Связанные венцом (СИ)

Зная, что силу нам дает именно драконья сущность, ученые нашли способ, как разделить две ипостаси. Безопасная для людей и крайне заразная для драконов, лихорадка быстро охватила Ньелокар. Умирали многие, не в силах расстаться со своей второй сущностью. Старики и дети, мужчины и женщины. Вскоре даже не было кому вывозить тела и хоронить погибших. Улицы городов и деревень заполнил запах смерти...
Выжило не больше десяти процентов. Но и они стали неполноценными. Никто из них больше не мог обращаться. И чем сильнее был дракон, тем быстрее погибал человек. 
Не заболели лишь единицы. Почему, мы так и не выяснили. Все же есть у болезней такое свойство – убивать одних и обходить стороной других.
В этом спокойном, безэмоциональном рассказе спрятано столько боли, столько горя, что у меня сжимается сердце. Сил старается быть беспристрастным и холодным, но мне не нужны внешние признаки, чтобы почувствовать все те страдания, которые пришлось перенести ему и его соплеменникам. У нас это называется – геноцид. И история моей семьи не понаслышке знакома с этим понятием тоже. Не важно, кто ты – человек, оборотень или дракон, – за свой народ у всех болит одинаково.
Я уже жалею, что спросила. Отрубить бы мне мой длинный язык, но Сил продолжает, и я не останавливаю, понимая, что этим унижу его. Жалость вызовет только гнев и оскорбит. А может, мужу и самому нужно выговориться. Здесь и сейчас, примерив чужую личину. Выговорится девушке, которая тоже внешне совершенно не знакома.
– Я… Я тоже выжил. С трудом. Благодаря Немосусу. Просто не мог покинуть Ньелокар. Маркусу нужна была помощь.
– Но как получилось, что ты преодолел болезнь? – вспоминаю свое убежище под столом и дальнейшие события. – Я же слышала...
Краснею. Он-то конечно, знает, что я подслушивала тогда разговор, но признаваться в этом вот так в открытую все равно стыдно.
– Во всем виноват венец, – усмехается. – И ты.
– Я? – изумленно округляю глаза. Он, наверное, шутит. Каким боком тут я?
– Да, – совершенно серьезно смотрит на меня Сильвестр. – Ты привязала моего дракона к своей душе. Не дала ему пойти за грань.
Перед глазами начинают мелькать картинки из воспоминаний. Странный серый туман. Ониксовый зверь. И ощущение тепла, жалости, сочувствия. Нагретая чешуя под пальцами, и неведомое доселе щемление в сердце. 
– То есть я тебя спасла? – уточняю.
– Невольно, – хмыкает муж. – Или ты хочешь сказать, что это и был твой истинный план?
– Нет, не хочу, – зачем скрывать очевидное. Уже и так завралась по самые уши. – Я желала домой попасть. Но это… это ужасно, то что ты рассказал. О драконах. О людях.
Невольно начинаю чувствовать вину за своих соплеменников… Ведь мы так гордимся своей бессмертной душой, своей искренностью, человечностью и бескорыстием. Но на самом деле везде, в каждом есть гниль, и не важно к какому народу, расе, вере ты принадлежишь...
– Война всегда ужасна, – пожимает плечами Сил. – И несправедлива. Кто-то желает больше территорий, кто-то ресурсов.
Качаю головой. Этого мне не понять. Разве это того стоит какой-то жалкий огрызок земли таких жертв?
– Из нашего мира утекает магия. Медленно, но бесповоротно, – он рассказывает дальше, а я слушаю, боясь даже вздохнуть. – Много веков назад сюда пришли драконы – первые разумные существа. Они заселили Мизелью, назвали этот мир домом. Великие демиурги подарили им безграничную власть в обмен на обещание беречь этот мир и источник магии – сердце Атара. 
Постепенно рас становилось больше. Одних создавали сами демиурги, другие, как и мы, приходили из параллельных миров…Но, как и предполагали создатели, столетие за столетием магия утекала. Источник пересыхал. Люди считают, что это мы перекрываем магию ради выживания собственной расы. Но это не так. 
Я нахожу его руку, лежащую на столе и накрываю огромный кулак своей ладонью. Не могу этого не сделать, мне кажется, что это то, что сейчас нужно. На мои пальцы внезапно опускается его вторая рука, как будто прячет… защищает от внешнего мира. И я чувствую, как напряжение, сковавшее его тело, понемногу отступает.
 
– Всему приходит конец, – продолжает муж. – Драконы, наделенные жизнью в тысячу лет, по-другому смотрят на мир. Мы были свидетелями зарождения одних народов, гибели других. И спокойно воспринимаем то, что однажды и нас не станет. Люди, живущие от силы столетие, не в силах этого понять. Их раса слишком молода, чтобы обрести мудрость тысячелетий… 
Между нами повисает гнетущее молчание. Разговор свернул в сторону, и пошел совсем не по намеченному пути. Но заставил многое понять… переосмыслить и... принять...
– Что ж, –  Сил резко встает со своего места. – Полагаю, нам самое время двигаться дальше. К вечеру неплохо бы было добраться до Цегрина.
Киваю, все еще чувствуя себя немного подавленной. Быстро допиваю молоко, пока он рассчитывается с подавальщицей, и мы выходим на крыльцо тавены.
А уж там я удивленно застываю. Потому что вместо одного коня нам приводят двоих.
– Я купил лошадь и для тебя, – объясняет муж, довольно улыбаясь. – Кобылка смирная, но резвая. Это существенно  ускорит наше передвижение.
Нервно сглатываю, ища в карих очах стоящего предо мной животного вышеупомянутое смирение. По-моему там плещется ничем не замутненная ехидца. 
Лошадка словно знает, что я ее опасаюсь, и издевательски фыркает.
– Я… я не могу, Сил, – отступаю на шаг. Пальцы начинают дрожать, ладони мигом холодеют.
– Почему не можешь? – искренне удивляется муж
– Я не умею ездить верхом, – едва слышно шепчу в ответ.
Глава 25
Дорога превращается в пытку. Уверена, Сил уже не раз пожалел о своем решении. Его терпение и выдержка, несомненно, достойны памятника, ибо ученица я хоть и старательная, но весьма неодаренная. Но он ни слова мне не говорит, ничем не упрекает, когда я откровенно лажаю, а терпеливо учит. И мне не остается ничего другого, как быть достойной хоть маленькой капли тех усилий, которые он прикладывает. Все же, что ни говори, а навык верховой езды в этом мире не абы как мне пригодится. Поэтому я, сцепив зубы, внимательно слушаю инструкции и стараюсь, как можно точнее их выполнять, хоть сердце от страха сжимается в маленький дрожащий комочек, а по позвоночнику скользит прохладная капля пота.
Только после первого привала у меня начинает кое-что весьма сносно получаться. Тело по-прежнему кажется чужим, и меня мотает из стороны в сторону, словно огромную куклу, но страх, по крайней мере, исчезает. Я все еще немного опасаюсь своего транспорта, однако это уже не тот панический ужас, который охватывал меня вначале. А уж когда ловлю на себе одобрительный взгляд мужа, внутри, как огромный надувной шарик, разрастается гордость. Согласна, хвастаться мне пока нечем, но даже маленькая победа над собой достойна хоть какого-то поощрения. А если это поощрение исходит от твоего многострадального наставника, вдвойне приятно.
К Цегрину мы приближаемся в кромешной темноте. И гораздо позже, чем рассчитывал муж. Настроение у меня сразу падает – это из-за меня мы так задержались. И Сил, соскочив со своего коня и спустив меня, сразу же замечает мой потухший взгляд.
– Ана, что случилось? – обхватывает пальцами мой подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
– Ты надеялся, что мы прибудем в Цегрин раньше, – отвожу глаза в сторону. – А из-за меня твои планы не сбылись.
Щеки краснеют. Мне очень стыдно и за свой страх, и за то, что я такая неумеха.
Сил тихо хмыкает.
– Ана, это не твоя вина. Мне следовало спросить у тебя, умеешь ли ты ездить верхом. А я не подумал, не учел твои… особенности. У нас, тем более, среди аристократии, редко встретишь особь, не обладающую подобными навыками.
В глаза ему смотреть по-прежнему стыдно. Навыков, может, у меня и нет подобных. Но ведь дело не только в этом. Половину дороги я боролась со своим глупым страхом. И это притом, что на хвосте у нас висят ищейки, которые намного страшнее невинной, спокойной лошадки.