Измена. Сохрани меня (СИ)
Следует еще небольшой опрос, в течение которого у меня все растет тревога,
А потом слышатся звуки из прихожей. И раздаются голоса. Я готова упасть в обморок от счастья — Артем и Ариша! И, конечно, свекровь.
Все трое появляются на пороге.
Я бросаюсь к детям, ловя неодобрительный взгляд Веры Степановны. Так крепко обнимаю детей, что не сразу разбираю, о чем говорят за спиной.
— Видите, все хорошо, — заверяет Вадим. — Извините за ложный вызов…
— Это мы еще разберемся, ложный ли. Вера Степановна, верно? — оперативник представляется, объясняет суть. И добавляет ехидно: — Может, вы замечали странности в поведении Соколовской Елизаветы ранее?
— Что? — оглядываюсь испуганно. Куда он клонит?
— Странности? Да полно! — цепляется Вера Степановна. — Сама мне детей привезла, и теперь полицию вызывает. Лиза, что все это значит?
— Я вам звонила, но вы… не брали. И вчера я приезжала, а вы не отдали детей…
— Какие глупости! — манерно прижимает руку к груди Вера Степановна. — Вы слышали? — округляя глаза обращается теперь к Храпину. — Ужас какой, что ты такое говоришь, Лиза? Ты вообще была не в себе, как бы я тебе детей отдала?
— Очень интересно. Что вы на это скажете, Елизавета?
В комнате повисает молчание, я физически ощущаю, как над головой сгущаются тучи.
Глава 37
Под взглядом Вадима свекровь вдруг сразу сжимается:
— Не хотела тебе говорить, просто я волновалась за Лизу… — она делает участливое выражение лица. Вадим всегда на нее особенно действует, это без него Вера Степановна строгая, а при сыне даже играла в добрую свекровь.
Но неужели, кроме меня, никто тут не видит, насколько ее речь фальшива?!
— Неправда… — мотаю головой, заметив, как заинтересованно разглядывает Веру Степановну Храпин. — Ничего такого не было. Просто…
Я вдруг оглядываюсь на Вадима, я не ищу поддержки, но по привычке все еще надеюсь, что он по мою сторону баррикад, что не причастен к этому абсурдному обвинению. И он прекрасно знает, по какой причине я вчера была в том состоянии. Да и сегодня мало что изменилось. Горло сдавливает спазмом, в комнате становится душно.
— Я в тот вечер был с женой, я бы заметил, если бы она была не в себе, вы не находите? Матери показалось. Вы можете идти, — если бы в комнате внезапно раздались звуки грома, даже они бы не звучали так зловеще, как сейчас речь Соколовского.
Свекровь изображает непонимание, но молчит.
— Я вас провожу, — говорит она, а Ариша, все это время прижимающаяся ко мне, бежит в папе:
— Иго-го, папа! Иго-го!
Дочь принимается говорить, каких единорогов ей купила бабушка, а Артем вслед за сестрой хвастается, что у него теперь есть модель, которую он давно хотел, и что в следующий раз дедушка купит ему еще. Я не говорю ему, что точно такая же ждет его дома. И о том, что следующего раза не допущу, тоже помалкиваю.
Вадим уходит с детьми в комнату собрать их вещи, а я решаю проследовать пройти к комнатке охраны, в которую по моим наблюдениям завернули Вера Степановна и Храпин.
— Вот, записи с камер, они как раз на входе. Видите, на земле сидит! И говорит, что ничего такого не было, что я наговариваю.
Слышу, как манерно вздыхает Вера Степановна:
— Ну могла ли я такой детей отдать? И не удерживала я их. Лиза вчера сама мне их оставила. Вот смотрите, перемотаю…
Вера Степановна явно готовилась к этому «показу», четко останавливает там, где ей выгодно. По спине бежит холодный пот, и если совсем недавно я считала, что никто у меня не посмеет детей отобрать, просто нет оснований, ведь закон на моей стороне, сейчас уверенность угасает.
Все мои слова, все действия сейчас абсурдно переворачиваются.
— Вот Вадим прекрасный отец, детям с ним так хорошо… Разведутся, что будет с малышами? Как эта, прости Господи, недалекая с ними будет обращаться? Вы же сами все видите. Видите?
— Вы уверены, что разведутся?
— Конечно! Это не сможет продолжаться…
Я не выдерживаю и влетаю в комнатку, где оборудовано рабочее место с компьютером. Да, на экране действительно я. В тот день, когда мой мир перевернулся, когда Вера Степановна выставила меня вон.
Я пытаюсь рассказать, как было, но уже вижу, как ухмыляющийся полицейский принимает сторону свекрови.
— А где вы находились все это время, Елизавета Алексеевна? Зачем отдали детей?
— А я вам сейчас покажу! — Вера Степановна тянется к телефону.
Господи, она же сейчас покажет меня с Русланом! И может, поцелуй не преступление с точки зрения закона, но меня как мать и жену в законном браке это фото точно не украсит.
— Почему вы еще здесь? — раздается позади спасительное, и я буквально приваливаюсь спиной к стене рядом, освобождая Соколовскому проход. Вадим смотрит мрачно, переводит внимание на мать, на оперативника, на сотрудника комиссии. Он очень вовремя.
И, наверно, я ему все же благодарна. Мне не приходится отбиваться в одиночку, хотя, конечно, в целом ситуация не меняется. Я так и не знаю, что у него самого на уме. Однако Вера Степановна телефон тут же убирает:
— Я хотела, я… как лучше хотела… — бормочет она.
— Вам пора.
Вадим буквально выпроваживает Храпина и его помощника. На пороге уже порядком раздражающий меня следователь бросает, что повесткой вызовет меня в участок. Нужно будет написать объяснительную. И когда закрывается дверь, Соколовский задает вопрос матери:
— Какого черта это было?
— Вадим! Как ты со мной говоришь?
— Я просил тебя отвезти детей Лизе. Ты должна была…
— Не начинай, Вадим! Ты же видел то фото!
— Это фото… — он запинается. Смотрит на меня. Мне вдруг кажется, что это он говорит только для меня, не для матери, не для оправданий. А мне: — Это фото ничего не значит.
Вера Степановна качает головой:
— Не понимаю, как ты так можешь, Вадим! После всего, что произошло… В участке побывал из-за этой! Какой стыд!
— Я же говорил, Лиза тут ни при чем. Я сам во всем виноват.
— А с Бондаревым ты зачем подрался? В участок загремел! Из-за этой все! И бедная девушка в больнице, почему тебя задержали? Может, это Лиза подговорила кого… Златочка сотрудница такая умненькая. И с ребенком успевает, и работает. Ее отец был замечательным человеком, и благодаря ему, между прочим, мы не потеряли активы. Вот бывают такие замечательные женщины! На шее мужа не сидят. И Феденка у нее молодец…
Честно говоря, я не ожидаю, что Вадим так может, он подходит к матери быстро, она шарахается от него, хотя Соколовский точно не из тех, кто когда-либо мог быть жестоким:
— Никогда больше не смей говорить о Лизе в таком тоне. Ясно?
— Я не…
— Тебе ясно?
Свекровь вздрагивает от злобного рыка Вадима, я и сама замираю.
— Вот и хорошо, — добавляет он мрачно. — А теперь извинись, и мы пойдем.
Глава 38
— Почему ты так… Что я сделала, как ты… Как ты можешь, — смахивает невидимую слезу Вера Степановна.
— Мы уходим.
— Подожди, Вадим, — буквально выкрикивает свекровь, когда Соколовский оборачивается и предлагает мне следовать с ним.
— Я как мать переживаю, пойми же меня… Может, что и показалось… Ты же знаешь, у меня давление. Полиция еще эта, вот к чему ее вызвали?
— Ничего бы такого не было, если бы ты сделала, что я сказал. Я. Просил. Отвезти. Детей, — чеканит по слогам, игнорируя то, как мать еще и хватается за сердце.
— И отвезла бы, — уверяет она. — Правда, отвезла бы. Ну не злись, Вадим. Я же как лучше, все для внуков. Дети попросились в развлекательный центр, как я могла им отказать? Не думала, что…
— Я вам звонила! — перебиваю я, сгорая от возмущения.
— А я не слышала, — делает удивленные глаза Вера Степановна. Смотрит в телефон, и скорее, для Вадима восклицает: — Ой, на беззвучном стоял. Мы в кинотеатр на мультфильм заходили, я и выключила. Прихожу, а тут такое! Я растерялась.