Каменный леопард (ЛП)

— Насколько близка эта операция, министр? — спросил Грелль. «Мы можем действовать завтра ночью».
«Тогда я должен действовать сейчас». Грелль встал. — Вы пригласили меня уйти. Могу я принять ваше приглашение сейчас?
Разговор с Флорианом был напряженным, настолько напряженным, что эльзасец Кассим, почувствовав напряженность между двумя мужчинами, которых он считал своими друзьями, юркнул под кушетку. За высокими окнами кабинета президента в Елисейский сад падали снежинки, которые таяли, падая на землю. На столе между двумя мужчинами лежал лист бумаги с телефонами и лампой. Наспех написанное Греллем заявление об увольнении. Флориан передвинул простыню через стол так, что она через край упала на колени старосте.
— Я не буду вмешиваться в это дело, если это вас беспокоит, — ледяным тоном заявил он. «Данчин, насколько я слышал, планирует повторить технику похищения полковника Аргу. Ласалля привезут из Германии и оставят в заключении где-то в Париже. Вам позвонят по телефону, и вы обнаружите Ласалля привязанным в фургоне на глухой улице. Вашей обязанностью будет арестовать его.
«Это незаконное действие, господин президент…
«Никто из нас не будет принимать непосредственное участие…»
«Но мы оба будем знать. Президент Никсон однажды попытался сыграть в сомнительную игру — смотрите, что получилось…
«Вы боитесь, что это не сработает?» — спросил Флориан. «Я боюсь, что это сработает…»
Выражение лица Флориана внезапно изменилось. Откинувшись на спинку своего расшитого кресла, он сцепил руки и пристально посмотрел на Грелля, нахмурившись. Настольная лампа была включена, и тень Флориана на стене казалась огромной и искривленной. — Думаю, ты прав, — тихо сказал он. «Я слишком сильно окружен политиками. Мне разорвать этот лист бумаги или вы?
Через три минуты после того, как Грелль вышел из комнаты, Флориан снял трубку и отменил операцию.
Грелль покинул Елисейский дворец в ошеломленном настроении. Когда он впервые услышал о заговоре с целью похитить Ласалля, он был уверен, что это детище коварного Суше; затем он подумал, что это, должно быть, мозговой штурм со стороны Роджера Данчина. Осознание того, что сам Гай Флориан санкционировал этот план, поразило префекта. Он казался таким чуждым по характеру, или он все время недооценивал характер президента? Порывисто, когда он сел в машину, он сделал круг вокруг высокой стены, ограждающей Елисейский сад, следуя системе одностороннего движения, и вернулся на улицу Соссе. Зайдя в «Сюрте», он забрал еще две пыльные папки из архива.
В немецком городе Майнце Алан Леннокс с нетерпением ждал в отеле «Централь», чтобы забрать свои французские документы у Питера Ланца. В одиннадцать утра он позвонил Ланцу по франкфуртскому номеру, который дал ему шеф БНД, и немец тут же вышел на линию. Он извинился. «Сомневаюсь, что документы, о которых мы говорим, будут готовы до завтра», — пояснил он. «Если вы хотите позвонить мне снова в четыре часа дня, у меня могут быть новые новости…
«Что удерживает старика?»
«Он ремесленник. Он хочет, чтобы продукт был правильным, и вы тоже»..
«Он не продюсирует Мону Лизу…»
«Но портрет, который, как мы надеемся, будет столь же убедительным, Алан, поверь мне…»
Ланц положил трубку и поджал губы. Он был недоволен обманом англичанина; он даже сомневался в своем успехе в этом. Он был уверен, что Леннокс знал, что у БНД есть способы собирать пустые французские удостоверения личности, которые у них были, и что, вероятно, у них был запас таких бланков, что они и сделали. Бумаги, оформленные на имя репортера Жана Бувье, на самом деле находились в ящике стола Ланца, когда он разговаривал с Ленноксом. Чего Ланц ждал, так это окончательного разрешения Дворца Шаумбургов на то, чтобы англичанин отправился во Францию.
Канцлер Франц Хаузер, которого Ланц видел один раз перед встречей с Ленноксом накануне и один раз после встречи, все еще не был уверен в целесообразности расследования дел своего самого важного союзника. «Если этого англичанина поймают — и он заговорит, — Париж схватит нас, — сказал Хаузер Ланцу. — Дайте мне несколько часов, чтобы все обдумать — завтра вечером я приму положительное решение. Может быть, что-то случится, что решит меня…
 
Вечером того же дня, когда Франц Хаузер принял решение, Ги Флориан в своей речи в Лилле совершил яростное нападение на Америку.
Как и в прошлую субботу вечером, Грелль и Буассо провели вечер в квартире префекта, но на этот раз вместо проверки досье «Леопарда» они изучали досье военного времени на Роже Данчина и Алена Блана. Было около полуночи, когда они закончили чтение.
— По крайней мере, мы знаем немного больше, — предположил Буассо.
«Мы? — с сомнением спросил Грелль.
— Ален Блан официально учился на отдаленной ферме в Провансе, — заявил Буассо, пока Грелль наливал еще черного кофе. Было решено, что Буассо должен сосредоточиться на Блане. «Его послал туда отец, чтобы он не связался с Сопротивлением».
«Это остановило его?»
«Нет! Он остался на ферме, продолжая учебу, и позволил местной группе Сопротивления, которая, кстати, была полностью уничтожена в августе 1944 года из засады, использовать это место в качестве склада боеприпасов и оружия».
— Значит, вы оправдываете его?
— Ни в коем случае, — ответил Буассо. «Единственным человеком, который мог поручиться за его присутствие на ферме в критический период, была экономка, присматривавшая за ним, мадам Жаладе. Она умерла в июле 1946 года, всего через год после окончания войны. Произошла авария — она ехала в город на своей старой машине, работающей на бензине, и оказалась у подножия шестидесятифутового ущелья.
— Свидетелей не было? — тихо спросил Грелль.
«Ни одного. Она была одна. Причиной аварии назвали неисправную тормозную систему. Так что она умерла вскоре после того, как Гастон Мартин был заключен в тюрьму в Гвиане. Может конечно совпадение…
«Возможно», согласился Грелль.
Затем префект рассказал о том, что он обнаружил, читая файлы, в которых собрана воедино военная карьера Роджера Данчина. Присоединившись к одной из групп Сопротивления в Центральном массиве, Данчин работал под прикрытием Гранд-Пьер. Вскоре он стал ловким офицером связи между несколькими группами, одной из которых командовал «Леопард». — Он был блуждающим огоньком, — объяснил Грелль. «Оставаясь в тени, он использовал цепочку курьеров, чтобы поддерживать связь одной группы с другой. Даже в те дни он, по-видимому, хорошо разбирался в деталях. Он слыл самым информированным человеком в Миди».
— Мы вычеркнем его? — спросил Буассо.
«Боюсь, что нет. Его документация в 1944 году настолько расплывчата. И он был в правильном районе — очень близко к Лозеру.
— Значит, это может быть кто-то из них? Буассо пожал плечами. — Как много полицейской работы — много пота, а потом ничего. По крайней мере, мы покончили с этими заплесневелыми папками.
«Не совсем». Грелль балансировал двумя папками на руке. — Я решил проверить кого-нибудь еще — чисто в качестве теоретического упражнения. Гастон Мартин сказал, что видел, как высокий мужчина вошел в Елисейский дворец между 7:30 и 8:30, мужчине, которому охранники отдали честь. Помните, что мы полицейские — мы исходим исключительно из фактов. В восемь часов Гай Флориан вернулся в Елисейский дворец. Я также проверил его биографию военного времени.
Когда Буассо оправился от шока, когда до него дошло, что Грелль проводит теоретическое упражнение, он слушал, как префект кратко обрисовывал военную карьеру президента. Он служил на участке так называемой «Кометной линии» — пути отхода для летчиков союзников, бегущих из Франции через испанскую границу. Расположившись в старом доме в Пиренеях за Сен-Жан-де-Люз, Флориан сопровождал убегающих летчиков в Испанию, где их встречал представитель британского консульства в Бильбао.
 
— В двухстах пятидесяти милях от Лозера, — прокомментировал Буассо, вступая в игру, — так что он никак не может быть Леопардом.