтобы в последний раз обсудить то, о чем уже было говорено с глазу на глаз. Сегодня все владыки свое решение клятвой скрепят на капище у истуканов богов Перуна, Сварожича, Прове и Святовида, почитаемого на самом севере словенских земель. А пока, как и водится в таких случаях — пир. Ну, кто же на трезвую голову решится пойти войной на самого сильного владыку в словенских землях.
— Владыки! Поднимаю чашу за нашу будущую победу! — встал Прибыслав, на шее которого висело крученое золотое ожерелье толщиной в два пальца. — Король франков Дагоберт войной пойдет на Новгород, а с ним герцог алеманнов Хродоберт, герцоги Нейстрии и Австразии числом два десятка. Патриций Виллебад приведет войско из Бургундии. А с юга двинется король лангобардов со своими герцогами. Раздавят новгородского князька, как лягушку поганую! Разжирел купчишка без меры. Надо ему место указать!
— За победу! — подняли чаши владыки. — Отродясь такие силы в поход не шли вместе. Да чтобы франки заодно с лангобардами были! Да ни в жисть не бывало такого! Они ж враги самые лютые!
Над столом, уставленным кушаньями, повисло глубокомысленное молчание. Два десятка челюстей крошило кости и пережевывало жесткое звериное мясо. Тут не было разносолов, как у зажравшегося новгородского князька. Тут сидели люди простые, в грубых рубахах из льна и шерсти, и в кожаных поршнях, надетых на обмотанные тряпками ноги. Суровая и небогатая жизнь была в северных землях, и люди там жили сильные и отважные, не боящиеся мороза, человека или зверя. Каждый из них не раз брал на копье медведя и кабана, в отличие от спесивого новгородца, который охоту, по слухам, не жаловал. Трус, не иначе! Ну, а с богатого труса как свое не получить! Эту несложную истину и донес до присутствующих владыка Прибыслав за те месяцы, что объезжал своих соседей. Не сильно-то они рвались в этот поход, но теперь, впечатленные тем войском, что идет на Словению, владыки лишились последних сомнений. Не было силы, чтобы устояли перед объединенной мощью германских королей. Такого себе и представить никто не мог.
— Это ж сколько воинов в поход пойдет? — почесал лохматую башку владыка ратарей. — Много, небось?
— Сто тыщ! — явно рисуясь, ответил Прибыслав.
— Да врешь! — ахнули владыки, для понимания которых эта цифра была недоступна. В их жизни не было ничего, что такими величинами можно было бы измерить. — А сто тыщ, это сколько?
— Как песка на морском берегу, вот сколько, — со знанием дела ответил Прибыслав. — И даже больше. Мне в том королевский граф Сихарий своим распятым богом поклялся.
— Ну, раз поклялся, значит, так оно и есть, — согласно покивали головами владыки. — Не будет он врать, коли так. Бог накажет его.
— Выпьем владыки! — снова поднял чашу Прибыслав. — Вино из самой Бургундии. У меня его теперь много. А скоро и у вас много будет. Его не надо, как мед, сорок лет ждать. Его сюда теперь каждое лето возить будут!
Владыки с радостным гулом сдвинули чаши и влили в себя еще по кубку. Раз вина много, так чего его жалеть. Затуманенный разум — лучшее лекарство от суровой беспросветной жизни.
* * *Лучин спал, и лишь терем владыки гудел, словно пчелиный улей. Владыки, дорвавшиеся до бесконечного количества вина, и не думали успокаиваться. То один, то другой выходил на улицу, чтобы сунуть два пальца в рот, опорожнить переполненное брюхо и вновь продолжить пировать. Еды было еще много, а вина еще больше. И позор великий будет гостям, если уедут с такого богатого пира, не съев и не выпив все без остатка.
— Пошли, что ли, старшой? — поднялся с лежанки Неждан. — Ночь упала. На улице, хоть глаз коли. Не видать ничего.
— Пошли, — согласился Вацлав, и сунул ноги в теплые туфли из козьей шкуры мехом внутрь. Их сейчас в Новгороде стали шить, укрепляя снизу подошвой из воловьей шкуры. И даже каблук небольшой на них был приделан рыбьим клеем, специально, чтобы в стремени нога не застряла. Ох, и хороша обувка стала, не то, что раньше! А что стоит дорого, так не дороже ног. Великое множество людей сгорело от того, что обморозили ступни в лютую зиму. Черная гниль поднималась потом вверх по ноге, убивая огненной лихоманкой незадачливого охотника или купца. Нет, для воина обувка и портянки — первейшее дело! Эти самые портянки из толстой ткани лично князь научил всех на ноги вертеть! Сколько воинов с тех пор хорошая обувь сберегла в походах, и не сосчитать!
Ночь и, впрямь, была безлунной, густо-черной, беспросветной, морозной. Воины, матерясь негромко, расположились в двадцати шагах от терема, благо до караула в этих землях еще никто не додумался. Ну, если бы и додумался, то как ты знатного воина, у которого собственный меч и шлем есть, поставишь на морозе чужой пир сторожить. Это же позор великий! Воины дружины вместе с владыкой пируют.
Не тот… Не тот… Не тот… Один за другим выходили гости на двор, чтобы облегчиться прямо тут же, а потом снова уходили в дом. Гости к образчику высокой столичной культуры, что стоял неподалеку, приучены не были.
— Он! — ткнул Вацлав в одинокую фигуру, которая, покачиваясь, пошла в сторону нужника. Прибыслав на ходу развязал завязки на штанах и встал в двух шагах от того места, куда направлялся. Не дотерпел, видимо. К нему скользнули три быстрые фигуры.
— Его светлость князь Самослав Бериславич кланяться велел! — ласково улыбнулся Прибыславу Вацлав и коротким ударом опрокинул пьяненького владыку на снег. — Неждан, ты там как? Сделал, что нужно?