Ночники

    - Ещё чаю?
    Кирилл мотает головой.
    - Я думал, может это вы запустили в головы папы и мамы рыбок. Но у вас тоже есть Ночники, я вижу их, и теперь я понял, что вы не злая.
    - Вот уж спасибо. А кто такие ночники?
    - Они приходят из подкроватя. Сначала тебе снятся, а когда ты просыпаешься, они вылезают за тобой следом.
    - Правда? И что же они делают?
    Тётя задумчиво оглядывается, обшаривает взглядом комнату. Зонт висит на прежнем месте, выставил из складок материала нос и подбородок, но взгляд скользит равнодушный, невидящий.
    - Я сам точно не знаю. Охраняют, наверное, или как-то помогают. А ещё я люблю с ними играть. А вы о них не знаете?
    - Не-а.
    Как же так? - думает Кирюша, - Ведь у неё нет рыбок в голове. У неё самый чистый взгляд из всех, что он видел у Большишей.
    Она размышляет. Раскачивается из стороны в сторону, ерошит себе волосы.
    - Извини, пожалуйста, но я закурю.
    Сигареты у неё не как у папы, тоненькие, пахнут вишней. Пальцы плывут ко рту, и на фильтре остаются алые пятна от помады. Кирюше даже нравится этот запах, он кажется не злым, как от папиных сигарет, а просто очень ворчливым. Кирилл выставляет вперёд ладошку, пытается почесать дымного вертляка, и он, ворочая за собой длинный хвост, довольно урчит.
    Тётя смотрит на него сквозь облачко дыма, голова её кажется солнышком, таким, которое Кирюша видел в деревне над рекой. Тогда стоял туман, и везде, даже между лучами солнца, прятались смешные комки влаги.
    - Иногда я их чувствую. Я живу одна, как ты видишь, у меня нет ни мужа, ни мамы с папой. Но я никогда не ощущаю одиночества. За мной словно бы всё время кто-то наблюдает. Иногда с подоконника, иногда из темноты под лестницей. И знаешь, тогда я чувствую себя спокойно, как будто под присмотром. Это очень приятно.
    Она улыбается, и дымный вертляк трётся своей серой шёрсткой об её щёку. Зубы у неё красивые, крупные и похожи на маленькие ледышки.
    Кирилл важно кивает:
    - Такие ночники есть у всех малышей. И почему-то у вас, хотя вы уже большая. Вообще, Большиши, взрослые, много чего не видят. Вертляков они не видят никаких. И апельсиновых искорок. И того, что денежки, которые они кладут в карман, живые и могут разговаривать.
    - Меня твой батя так и не услышал, хотя я орал ему в оба уха, - хмуро говорит голос в наушнике.
    - Не слышат моего Друга из музыкальной штучки, - послушно прибавляет Кирилл. Медлит секунду, потом приближает к ней лицо и говорит еле слышным шёпотом: - У тебя в волосах запуталось солнце. Только не стряхивай его! Ему нравится в твоих волосах, и оно прячется туда ночью. Оно просило меня не говорить, но я тихо-тихо... и ты сделай вид, что ничего не знаешь.
 
    Она улыбается, многозначительно кивает.
    - Знаешь, что я тебе скажу. Сейчас ты видишь все эти чудесные вещи. Но рано или поздно они будут прятаться от тебя всё глубже. Все эти вещи, которые не видят взрослые и видят дети, они будут становиться для тебя всё менее и менее значительными. В твою жизнь ворвётся множество других вещей, будет вытеснять эти невидимые мелочи из твоей головы, пытаться залить их водой, вырастить там морскую траву. Понимаешь? Но не забывай, что они есть. Ни на минуту не забывай.
    В дверь громко стучат и женщина вздрагивает.
    - Сейчас ты поймёшь, что твои родители состоят не только из зелёной воды. В них есть то же, что есть в тебе, просто оно уже погрузилось настолько глубоко в ил, что так сразу не заметишь. Каждый день вспоминай, что это есть в каждом человеке, и ни на секунду не забывай, что оно есть в тебе. Оно тушит сигарету в пепельнице и кричит:
    - Открыто! Дёргайте дверь сильнее.
    В комнату вбегает мама.
    - Милый мой, - всхлипывает она, присаживается на корточки и прижимает к себе.
    Кирилл изворачивается, поднимает голову. Заглядывает ей в глаза и больше не видит там ни зелени, ни рыбок. Обыкновенные испуганные глаза, карие и влажные, словно их только что намочило дождём. Волна облегчения накрывает его, подобно пуховому одеялу, и он снова утыкается носом ей в грудь. В глазах влага, на губах ощущается вкус соли, и он понимает, что разрыдался. Как маленький. Кирилл чувствует на голове большую и тёплую руку отца. Он не видит его глаз, но знает, что рыбки ушли и из них.
    - Вы закрываете на ночь окна? - слышит Кирилл голос тети.
    - Нет, - отвечает мама. - О господи, сейчас нет. Жарко же...
    - Наверное, спросонья вывалился в окно. С ними такое бывает, проснутся почему-то и куда-то идут. Деловые. В таком возрасте они ещё не совсем отличают сон от яви - особенно если только что проснулись. Закрывайте окошко, оставляйте только форточку. И приглядывайте за ним. Он славный малыш.
    - Спасибо вам, - говорит мама.
    Кирилл идёт, не отрывая зарёванного лица от маминой юбки, идёт вслепую, ощущая под ногами сначала скользкий линолеум, потом траву и кочки, а потом земля уходит из под ног, и вот уже он на шее у папы.
    - Если хочешь, я тебе спою, - говорит Друг. Кирилл про него совсем забыл, один проводок болтается где-то внизу, другой по-прежнему в ухе, и голос Друга звучит совсем тихо.
 
    - Да, - мычит Кирилл. Лицо обдувает тёплый ночной ветер, шевелит волосы, а вокруг жужжат насекомые.
    Что-то щёлкает там, в ушах, сквозь странный шум к сердцу поднимается музыка. Он уже слышал такую раньше - папа включает её иногда после работы. Рваный электрический шум карябает уши, но вот голос Друга, мощный, он с упоением выжимает из себя чужие, незнакомые слова. В этот раз он звучит в записи, и Кирюша вдруг понимает, что разговаривать с Другом, как прежде, он уже не будет никогда. Этот голос пропадёт, как пропадёт постепенно дар видеть Ночников, слушать голос снега и разговаривать с камнями.