Над всей Испанией безоблачное небо (СИ)

Но тут действует правило — кто раньше встал, того и тапки!
Санхурхо уже в Испании, а Франко пока находится в Марокко — а это значит очень многое. К тому же «Пакито» моложе, а по неписанной традиции, свято соблюдаемой в армии, если генералы в одном звании, то главнокомандующим становится тот, кто раньше по времени производства. Да и возраст играет свою роль — Хосе Санхурхо-и-Саканель достиг 64-х летнего возраста, в то время как Франко моложе ровно на двадцать лет, и подходит на роль почтительного «сына».
— Мы все вас с нетерпением ожидали, «хефе», теперь для нас всех есть только один вождь, к которому как нельзя лучше подходит девиз — «поднимайся, Испания»!
«Арриба Эспанья» — эти слова были тем паролем, по которому «фалангисты» узнавали друг друга. Санхурхо был выразителем именно их интересов, и поддерживался даже карлистами, тем самым выгодно отличаясь от Франко. Политическая позиция последнего была не только неопределенной, но и непонятной — «Пакито» никогда не высказывался четко и ясно, какую политическую партию или группу он поддерживает, к кому его взгляды близки. Так что вряд ли его выберут главнокомандующим — «каудильо». Тут позиции Санхурхо более предпочтительные.
И дело за малым — взять Мадрид и победить «красных»!
«Стрелы» — эмблема крайне правой, фашисткой партии Испании, униформой которых были синие рубашки, так как черные носили в Италии, а коричневые в Испании. А вскинутая вверх открытая ладонь напоминала нацистское приветствие. И после поражения своих «собратьев» в мировой войне и Нюрнбергского трибунала, продолжала сохранять в стране влияние…
Генерал Хосе Санхурхо. В реальной истории именно он должен был возглавить мятеж «националистов», однако ему крупно не повезло — разбился в маленьком самолете, так как перегрузил его собственным багажом, чемоданами с парадными мундирами и орденами. На сетования пилота по поводу лишнего груза, ответил — «я должен быть одет в лучшие одеяния, как подобает новому правителю Испании!»
 Глава 8 
Эль-Ферроль
— «Эспанья» через две недели должна быть полностью готова к бою, — Асарола внимательно посмотрел на Санчеса Феррагута — тот был назначен командиром бригады линейных кораблей и поднял свой брейд-вымпел на старом линкоре, который год стоял в резерве, а теперь спешно приводился в боеспособное состояние. Назначение преданного республике офицера было сделано с расчетом — адмиральская должность, как ни крути, а это одно заставит Феррагута сделать все возможное и невозможное, чтобы вывести корабли в море и дать на них единственный бой, возможно последний. Но так и беречь линкоры нет никакого смысла — пусть погибнут в бою с пользой для страны, для этого их и строили.
— Я понимаю, что на линкоре могут действовать только носовая и кормовая башни, но необходимо ввести в строй третью, используя вторую для ремонта всех трех, как источник запчастей. Шести орудий вполне хватит для одного боя, который потребуется дать.
— У мятежников нет флота, сеньор министр, для которого были бы нужны двенадцатидюймовые орудия, — совершенно спокойно произнес Феррагут, внимательно смотря на адмирала.
— Вы новости читаете? Радиостанции слушаете?
— Конечно, сеньор министр. Из Германии выйдут два новых броненосца, которые англичане именуют «карманными линкорами». С ними пойдет и один из легких крейсеров кригсмарине, и три-четыре новых миноносца типа «Леопард» для сопровождения.
— Как вы думаете, сможем ли мы с ними сражаться в нашем нынешнем состоянии, дон Хуан?
— Нет, господин министр, — не дрогнув лицом, столь же хладнокровным тоном произнес Феррагут. — Вести бой на дистанции свыше тридцати кабельтовых мы не сможем, в то время как немцы предпочтут вдвое большее расстояние. У них намного лучше системы управления огнем, отличная оптика, команды великолепно подготовлены. Скорость больше на пять-шесть узлов — броненосцы спокойно выдадут 23–24 узла, а максимальный ход в 26 узлов, в то время как наши линкоры едва 17 узлов, на два меньше чем могли бы — котлы и турбины порядком изношены. Противник будет диктовать нам условия боя и выберет оптимальную для собственных 11-ти дюймовых орудий дистанцию стрельбы. Мы неизбежно потерпим поражение.
 
— Вы абсолютно правы, дон Хуан — сражаться с кригсмарине безумие, мы будем разбиты. Если вмешается итальянский флот, а он постарается взять под опеку мятежников, мы будем уже разгромлены. Вот только знаете в чем дело, дон Хуан — если мы наглухо не перекроем Гибралтарский пролив, республика будет обречена на поражение. Пусть не сразу, будем долго бороться, вплоть до марта 1939 года, но мятежники победят. Поверьте, так оно и будет — после переброски Африканской армии на континент, Германия и Италия де-юре признают заговорщиков воюющей стороной и обеспечат им поставки новейшего вооружение, которому нам нечего противопоставить. И это преимущество будет реализовано.
— У Сенхурхо нет ни одного испанского порта, а войска Франко заперты в Марокко, сеньор министр.
— Да это так, но вы уверены, что такое положение дел будет длиться постоянно? Да, мы объявили блокаду марокканских портов, запретив туда заходить судам любым стран, под угрозой открытия артиллерийского огня. Это сработало — но что мы будем делать, когда немцы введут в гавани Сеуты и Мелильи свои «карманные линкоры», открыто проигнорировав все декреты нашего правительства? Ведь любой выстрел по ним можно трактовать как «казус белли», со всеми вытекающими последствиями!
Асарола знал, о чем говорил — именно так с конца июля и повели себя, вернее поведут, германские корабли, всячески провоцируя испанские корабли на открытие огня. Это дало бы Германии и Италии законный повод открыто вмешаться в войну, а так как их объединенные военно-морские силы имели подавляющий перевес на море, то участь республики была бы горшей. А вот реальной помощи от Англии и Франции не поступило — «комитет по невмешательству в испанские дела» уже заработал. К тому же поставки оружия из СССР были встречены буржуазными «демократиями» откровенно враждебно, как и ситуация со вседозволенностью анархистов, которые ставили правительству всевозможные условия.
— Вы говорили мне о том, сеньор министр, — глухо произнес Феррагут — он единственный знал тайну невероятной осведомленности адмирала, причем теперь доверял каждому слову. В его полной лояльности Асарола не сомневался — дон Хуан стал «правой рукой». Кадры он подобрал из действительно преданных правительству офицеров, как говорится, «проверенных историей». В тоже время флот не испытывал острого кадрового голода — примерно треть офицеров из тех, кого уволили в отставку в прежней реальности, согласилась воевать за правительство.
Еще одним источником поступления офицерского состава стало массовое производство преданных республике сверхсрочнослужащих субтеньенте (упраздняемое по декрету звание) в альфересы — мичманы. Службу они знали отлично, все опытные специалисты, которым раньше хода в кают-компании не было — с «черной костью» офицеры, выходцы из дворянской среды, не желали иметь ничего общего.
Но времена меняются, особенно в революцию, и тот, кто это не желает принимать — с тем народу не по пути!
К тому же на службу в военно-морском флоте была привлечена масса гражданских моряков — вот тут в лояльности не могло быть ни малейших сомнений. А потому предпочтение отдавалось сторонникам республиканской, социалистической и коммунистической партий, им можно было доверять, в отличие от анархистов. Последних сейчас старались списывать с кораблей на берег, воспользовавшись любым поводом. События на «Хайме I» наглядно показали, чем опасна на кораблях «вольница», враждебная любой дисциплине, без которой флоту не выжить, не то, чтобы действовать.
Нет, все происходило без всякого принуждения, анархисты ставились перед простым выбором — или «легкая служба на берегу с победным маршем на Бургос, с доступными женщинами, вином и славой», либо «тяжкие флотские страдания без всяких перспектив».