Любимый с твоими глазами (СИ)
Не заслуживаю ее. То есть вообще. Даже если бы не врал — не заслуживаю все равно. Я ведь ни за что не платил, папаша ее все устроил, и это дико коробит и тушит весь пожар — я отворачиваюсь.
- Эй, ты чего? - мягко шепчет, кладет руку мне на щеку нежно, а я смотрю на нее и плечами жму.
- Не знаю, просто…как будто сплю.
- Но не в хорошем смысле. Я права?
Меня внезапно бьет эта ее проницательность. Как я мог относится к ней, как к дуре? Без понятия. Может быть так просто проще? Мне, конечно же. Делать вид, что она — просто красивая оболочка, бездушная игрушка, кукла. Я снова поступаю эгоистично и знаю, что буду поступать так дальше. Я буду и дальше делать вид, что не замечаю всей ее настоящей глубины, ведь если начну — мне проще сдохнуть. Но не в этот момент, нет. Здесь так спокойно, будто нет никого за пределами нашего бунгало и этого пляжа. Мы здесь одни. Наедине от всего мира и проблем, и я понимаю, что могу быть откровенным. В этот момент — да.
- Я тебя не заслуживаю, малыш.
- Не говори так…
- Алис, это правда. За все это платил не я, и, боюсь, что всего этого я тебе дать никогда не смогу.
- Никогда не говори «никогда».
- Предпочитаю быть реалистом.
Алиса медлит недолго, потом подходит еще ближе, обнимает меня за шею и шепчет прямо в губы.
- Я в тебя верю, Елагин. Буду верить за нас обоих, если это нужно. Знаю ведь, что однажды ты свозишь меня куда-нибудь, где будет не хуже, а лучше.
Знаете…когда она меня целует, я отвечаю ей искренне. Обнимаю тоже. Такой подъем вдруг чувствую, а как иначе? Когда такая женщина, как она, в тебя верит, ты просто по-другому не можешь, кроме как доказать, что она не ошиблась, твою мать. Я — достоин.
Сейчас
Я слегка касаюсь добротной ракушки, которую мы с Алисой нашли на дне океана, когда ныряли с аквалангами. Я тогда себе ногу разрезал о рифы, но достал для нее. Красивая такая, реально большая, с фиолетовым отливом и редкая — нам говорили так, если я правильно понял тот ужасный русский с диким акцентом. И тогда она действительно была красивая, а сейчас нет. Спустя шесть лет ракушка оказалась разбита на две части, одна из которых больше и выглядит вполне ничего, а вот вторая — жалкое зрелище. «Не пришей кобыле хвост» — все, что мне в голову приходит. И еще кое-что приходит. Я — это и есть «не пришей кобыле хвост», отломанная часть ракушки, которая никому больше и не нужна. Алиса с Давидом — другая. «Они» почти целые, их можно и на полку поставить, и радоваться дальше, а вот «я» — на помойку и в утиль только. Как и в жизни…
- Олег, ты нашел…
Алиса неожиданно заходит в комнату, замирает. Я все еще стою без футболки, так что вижу, как она невольно проходится взглядом по мне. Жадно. Как раньше. Это мне нравится, да и то, как она резко отворачивается, тоже. Улыбаюсь.
- Прости…прости, я не знала, что ты еще…я хотела…ох, боже. Я…
Не могу сдержать смешка. Когда она смущается, самая лучшая.
- Все нормально, - говорю, а потом зачем-то добавляю, - Ты можешь повернуться, ты меня видела без футболки и не раз.
Знаю — зафырчит. Когда это происходит, мне теплее внутри, и даже когда я получаю ее колючее:
- Если я захочу увидеть голого мужика, схожу в стриптиз-бар! Давай быстрее, тебя Давид уже заждался.
Ненавидит…Я буквально чувствую это, но Алисе необходимо подчеркнуть и жирно выделить, так что дверью она шарахает сильно — бедный наличник рыдает. А мне хорошо. Да. Мне определенно просто прекрасно.
Глава 8. Подарок
Алиса
Это велосипед. Велосипед, представляете!
Давид вскользь сказал, что хотел бы покататься, а нету у него — и вот на тебе. Запомнил и исполнил. Стоит теперь рядом с багажником. Красивый еще такой, блестящий, и дико-дико, не постесняюсь в третий раз добавить, дико прикольный! У него синяя рама, а колеса толстенные и светло-коричневые. Такой…знаете? Необычный короче, но даже мне нравится. Что о Давиде говорить?
Малыш рядом со мной, цепляется за ногу, а сам завороженно смотрит на своего железного коня, только боится подойти ближе. То ли не верит своему счастью, то ли его смущает отсутствие дополнительных колес — а может все вместе? Но он волнуется. Настолько, кстати, что даже не фырчит, когда Олег достает еще и шлем с наколенниками. Меня в этот момент глупая ревность пронзает: знаю ведь, сын оденет все это без нареканий, а я бы его ни за что не запихнула в обмундирование, которое может бросить тень на его «взрослость». Ни. За. Что. От него примет. Будь я проклята, если нет, и это бесит.
- Ну как? Нравится?
Олег меня бесит тоже. Во-первых, за ту сцену дома я до сих пор краснею внутренне, а его ненавижу больше. В частности за взгляд, которым он на меня смотрел, и за голос его дурацкий с хрипотцой, которым он сделал мне неуместное предложение. И за тело его чертово, которое все так же прекрасно, как раньше. Ну почему ты не разжирел?! Почему не обрюзжал?! Почему ты спустя шесть лет выглядишь лучше, чем в условной молодости?!
Интересно, а я так же хорошо выгляжу? О чем он подумал, когда увидел меня? Ох, стоп, нет. Нет! Алиса, завязывай твою мать! Ты меня уже заколебала!
Но думаю все равно…я ведь после беременности изменилась сильно. Во-первых, прибавила я в весе очень! Серьезно. Иногда казалось, что не малыша вынашиваю, а целую футбольную команду. Давид был очень большим, а еще постоянно пинался. Неспокойный ребенок. Изначально. Из-за его активности я, конечно, быстро сбросила «лишнее», но, блин, не все же…А по залам мне ходить тупо некогда. Дай бог позаниматься дома, и то, если мама заберет Давида на выходные. А так…
Во-вторых, тело женщины до рождения ребенка все равно другое. После моего огромного живота, у меня осталась парочка следов, да и грудь уже не такая, как раньше. Бедра шире…
Как-то неловко стало. Я себя проклинаю за эти мысли, правда, но когда они снова пробегают, хочу от него закрыться. Не хочу, чтобы смотрел. Не хочу, чтобы изучал. Не хочу, чтобы сравнивал и в голове галочки ставил в графе «я все правильно сделал». Не. Хо. Чу. Слава богу он этим не занимается. Олег останавливается напротив нас, улыбается, но только сыну и смотрит только на него.
- Ну? Каков вердикт? Угадал, или едем в магазин и берем другой?
Давид смущается. Я вижу своего сына таким очень редко, и обычно меня это умиляет, но теперь хочется его как-то…защитить? Дурость несусветная, а я завожу его за спину непроизвольно. Олег из-за этого хмурится сильнее, наконец на меня смотрит и спрашивает.
- Что я сделал не так?
Правда растерян, и сейчас тот самый момент, когда нужно думать о ребенке. Вот он. Настал. Эгоизм засовываем подальше, истинные чувства к этому козлу еще глубже, и делаем. Так поступают матери, как по мне — превыше он, твой ребенок. Поэтому я шагаю к Олегу и тихо говорю.
- Он очень красивый, и, сто процентов нравится и ему, но…
- Но?
- Он не умеет кататься, Олег.
Олег недолго медлит, опускается на корточки к Давиду, который чуть ли не плачет, а потом так нежно говорит ему, что у меня сердце сжимается.
- Ты из-за этого вдруг такой молчаливый? Мама права? - сын пару раз кивает, на что получает мягкий смешок, - И что тебя так огорчило-то? Я вот не умел на велике ездить до шестнадцати.
- Правда? - тихо так, робко переспрашивает, Олег снова кивает.
- Еще как. Все гоняли, а я не знал, что придумать. Хорошо хоть велика у меня не было.
- Почему?
- У нас не было на него денег, я его себе купил с рук, но гораздо позже «обычного».
- С рук?
- У старшего брата моего друга. Потом научился.
- А научился как?
- Сам.
Мне и от этого сердце сдавливает. Обычно мальчиков учит кататься папа, но в случае Олега — это было невозможно. Его отца я видела всего два раза в жизни. Первый раз мельком. Помню, Олег меня тогда на учебу отвозил, мы вышли из парадной и с боку на нас «выпал» этот человек. Я испугалась. Хотя, если честно, больше из-за реакции мужа. Олег меня от него так закрыл, будто это какой-то маньяк, а потом загнал в машину. Когда через десять минут тоже в нее залетел, был злым, как черт. Еще страшнее…