Связанные венцом (СИ)

Бегу в комнату, поспешно натягиваю теплые носки, джинсы, майку и свитер. Аккуратно прячу бандуру в чехол, перекладываю учебники из рюкзака в сумку, и выбегаю в коридор. Никита даже не просыпается, не выходит провести. Ручаюсь, он сам лег спать буквально полчаса назад. 
На секунду становится обидно. Интересно, он меня хоть капельку любит? Вот хоть чуть-чуть, самую малость... Или я для него лишь способ заработать деньги? 
Раньше ведь все было совсем по-другому. До смерти папы и мамы… И Никита был совсем другим. Оберегал меня, опекал, баловал. А потом… После той жуткой аварии… когда мы остались совсем одни, брата как будто подменили. 
Каждый из нас переживал горе по-своему. Ник ушел в загул. Искал утешение в выпивке, в компании, в ком угодно, только не во мне. Не видел, как был нужен. Единственный родной человек, словно забыл, обо мне. А я ведь тоже, как и он, потеряла родителей. Видимо Санек и бутылка намного дороже стали брату, чем родная сестра. Они нашли нужные слова… А я нет...
Ну что ж. И он, и я… Мы выбрали разные дороги. 
Встряхиваю головой, отгоняя воспоминания, смаргиваю навернувшиеся слезы. Не время себя жалеть. С чего это вдруг я нюни решила распускать. Сто лет уже не плакала, а тут внезапно накатило. 
Закрываю дверь на ключ и бегу на остановку. Почти шесть. Как раз должна подойти первая маршрутка. 
Площадь перед Троицкой церковью пустынна. И острые шпили на фоне темного неба выглядят загадочно и готично, особенно подсвеченные желтоватыми фонарями. Быстро пересекаю перекресток, кинув ностальгический взгляд на облупленные стены родной музыкальной школы, и устраиваюсь на лавочке возле какой-то бабульки. Старушка дремлет, сложив ладони на ручке кравчуки и надвинув пушистый серый платок почти до самых бровей. Вот куда она в такую рань собралась? Неужели не хочется в теплой постельке поваляться? Эх… 
Сладко зеваю и вздрагиваю от пробежавших по телу мурашек. Холод пробирается под тонкую курточку. Синтепон от частых стирок свалялся и стал совсем тоненьким. Как же я зимой в ней ходить буду, если в октябре так мерзну? 
Поддергиваю повыше ворот и прячу внутрь подбородок, стараясь дыханием согреть шею. Все же хорошо, что я решила хотя бы полпути проехать, иначе точно околела бы от холода.
Автобус подъезжает ровно в шесть. Часы на ратуше отбивают громко и протяжно. Как-то странно, необычно заунывно. Словно, предвещая что-то плохое.
Глава 2
Сердце тревожно подскакивает и ударяется об ребра. Зря я согласилась на эту авантюру... Но разве у меня был выбор?
Пропускаю бабулю вперед, и за ней запрыгиваю на ступеньку.
– За багаж плати отдельно! – рыкает водитель.
– Какой багаж? – удивленно оглядываюсь, пытаясь высмотреть дополнительную тару, которая смущает шофера.
– Она еще и спрашивает!
– Че ты ерепенишься, Михась! – внезапно подает голос старушка. – Не видишь, с кого требуешь деньги? Везет ребенок свою гитару, пускай везет, студентка, небось. Кушать хочешь, деточка?
Водитель фыркает и молча закрывает двери. В салоне пусто, лишь я да бабулька. 
Я качаю головой и сглатываю собравшуюся во рту слюну. В животе начинает урчать только лишь от упоминания о еде. 
– Бери, не стесняйся! – сует мне в руку пышный пирожок с начинкой.
Видимо вид у меня голодный и жалкий. Даже подслеповатую старушку провести не удается.
– Спасибо, – тихо отвечаю и, устроившись на сидении, принимаюсь сосредоточенно жевать.
Откусываю маленькими кусочками, чтобы растянуть подольше и обмануть голодный желудок. Знаю, что это, возможно, мой завтрак, обед и ужин. Начинка из творога кажется божественно вкусной, ароматной, нежной, словно воздушный крем. И удивительно сытной.
– Михась, мне как всегда, возле “Альфа”, – скрипит старушка.
– Понял! – ворчит суровый Михась.
– А это тебе еще деточка, – кладет мне на колени пакет с несколькими пирожками. – Бери!
Краснею от стыда, как помидор.
– Нет, что вы? – пытаюсь отказаться.
– Я сказала, бери! – настаивает бабуля. 
Бережно оглаживаю тонкий целлофан, будто внутри самое большое в мире сокровище.
 
– Спасибо, – голос дрожит.
Не привыкла я к таким вот добрым и бескорыстным поступкам. 
– На здоровье, – улыбается беззубым ртом попутчица и выходит на своей остановке.
– А тебе на какой? – поворачивается ко мне грозный Михась.
– Казначейство, – кусаю от переизбытка эмоций губы. 
Водитель ловит в зеркале мой ошеломленный взгляд и пожимает плечами.
Опускаю глаза и заглядываю в пакет. Три пирожка. Два можно съесть в обед. А один оставить на вечер. И сегодня у меня будет сытый день. На губы наползает радостная улыбка. Довольная, прячу свое сокровище в сумку. Завтра как-нибудь промаюсь, а послезавтра уже зарплата.
Только… Только… Хорошее настроение как рукой снимает. Толку с этой зарплаты. Все равно Никиты отберет на выпивку свою, на сигареты, на гулянки… Даже если я спрячу часть денег, то так или иначе большую долю придется отдать. Брат прекрасно знает, сколько я получаю, и обмануть его не удастся. 
Прижимаюсь лбом к прохладному окну. Маршрутка подпрыгивает по брусчатой дороге, и зубы, раз за разом клацают. Стекло мелко дребезжит, отдаваясь внутри напряженной дрожью. Это приводит в сознание. Так дальше продолжаться не может! Это тупик. Чувствую себя хомяком в колесе − бегаю-бегаю по кругу, и никуда не прибегаю. Одно и то же. Лишь усталость накапливается годами. Я должна что-то изменить! Обязана! Если хочу двигаться дальше. Нужно разорвать этот замкнутый круг. А сделать это можно, лишь съехав от брата.
Полквартиры, конечно, принадлежат мне, но пока я не могу противостоять Никите. Он старше, сильнее и имеет рычаги давления на меня. Снимать жилье, естественно, мне не по карману. Но я могу подойти к коменданту общежития и попросить у нее комнату, как студентка колледжа. Сейчас мест, конечно же, нет, но скоро зимняя сессия, часть учеников отсеется за неуспеваемость. Думаю, что-то для меня найдется. Правда, я местная, но, уверена, к Виталине Павловне подход вполне можно найти. Краем уха слышала, как такие дела решаются. За общагу, правда, тоже платить нужно, но это мне будет обходиться гораздо дешевле, чем содержание великовозрастного брата. А там еще полгода, и я уеду поступать в Киев. 
Улыбка снова появляется на лице. Когда есть надежда, даже самый хмурый день кажется не таким уж неудачным.
На улице понемногу начинает светлеть. Уже не так страшно выходить на своей остановке. Поблагодарив водителя, спрыгиваю с последней ступеньки и спешу к светофору. 
Остаток пути почти пробегаю, пытаясь согреться. И вместо пятнадцати минут, трачу на дорогу всего десять. Но Санек все равно уже на месте.
Друг Никиты моментально замечает меня, несмотря на то, что с кем-то разговаривает. Он быстро прощается с компанией незнакомых парней и направляется в мою сторону. 
Черный спортивный костюм с белыми лампасами, кроссовки, кепка и кожаная куртка. Привет девяностые. Только сейчас уже двухтысячные… 
– Бонжур, красавица, – окидывает меня маслянистым взглядом. – Пришла подзаработать?
Невольно ежусь и нервно сглатываю. Отчего-то, кажется, что Санек имеет в виду вовсе не музыку.
– С тобой Никита говорил… – отвечаю вместо приветствия.
– Говорил, – кивает.
Снова пристально рассматривает.
– Но у меня другое предложение. Зачем тебе в грязных вагонах болтаться? Лучше в тепле и добре… Что скажешь, Настасья? 
– Не привлекает. Лучше электричка, – передергиваю плечами. 
Скрыть отвращение не удается. Как Никита может с таким мерзким типом общаться?
Санек хмурится. Моя реакция его злит. Он что, действительно рассчитывал на мое согласие? Ну и самомнение у этого местного авторитета.
– Гордячка, значит… – кривится снисходительно. – Ну, попробуй, поработай в "поле". Мнение быстро изменишь.
– Это всего лишь один день, – поправляю на плече съехавшую лямку от сумки. – С чего мне менять мнение?