Муж в наказание-2. Свобода любой ценой (СИ)

— Дорогой, ты же понимаешь, что мы не можем оставить Диану с новорожденным на руках? — доходит до моего слуха её жалостливый шёпот.
— Понимаю. Но ты ведь так мечтала о медовом месяце. Мне было бы стыдно в который раз ставить тебя перед фактом. 
— Я мечтала, да... Мечтала и ещё помечтаю, раз такое дело. В конце концов, мечтать не вредно для здоровья.
— Ребят, не нужно из-за меня нарушать свои планы! — мотаю головой в протесте, чувствуя себя виноватой перед ними. — Вы ставите меня в неловкое положение. Мне совсем не хочется обременять вас своими проблемами. Я справлюсь. Правда!
— Глупости! Разве это можно назвать проблемой? Мне только в радость понянчиться с крестником, — закатывая глаза, Ана отмахивается от меня, затем с любовью смотрит на своего супруга, расплываясь в таинственной улыбке. — К тому же это опыт. Он мне нисколько не помешает. Тебе, кстати, тоже!
Щёки Анастасии вспыхивают ярким румянцем. Она кокетливо закусывает нижнюю губу и руками обвивает могучую шею своего мужа. Тянется к нему губами, поцелуй на небритой щеке оставляет, заставив меня на миг отвести взгляд в сторону.
Это так мило... Это настолько интимный момент, что у меня появляется желание оставить их наедине на часок-другой.
— Ты это к чему сейчас сказала? — глаза Шаха подозрительно бегают по лицу своей ненаглядной, медленно спускаются ниже.
— А ты подумай хорошенечко, — она выдерживает многозначительную паузу, нарочно испытывает его терпение. Приподнявшись на цыпочках, она произносит тихо на ухо: — Папочка...
Я заливаюсь краской смущения, поскольку стала невольной свидетельницей такого трогательного момента, который Анастасия должна была разделить с Шахом. Без посторонних. Но в то же время меня переполняет чувство радости за этих влюблённых голубков. Мои щёки вот-вот треснут от широченной улыбки.
А вот Шах, кажется, так и не понял своего счастья, исходя из его ничего не выражающей физиономии.
— Подожди-ка... Что-то я не соображаю ни черта, — моргнув, он замирает на секунду. Пошатывается взад-вперёд, словно сейчас рухнет в обморок, потирает лоб, а потом внезапно привлекает Анастасию к себе. — Ты что, беременна? — спрашивает он, на что та с озорной улыбкой на лице утвердительно мотает головой.
— А ты думал, меня так распирает от любви к тебе? — обводит она свой пока ещё плоский живот. — Нет, конечно, я люблю тебя, но килограммы я набираю совсем по другой причине.
— Охренеть, — выдыхает Шах по слогам и, стиснув Ану, закручивает вокруг себя. — Беременная! Вот уж не ожидал!
 — Тише, ребёнка разбудишь, — в шутку отчитывает она папашу, до конца неверящему своему счастью.
Довольный Шах ставит Ану на пол, изображает жест, словно он закрыл рот на замок. Он делает пару шагов в сторону кровати и склоняется над моим сыном. Я замечаю в его взгляде что-то тёплое. Он с трепетом разглядывает малыша, еле сдерживая эмоции, и снова заключает свою жену в объятия, грозясь её раздавить.
— Поздравляю вас. Это такое счастье, — отзываюсь я, смахивая с глаз слёзы умиления, Шах с благодарностью кивает.
— Я украду ненадолго Анастасию. Ты же посидишь здесь одна? — тараторит счастливый Шах, обращаясь ко мне.
— Да, конечно! Прогуляйтесь. Я постараюсь немного вздремнуть.
Анастасия выпутывается из объятий своего мужа. С комода она берёт телефон и передаёт его мне.
— Если вдруг что-то понадобится, пиши на последний номер. Отдыхай и подумай над именем.
Проводив влюблённую парочку, я остаюсь в каюте совсем одна.
Хотя, почему одна? Я уже не одна и больше никогда одной не буду.
У меня теперь есть сын. Тот человечек, ради которого хочется жить, навсегда позабыв о прошлом. С которым моя жизнь круто изменится. Прошло всего ничего, а я уже замечаю, как моя блёклая жизнь меняется. Она раскрашивается, по капле наполняется яркими красками. Отныне в ней не будет тёмных дней. Не будет боли и страданий. В ней не будет места для уныния и разочарований.
— Ну, дружок, и как мне тебя назвать? — залюбовавшись на спящего сына, я мысленно перебираю мужские имена.
 
Если бы Эмир был рядом, он помог бы мне с этим нелёгким делом. Я прислушалась бы к нему и наверное приняла любой его выбор.
Мне не хватает его. Невыносимо. Предчувствие, что с ним случилось что-то страшное, не покидает меня, хоть ты тресни. Оно не позволяет мне сомкнуть глаз.
Мне нужно набраться сил, в первую очередь ради ребёнка, а я физически не могу этого сделать. Неоткуда брать сил. Ресурсы исчерпаны.
Стоит только закрыть глаза, как Эмир появляется передо мной посреди разбушевавшейся стихии. Зловещие волны, напоминающие острые хребты, становятся его единственным противником. Он из последних сил борется с ними, отбивается, но раз за разом безжалостные волны оказываются сильнее него. Они окружают его со всех сторон и набрасываются. Беспощадно атакуют, накрывая собой с головой, пока не закручивают в толще. Больше Эмиру ничего не остаётся. За жизнь не ухватиться. Лёгкие полностью наполняются водой и в конечном счёте его тело медленно погружается на дно, а душа стремительно отправляется к небу. С морем Эмир становится одним целым.
Резко распахиваю глаза. 
Каюта уже залита приятным вечерним солнцем, пробирающимся сквозь полупрозрачную занавеску. Сын по-прежнему спит.
Это всего лишь сон, — успокаиваю я себя в мыслях, жадно хватая ртом воздух.
Аккуратно приподнимаюсь с кровати. Завернувшись в халат, я подхожу к панорамному окну, сдвигаю занавеску в сторону.
Впереди открывается вид на бескрайнее море, раскинувшиеся на многие километры, а над ним светит ласковое солнце. Оно бросает свои лучи на водную гладь, превращая море в драгоценное переливающееся полотно.
Каким бы море ни было сейчас спокойным, оно беспощадно. Оно не оставляет шансов.
Стук в дверь. На звук я резко разворачиваюсь. Сердце начинает трепыхаться в груди, когда я вижу в дверях Анастасию, прижимающую к себе упаковку подгузников и банку с молочной смесью.
По всей видимости, они были на суше. Может, там им удалось что-то разузнать...
С поникшими плечами, Ана входит в каюту, кладёт подгузники со смесью на журнальный столик, временно превратившийся в пеленальный.  
В глазах её я замечаю запрятавшуюся тревогу. От былого счастья не осталось и следа.
— Присядь, пожалуйста, — произносит она глуховато и ноги мои сами подкашиваются.
Я падаю на кровать, Ана присаживается рядом.
— Вы что-то узнали, да? — спрашиваю я дрогнувшим голосом, к горлу моментально подкатывает горечь.
— Во-первых, не нужно делать поспешных выводов. Тебе сейчас необходимо думать только о ребёнке и ни о ком...
— Что с Эмиром? Говори уже! — требовательно спрашиваю, перебивая её.
— Неизвестно, — вздыхает она, боясь посмотреть на меня. — Его тело водолазы пока что не нашли, а это уже хороший сигнал.
Пока что... Это только пока...
Жгучий холод продирает мою кожу, вонзается ржавыми иглами в неё и дерёт изнутри. Страшные картинки из сна снова мелькают перед глазами, возвращая сознание в темноту.
— Значит, его вертолёт всё-таки рухнул в море... — кое-как проговариваю я сама себе, неотрывно глядя в одну точку. — А море беспощадно. Оно не оставило бы Эмиру шансов...
Анастасия кладёт руку на моё колено и поджимает губы, бросив на сынишку сочувственный взгляд.
— Мне очень жаль, но отчаиваться ещё рано. Тебе необходимо восстановиться ради ребёнка. Эмир хотел бы, чтобы ты думала только о вашем сыне, — дыхание моё перехватывает. Лёгкие словно сдавливает тугим жгутом. — Кстати, ты уже придумала ему имя?
— Марк, — неожиданно даже для самой себя срывается с моих дрожащих губ. — Я назвала его Марком. Почему-то подумала, что Эмиру понравится, если я назову его этим именем.
Ана кивает, выражая одобрение.
— Он будет в восторге, дорогая, — протягивает ко мне руки, чтобы обнять. — Эмир будет в восторге от Марка.
  
20. Принудительная смена обстановки
 
Мне необходимо принять настоящее таким, какое оно есть. Со всеми его  трудностями и напастями. Несмотря на то, что нет в нём никакой ясности.