Пять секунд будущего. Морпех Рейха (СИ)

Мы с Брунгильдой побеседовали о том, о сем, я задал ей пару вопросов о магии, она, в свою очередь, снова попыталась выспросить, как я смог увернуться от ее первого дротика, но я, разумеется, при всем желании не смог бы ответить на этот вопрос.
— Слушай, Брунгильда…
— Можно просто Бруни.
— …Бруни. Раз уж так вышло, что у нас есть свои маленькие секретики… У меня появились немного… скользкие вопросы, и я как раз размышлял, кому бы их задать…
— И что же ты понимаешь под словами «скользкий вопрос»?
— Ну, например, об унтерменшах.
— А что с ними такое?
— Как я должен к ним относиться?
Мой вопрос ее озадачил.
— Ты не мог бы пояснить, что имеешь в виду? Я просто не поняла тебя. Унтерменши это унтерменши, ни прибавить, ни убавить.
— Хм… Ладно, с другой стороны. Исаак, который помощник мажордома — унтерменш?
— Ну да, он же еврей.
— А поляки?
— Унтерменши.
— То есть, в боевой группе Дома Айзенштайн служит унтерменш?
— Нет-нет. Если ты про Анджея, то он отслужил три года в ауксилиариях, а потом пять лет в вермахте.
Я отхлебнул из чашки чаю, обмозговывая услышанное.
— То есть, принадлежность к высшей или низшей расе определяется всего лишь службой в вермахте? Я думал, дело в наследственности, генах, происхождении…
Брунгильда кивнула:
— Да, дело именно в наследственности и генах. Именно генный набор определяет важнейшие черты любого человека. Еще воспитание играет роль, но второстепенную, потому что если гены ущербные, то как тебя ни воспитывай, а боевого мага отверткой ты не уработаешь. Успешная служба вначале в ауксилиариях — тот еще ад — а потом в вермахте — это фильтр, через который унтерменш пройти не может. Все просто.
Я забарабанил пальцами по столешнице: интересная вырисовывается картина.
— То есть, национальность не играет роли? Я думал…
— Кажется, я поняла, откуда ноги растут, — сказала Брунгильда. — Ты начитался Первого.
— Кого-кого?
— Первого фюрера. Понимаешь, его взгляды были новаторскими в то время, но с тех пор прошло восемьдесят лет. Любая, самая гениальная и прорывная идея с течением времени дорабатывается и совершенствуется, а исходный вариант… устаревает. Первый не учитывал многие вещи, он был философом, а не ученым. Национальности — это определяющий фактор, но из всякой тенденции есть исключения. Смотри, приезжает из Норвегии в Посполитую национальная футбольная команда. Фанатка-полячка спит с норвежским футболистом и залетает. Получаем ребенка, у которого отец — ариец, притом лучший из лучших, звезда спорта. Мать, формально, унтерменш — но ты же понимаешь, что известный футболист не ляжет на первую попавшуюся девку, не глядя? Значит, она тоже представляет из себя что-то выдающееся, потому что люди с ущербными генами редко бывают привлекательными. Куда ты определишь этого ребенка — к нам или к унтерменшам?
— Хм… Надо смотреть на самого ребенка.
Брунгильда улыбнулась:
— Вот ты и ухватил суть. Решает не формальная национальность родителей, а фактические способности человека. Да, нации — это критерий веский, потому что вот у негров в среднем примерно на десять процентов ниже интеллект, чем у белых. У норвежцев средние рост, масса и сила выше, чем у поляков. Только есть и куча дополнительных качеств, которые нельзя измерить или взвесить, и скрытые ущербности, делающие человека никчемным даже при вроде бы выдающихся данных. Если ты трус — какое значение имеют твой рост и сила? Никакого, и твоей силе тогда применение одно — в грузчики. Таскать по лестнице рояли, не влезающие в лифт, вместе с напарником — сильным, но тупым негром.
— Хм… Логично.
— То-то и оно, что логично. Вермахт — идеальный фильтр, унтерменш там даже отбор не пройдет, а про службу вообще молчу. Анджей прошел — притом замечательно, иначе тут его бы не было.
Я ухмыльнулся:
— То есть, если некий еврей пройдет отбор в вермахт и сумеет отслужить…
Брунгильда звонко засмеялась:
— Чем дальше, тем больше мне нравится твое чувство юмора! Еврей со «штурмгевером»? Ты сам-то можешь такое представить?
 
Я едва не ляпнул, что могу, и что евреи, вообще-то, неплохие солдаты, но спохватился. И потом — это «там» им пришлось научиться воевать, чтобы не допустить второго холокоста. А здесь холокоста не было, нация никогда не стояла на грани уничтожения, потому Исаак спокойно себе работает мажордомом на прибыльном, надо думать, месте и в пейсы не дует. И правда, чего ему волноваться? Его считают унтерменшем — а значит, не загребут под ружье и не отправят воевать. Хорошо устроился.
— Ладно, с этим вопросом разобрались. А как ты сама относишься к унтерменшам?
— Майн готт, любишь же ты задавать предельно расплывчатые вопросы… Я просто без понятия, что тебе ответить, кроме как прописной истиной. Мы — высшая ступень эволюции, раса господ. Они — раса слуг. Как-то так… ну или как пример — пастухи и овцы. Мы ведем отару овец на пастбище и с пастбища, охраняем от краснокожих волков — а взамен стрижем, так сказать.
— Я примерно понял. Хочешь стричь шерсть — береги отару. Логично.
Брунгильда задумчиво нахмурилась: мои слова она восприняла как-то специфически.
— На случай, если тебе в руки вдруг попали опусы пары откровенно оторванных от реальности недоумков, которых в твоем положении читать явно не стоило, поясняю: всему есть свой предел, и перегиб намного вреднее недогиба. Построить великую страну без унтерменшей невозможно, потому что если ты депортируешь всех не-арийцев — должен будешь сам и фундамент копать, и кирпичи класть, и все остальное делать. Это такой же бред, как если бы король остался в своем дворце один, потому что выгнал слуг. Есть господа, есть слуги — им друг без друга никак. Мы повелеваем и руководим — они работают. Так выстроен весь Рейх, и почти все, на что может упасть твой взгляд, изобретено арийцами, а сделано руками унтерменшей под руководством арийцев же. — Она наколола на вилку кусок котлеты, придирчиво осмотрела ее и перед тем, как сунуть в рот, заметила: — кстати, приготовлено унтерменшем. И если мне кто-то скажет, что я должна депортировать своего повара — пусть сунет себе в ноздри по карандашу и ударится головой о стол.
Я более-менее удачно изобразил улыбку и заработал челюстями. Господи, куда я попал, где мои вещи… Я обедаю с нацисткой, слушаю всю эту нацистскую чушь — и должен делать вид, что полностью согласен, хотя меня внутри всего коробит…
Но если смотреть в корень — то за этой идеологией скрывается режим, которому до «настоящего» нацизма, того, что с лагерями смерти и газенвагенами, настолько же далеко, как комнатной собачонке до матерого волкодава. Потому как идеология «раса господ и раса рабов» существовала задолго до собственно нацизма. И даже после краха Третьего Рейха в той же «типа свободной» Америке существовал прямой аналог — сегрегация. Вагоны «только для белых», сиденья «только для белых», кафе и магазины «только для белых». Причем даже в шестидесятых-семидесятых годах. То бишь, все то же разделение на «высших» и «низших» — но хотя бы без холокоста и газвагенов, а это очень большая разница.
И даже более того… Существующий здесь режим куда более прогрессивен, чем сегрегация, потому что «там» если ты негр — негром и помрешь, а тут все-таки есть варианты перейти из «унтерменшей» в «арийцы»…
Эх-х, дожился: сижу и придумываю оправдания Рейху. Ладно, если будет куда валить — свалю, а если нет? Российская империя? Я не фанат царизма, особенно такого, но с другой стороны — мало ли как и куда этот царизм продвинулся за прошедшие сто лет? Надо будет выяснить, как обстоят дела в России. О! А еще надо достать где-то политическую карту мира!
* * *
После обеда Брунгильда укатила на процедуры, а я вернулся в свою комнату и включил телевизор: у меня еще куча непросмотренных фильмов.
Второй фильм оказался не совсем про войну, а скорее ужастиком: война там была только в прологе, повествующем о том, как русский патруль вначале столкнулся с группой ацтекских интервентов, а затем оказался истреблен несколькими вендиго. Выжил только один солдат, который сумел отбиться от преследователей и, израсходовав все патроны, заманил самого настырного вендиго на тонкий лед. Провалились в воду оба, но выбрался только человек. Однако военный трибунал приговорил его «за трусость и побег с поля боя» к многолетней каторге.