Каменный леопард (ЛП)
Теперь совершенно один в своей квартире на острове Сен-Луи Марк Грелль, изможденный и небритый, все еще в свитере с водолазкой и брюках, курил и изучал серию отчетов и диаграмм. Они показали все меры предосторожности, которые он предпринял, чтобы защитить президента во время его предстоящей поездки кортежем в аэропорт. Как и прежде, Грелль искал лазейку, какую-нибудь открытую дверь, которую он не успел закрыть, через которую мог пройти убийца. Ему хотелось, чтобы рядом с ним был Буассо, но это была единственная операция, над которой он мог работать только в одиночку. Время от времени он поглядывал на фотографию женщины, сидящей на соседнем рояле, в рамке, на фотографию его покойной жены Полины.
Некоторые честолюбивые чиновники во Франции тщательно женятся на богатых женах; деньги могут продвинуть карьеру. Грелль женился на девушке из очень скромной семьи, а затем ни с того ни с сего, незадолго до того, как она погибла в автокатастрофе, Полина унаследовала небольшое состояние от родственника, о существовании которого она даже не подозревала. «Я бы хотела купить квартиру на набережной Бетюн», — сказала она однажды. «Это единственная экстравагантность, о которой я когда-либо мечтала…» Вскоре после этого ее убили.
Как префект полиции, Грелль автоматически получил квартиру в префектуре, но после смерти Полины он купил это место; не столько из-за того, что он этого хотел, сколько из-за того, что она была бы счастлива узнать, что он там живет. Его взгляд все чаще блуждал по фотографии, пока он продолжал бороться с проблемой; ему было интересно, что бы она подумала обо всем этом. В 4 часа утра, внезапно почувствовав, что в комнате душно, он встал и открыл окно, затем постоял там, глядя на Сену, вдыхая свежий воздух, чтобы привести в порядок свой мозг. Он так и не нашел лазейки.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ни один аэропорт в мире не охранялся так тщательно, как аэропорт имени Шарля де Голля утром 23 декабря. Президентский «Конкорд», похожий в предрассветном полумраке на огромную злобную птицу, ждал на взлетной полосе, уже полностью заправленный для долгого перелета в Москву. Через несколько часов, ровно в 10:30, самолет взлетит под критическим углом в сорок пять градусов, его голова, похожая на стервятника, выгнется, когда он направится на пятьдесят тысяч футов.
А уже президентский пилот капитан Пьер Жюбаль, вставший с постели в своей дорогой квартире в Пасси в 5.30, прибыл в аэропорт, который французы часто называют Руасси, потому что он был построен недалеко от деревни Руасси-ан-Франс. Проезжая самостоятельно двадцать пять километров из Парижа в аэропорт, Джубал трижды останавливался на контрольно-пропускных пунктах на автостраде А-1, по которой позже проедет президентский кортеж.
«Эта чертова охрана, — огрызнулся он своему второму пилоту Лефорту, вылезая из своего «Альфа-Ромео», — эта чертова охрана — безумие. Неужели они действительно верят, что кто-то собирается выстрелить в него в упор?
Лефорт пожал плечами. — Вчера вечером в баре я слышал, как кто-то сказал, что Флориан никогда не доберется до Руасси живым.
Аэропорт был закрыт для всех гражданских самолетов с полуночи, беспрецедентный шаг даже для защиты главы государства. — Это префект полиции, Грелль, — проворчал Джубал, направляясь к ожидающему самолету. «Он помешан на власти. Посмотрите на все это…
Он махнул рукой в сторону огромного круглого здания, которое является центральной частью самого современного аэропорта в мире. Вырисовываясь на фоне растущего света, люди в форме из жандармерии воздушного транспорта патрулировали крышу здания с автоматическим оружием. Двое мужчин проехали мимо разведывательной машины с пулеметом. Круглое здание окружено семью спутниками, отдельными модернистскими центрами отправления, где пассажиры садятся в свои самолеты после путешествия по подземным транспортным лентам. Джубал указал на крышу спутника, где патрулировали те же зловещие силуэты. — Этот человек — маньяк, — прорычал он.
«На президента Флориана уже было совершено одно покушение, — напомнил Лефорт своему начальнику. — И, как я только что сказал вам, вчера вечером в баре прошел сильный слух…
«Тебе не следовало быть в баре прошлой ночью», — отчеканил Джубал. «Ты должен был быть в постели, как и я, получать свою кипу… «С Жаклин».
Когда бледный утренний свет разлился по равнине, на которой стоит аэропорт имени Шарля де Голля, «Конкорд» вырисовывался более сильным силуэтом, более чем когда-либо похожим на хищную птицу, притаившуюся для взлета. Через три часа она будет в пути, поднимаясь в стратосферу, сопровождая президента Французской Республики в его историческом полете в Советскую Россию.
Незадолго до 9:30 утра 23 декабря город Париж был подобен застывшей картине, где скоро поднимется занавес великих событий. Все перекрестки, ведущие к пути следования президентского кортежа, были закрыты по приказу Грелля. На каждом перекрестке ждали грузовики солдат CRS с работающими двигателями. За каждым перекрестком на подъездные дороги были перекинуты «зубы дракона» из стальных цепей, блокирующие любое транспортное средство, которое могло бы попытаться броситься на президентский кортеж.
Толпы выстроились вдоль маршрута, отгороженные от дороги лабиринтом ограждений, воздвигнутых жандармами посреди ночи с помощью дуговых фонарей, установленных на грузовиках. Толпа была странно молчалива, словно ожидая чего-то драматического и трагического. Некоторые из них настроили транзисторные приемники на номер один в Европе; Ожидалось, что вскоре полковник Ласаль сделает еще одну передачу. Время от времени, ожидая в то свежее, ясное декабрьское утро — всего за два дня до Рождества — они оглядывались назад, на крыши, где полиция патрулировала горизонт, как охранники лагеря для военнопленных.
В другое время толпа смотрела вверх, в небо, которое также охранялось. По маршруту взад-вперед летела группа вертолетов на высоте ста футов, их двигатели гудели, исчезали за пределами слышимости и снова возвращались. И все эти элементы в огромном кордоне — на земле, на крышах, в самом воздухе — были связаны по радио с центральным управлением префектуры на Иль-де-ла-Сите. Буассо был человеком, который непосредственно руководил огромной операцией, ожидая в кабинете, который ему одолжил Грелль, первого сообщения по радио.
«Он только что уехал из Елисейского…»
Блан сидел в своей машине во дворе Елисейского дворца, один из целого конвоя, выстроившегося, чтобы следовать за президентом, как только он уехал, с его женой Анжелой рядом с ним, когда он увидел, как машина въехала на полпути ко входу во дворец, прежде чем она остановилась, остановился. Он напрягся. Генерал Ламартин выходил. Какой-то чертов дурак из чекистов позволил генералу запугать его через оцепление. Блан посмотрел через заднее окно на ступеньки и увидел, что Флориан только что вышел, остановился, увидев, как Ламартин спорит с начальником службы безопасности. — Я на минутку, — сказал Блан жене и выскользнул из машины. В машине впереди Роджер Данчин крутился на сиденье, гадая, не беспокоит ли его что-то.
Ламартин оставил охранника и спешил через двор к лестнице, пока все глазели. Флориан спустился во двор, Ламартин встретил его, когда он пошел к своей машине. Генерал оживленно говорил, а Флориан медленно шел, прислушиваясь. Лицо Ламартина застыло, когда он увидел приближающегося к нему Бланка.
Он сказал ему, подумал министр, рассказал ему все, чтобы прикрыться, дерьмо.
«О чем все это, Ален?»
Флориан был наполовину в своей машине и говорил через плечо, затем уселся на сиденье и оставил дверь открытой, глядя на Блана, который наклонился, чтобы заговорить. Одна минута, самое большее две, решит это. — Прошлой ночью у нас возникла небольшая проблема, — резко сказал министр. «Меня не пустили во дворец, поэтому я разобрался сам».
— Вы планируете государственный переворот?
На длинном, худощавом, интеллигентном лице отразилась циничная насмешка, выражение высшей самоуверенности. В этот момент Блан больше, чем когда-либо, осознавал притягательную личность этого человека, которого ошибочно называли вторым де Голлем. Он наклонился вперед, а Блан молчал, словно собираясь выйти из машины, и пульс министра екнул.