Любимый с твоими глазами (СИ)

- Эй, а попрощаться?
- Мам! Ну запеканка же!
- Прости, - тихо улыбаюсь, отпускаю, - Ладно, беги.
Все. Дорвался. Я пару мгновений смотрю ему в спину, а сердце снова кровью обливается. Хорошо знакомое чувство — мне так не хочется его отпускать, а надо. Скоро он на самом деле станет взрослым, я и моргнуть не успею, как встретит девушку и заведет свою собственную семью. Это нормально, правда, но я то останусь одна. Меня этот момент пугает — когда я и ему не буду больше нужна. Как его папаше…
Да господи! Что сегодня со мной происходит?! Дважды упомянула черта всуе, надо прекращать, а то я тоже опоздаю на свою «запеканку» — совещание. Да, у взрослых запеканки именно такие.
Наспех поворачиваюсь, вешаю курточку сына на крючок, потом залезаю в шкафчик, чтобы достать его вещи и увести домой постирать, как вдруг в меня что-то врезается. Кто-то, если быть точнее. Я улыбаюсь сразу — опускаю глаза и сталкиваюсь со своими родными. Давид обнимает меня обеими руками, смотрит так открыто, а потом шепчет.
- Я тебя люблю, мамуль. Не задерживайся, приезжай за мной поскорее.
Сердце снова щемит, но на этот раз по-доброму. Все два предложения, и мой день в очередной раз самый лучший.
Но мысли все равно крутятся. Пора бы уже действительно вылезти из своей ракушки, честное слово. С моей последней попытки «построить отношения» прошел уже почти год. Я тогда ведь для галочки согласилась, чтобы мама отвязалась — ее мое одиночество дико волнует. Сама то она перестала прятаться сразу, как мы приехали в Петербург. Она у меня замуж снова вышла за хирурга. Дядя Женя хороший мужик, мне он очень нравится, главное тем, что маму любит безумно, на руках ее носит. Вот сейчас, например, они улетели пожить немного на море в Грецию — так он пенсию решил отметить. Конечно, маму пришлось буквально запихивать в самолет: она ехать не хотела, мол, бросаю вас тут. Но нет. Она, наконец, получила свое счастье. Долго этого ждала, даже слишком, и я только рада. Теперь, вон, звонит нам каждый день по видеосвязи — проверяет, да и зазывает в гости. Они живут теперь на берегу моря, а когда я смотрю на их счастливые лица — снова будто верю в любовь. И что живет она больше трех лет — это точно. Как оказалось, дядя Женя — один из маминых, многочисленных друзей. Питер вообще ее город, она здесь училась в юности и жила на Садовой, пока отец ее в жены не взял.
Кстати, об отце. Я о нем вообще стараюсь не вспоминать. Ни о чем, что осталось в моем прошлом, дома. Ни о ком и никогда. А снова вру ведь…
Бывает, что накатывает дикая тоска, и я тогда открываю его профиль. Знаю, как найти, не слежу за жизнью бывшего, но, бывает да, бывает смотрю…Он ни чуть не изменился. Такой же красивый и серьезный. Руководит очень крупной компанией по строительству, живет в Москве. Хорошо живет, к слову, как мы никогда не жили — стал намного богаче даже моего отца. При том во всех смыслах: они с Аленой до сих пор вместе. Это больно, но, наверно, правильно? Я почти за них рада — вру снова. Ненавижу каждую их улыбку на фотографиях, мне ведь до сих пор больно, а счастье их, как заноза в сердце. Просто это рационально признать, что да, они действительно друг друга любят, тут уж ничего не поделаешь. Только детей у них нет. У Олега есть только Давид.
Так, Алиса, стоп. Давид — только твой. Олег — донор спермы, и вообще! Очень «не факт», что сын от него. Может быть я просто от страха себе придумываю. Он от Леши. Да! От него.
Фух, убедила, кажется, успокоилась. Захожу в офис и сразу натыкаюсь взглядом на моего-кавалера-коллегу-юриста — Семена Андреевича. Он мне улыбается открыто, сразу подходит, заводит разговор, пока ведет меня до кабинета, а я возьми, да согласись выпить кофе. Потому что да! Пора вылезать из своей скорлупки.
***
Весь день проходит для меня также быстро, как обычно. Я готовлю пару контрактов, перевожу несколько писем, потом провожу международные переговоры. Иногда у меня есть время остановиться, конечно, и я трачу его на сожаления. В ворохе бумажек мне пришлось похоронить свою мечту учить детей — преподавателем я так и не стала. Университет закончила, конечно, уже в Питере, но на работу устроилась в крупный холдинг из-за денег. На зарплату учителя не прокормишь ребенка, не дашь ему все, чего он заслуживает. Деньги Олега кончились быстро. Мама взяла с собой все свои сбережения, но и они ушли — мы взяли ипотеку на просторную двушку. Дядя Женя нам помогал ее выплачивать, но я же тоже не могу всю жизнь висеть на его шеи, поэтому да, пришлось жертвовать мечтой ради материального. Но ничего. Когда я покупаю сыну игрушки и одежду, а еще оплачиваю хороший садик — мои жертвы становятся незначительными. Его улыбка — важнее всего, а тот факт, что мне не нужно сводить концы с концами, греет душу. Мы на широкую ногу, конечно, не живем, и все те блага остались далеко за моей спиной — брендовые шмотки, люксовая машина, дорогие украшения. Теперь у меня обычная, но приличная одежда, поддержанный Форд Фокус и бижутерия, но это все мое — я этому рада. В конце концов, когда-то у меня было много денег, я их никогда и не считала в принципе, но счастья мне они не принесли. Одну только боль. Теперь я считаю деньги, но этот привкус абсолютной свободы каждый раз, когда я оплачиваю счета — что-то с чем-то.
 
Вот сейчас коплю на отдых…Мы с Давидом собираемся навестить маму, как раз через две недели у меня отпуск. Погуляем…
Телефон снова звонит, вырывая из сладких грез. Я готовлю ужин, сама слушаю, чем там занят сын — смотрит какую-то передачу про древние цивилизации. Он у меня вообще всяким таким интересуется, а еще обожает красивые энциклопедии и кубики. Чтобы строить. Как он.
Да твою мать! Нет, сегодня точно звезды не в том положении, раз я только и делаю, что думаю о нем. Цыкаю, смотрю на экран телефона — опять тот же незнакомый номер. Он мне звонил сегодня в обед, но я сбросила опять, была слишком занята, может что-то срочное? Надо ответить.
Мне на миг страшно, правда, я вижу в этом во всем какой-то знак: не просто так о Елагине вспоминаю, не к добру это…Хотя нет. Бред несу. Зачем я ему нужна?! Он обо мне и думать забыл, дай бог, чтобы помнил, как звали его первую, нелюбимую жену.
- Да? - отвечаю решительно и сразу выдыхаю — звучит незнакомый, взрослый голос.
- Здравствуйте, извините за поздний звонок. Это Алиса Воскресенская?
Кстати, об этом. Степень моей обиды на отца достигла таких масштабов, что я сменила не только его фамилию на фамилию своего деда, но еще и отчество исправила. Теперь я Алиса Геннадьевна Воскресенская, приятно познакомиться.
- Да, это я.
- Меня зовут Анатолий Георгиевич Кистаев. Вам удобно говорить?
- Если это какой-то опрос, то…
- Это не опрос и не реклама. Уточню сразу, вы же Алиса Степановна Чистова?
Как током прошибает, и я роняю лопатку на пол. Чертыхаюсь и присаживаюсь, сама отбрыкиваюсь параллельно.
- Нет, это не я.
- Алиса Степановна…
- Меня зовут Алиса Геннадьевна Воскресенская!
- Этот номер мне дал ваш отец.
Еще один удар. На этот раз я застываю, озираюсь зачем-то, а потом понижаю голос. Волна такой лютой ненависти вдруг накатывает…Какого хрена?!
- Я не знаю, чего вы хотите, но у меня нет отца и…
- Алиса, послушайте, он очень серьезно болен.
Нокаут. Злость в миг растворяется, а на смену ей приходит дикое замешательство. Я подхожу к столу и присаживаюсь за него, сама хмурюсь и смотрю в пол. Мужчина продолжает.
- Я бы вам не позвонил, правда, но у вашего отца рак, ему осталось недолго. Он очень хочет повиниться и попрощаться.
- Вам то что за дело? - рассеяно мямлю, а мужчина вздыхает.
- Я его хороший друг. Мы вместе служили когда-то, и он…он помог мне, а я хочу вернуть долг. Степа не знает, что я вам звоню…
- Вы же сказали, что он хочет попрощаться.
- Хочет, но просить — не посмел бы. Я вас прошу. Пожалуйста.