Любимый с твоими глазами (СИ)
- Никогда.
- Видишь? Ты неплохой человек, просто у тебя есть пласт нерешенных проблем.
- Я хочу их решить.
- Я помогу. Главное — будь со мной откровенен, и давай продолжим…
Алиса; сейчас
Я смотрю на папу и не дышу. Не чувствую рук — сердце только. Оно глухо бьется в горле, а потом он отворачивается и так тихо-тихо говорит, что мне приходится напрячься всем телом, чтобы разобрать.
- И что? Она от меня отказалась, мне на нее плевать. Эта девчонка мне больше не дочь.
Как будто внутри что-то оборвалось…Не знаю, на что я рассчитывала вообще?! И почему меня это так ударило?! Когда-то я сама решила, что не хочу его знать, и что же теперь мне тогда так больно?
Моргаю часто, чтобы не разрыдаться, а комната вдруг взрывается громким, отчетливым смехом Кистаева.
- А ты актер… Плевать значит? Ну-ну. Мне надо отъехать — сам понимаешь, дела мэрские, а когда я вернусь…
Пистолет, который как-то сам собой оказался в его руках, касается моей шеи, и я громко сглатываю. А он шепчет, как чертов змей…
- …Мы продолжим. Вы пока посидите в вашем доме. Думаю, вам есть, что вспомнить. Вечером посмотрим, как изменится твое решение. Не изменится? Что ж. В ней тогда не будет никакого толка… Конечно сначала…
Дуло касается моей груди, и я сразу отшатываюсь, сжав на ней руки — смешу еще больше.
- Ну что сказать? Красивая у тебя дочь, мне сразу понравилась. А я же мужчина, ведь так?
Его аура перестает на меня давить, но я боюсь посмотреть, лишь слышу, как тяжелые шаги отдаляются прочь, а потом сухой приказ:
- Девчонку из комнаты не выпускать, за домом охрану усилить. Попробует сбежать? Прострелить колени.
Хлопок входной двери.
Я все также тяжело дышу, смотрю в пол, съедаемая этой тягучей атмосферой, страхом и горестью — смертью…
- Зачем ты вернулась? - еле слышно хрипит отец, и я резко поднимаю на него взгляд.
Сталкиваюсь с его, полным сочувствия и боли. Поблекший, покусанный болезнью, слабый, но все еще его… Блефовал… Мне становится на миг легче, но от следующего вопроса я напрягаюсь стократно.
- Где Олег, Алиса?
Глава 19. Последняя улыбка
Алиса
- Где Олег, Алиса?
Пару раз моргаю, пока до меня плавно не доходит: Елагин опять меня обвел вокруг пальца! Не так глобально, конечно, а все равно умудрился! Он общался с отцом и ничего мне не сказал!
- Остановись, - вдруг звучит почти мягкое, я поднимаю глаза — папа слегка улыбается.
Так тяжело…мне почему-то кажется, что теперь это его максимум. Когда-то широкая, счастливая улыбка увяла до состояния лишь тени себя прошлого, и это больно. А еще больнее, что меня вдруг посещает странная мысль: улыбка, которую он кое как натянул, последняя во всей его жизни…
- Он не со мной.
Коротко, но емко. Я слегка хмурюсь и тихо спрашиваю.
- С чего тогда взял, что со мной?
- Остались кое-какие каналы. Знаю.
Понятно. Его широкие сети, конечно же, знали, что я в Туле. Он знал. Ему все передали.
- Ты знал, что я здесь.
- Зачем ты вернулась? - повторяет, я отворачиваюсь.
Внезапно так стыдно и глупо. Я чувствую себя просто идиоткой…так и есть, конечно же. Если у Елагина мало опыта в похожих делах, у меня его вообще нет. Черт меня дернул расплатиться своей картой! Кажется, я и правда до сих пор сижу на страницах сказок, даже после всего, что со мной случилось. Верю так глупо, что есть в этой жизни абсолютное добро и зло, где первое всегда одерживает победу, а ведь это не так. Судьба тычет меня носом снова и снова: Алиса, жизнь слишком многогранна. В каждом есть плохое и хорошее, не бывает чего-то одного. Мы — это смесь, и сами выбираем чего добавить больше, а чего меньше. Даже в папе есть хорошее. Я помню, в детстве, как он катал меня на плечах, как читал мне сказки, как бережно подсаживал на лошадь с одной из ферм. Он мог быть ласковым и нежным, а для кого-то стал палачом — многоликий. И все мы многоликие… Даже я. Тогда, шесть лет назад, я ведь сама решила не пытаться поговорить с Олегом о ребенке — это неправильное решение. Знала ведь, что его мать ему ничего не скажет, а я почему-то уверена: не сказала. Он был слишком удивлен — не знал. Он не знал… и я долгие шесть лет об этом нет-нет, а догадывалась — сама так решила. Скрыть. И была этому рада, как будто так отомстила…
- Алис?
- Он позвонил и сказал, что ты болеешь, - отвечаю все-таки, папа еле слышно выдыхает.
Кажется, это был почти смешок.
- Всегда думал, что ты в меня пошла, а нет… этим в маму.
Прозвучало холодно, но в глазах его море тепла — все равно клинит. Я ссылаюсь на мираж, мотаю головой и перехожу в наступление.
- Я все знаю!
Папа долго молчит. Он смотрит лишь на меня, пытается что-то для себя выцепить, а дальше я думаю — понимает, но нет. Говорит вообще о другом, до чего мне дела совершенно нет!
- Ольга… да, она родила от меня сына. Прости.
- Я не…
- Его зовут Богдан.
Здесь то и происходит что-то странное. Отец перебивает меня с нажимом, сам слегка мотает головой, потом также слегка наклоняет голову и поднимает указательный палец. Что-то пытается мне сказать. Что?! Я не понимаю. Теперь сама долго на него смотрю: жест повторяется. Он указывает… на ухо?
И тут меня озаряет. Нас слушают?
Папа слегка кивает. Мда… он понимает все гораздо быстрее, даже в изнемождённом состоянии…
- Мне все равно… - шепчу по наитию, отец кивает.
Подбадривает. Правильно? Я говорю все правильно? Видимо да...
- Понимаю. Ты всегда была больше привязана к матери.
Неправда. Я всегда была папиной девочкой. Что он задумал? Что за игры?
- Не волнуйся. Я тебя из завещания не вычеркнул, так что умру — тебе что-нибудь да перепадет.
- Я не… - осекаюсь, поджимаю губы и смотрю в окно, спрашиваю, - Что я здесь делаю?
- Не суй свой нос в чужие дела. Это тебя не касается.
- Мне только что угрожали пистолетом.
- Кистаев думает, что сможет продавить меня через тебя, пусть думает так дальше.
- Он меня убьет?
- Честно? Мне все равно.
Закрываю глаза, роняя слезы. Пусть одна сторона шепчет, что все это спектакль, но вторая-то существует — мы уже в этом разобрались! — и она говорит, что это и есть та самая «суровая» действительность. Какой верить? Я так напугана и растеряна, что не знаю.
Скрипит дверь. Резко оборачиваюсь, вытирая соленные дорожки с щек, и вижу немолодую женщину в белом халате. Она несет в руках серебряный поднос с белой салфеткой сверху, улыбается, а когда останавливается рядом с постелью, обращает внимание на меня.
- Ой, какая красивая девочка… как похожа на вас…
Я снова в ступоре. Кто она? Как мне ее воспринимать? На врага не похожа, но опять же: я в этом мало чего понимаю. Обмануть меня явно просто.
- Тамара, сегодня без уколов, - хрипло говорит папа, она хмурится.
- Но…
- Вставьте шприц в подушку.
- Степан, вы же знаете…
- Я сказал… - подается чуть вперед, сразу лишаясь сил и падая обратно, - Больше не надо. Я должен поговорить с дочерью.
Тамара смотрит на него пару мгновений, но прячет глаза и делает, что ей велено, а папа тем временем переводит взгляд на меня.
- Алиса, послушай меня сейчас очень внимательно, поняла? Во-первых, не бойся. Во-вторых, не поддавайся на его провокации. Он тебя не тронет и…
- Что происходит?! - кошусь на женщину, которая настырно не отвечает мне взаимностью — папа за нее.
- Они слушают, но сейчас не будут. Во время этих уколов я слишком громко ору и мешаю им — десять минут у нас есть. Дальше, никаких эмоций.
- А она…
- Она — друг.
Тамара слегка улыбается, я пытаюсь вспомнить ее лицо, которое кажется мне знакомым — ничего. Адреналин имеет странную способность лишать памяти, видимо, ну да ладно. Неважно это все. Я выпаливаю…
- Он оставил нас специально?
- Полагаю, что да.
- Зачем?