Ты сделан из звезд (СИ)
Ощущаю его сильное возбуждение голой кожей, и меня ведёт от этого чувства настолько, что я невольно выстанываю низкое протяжное «хён». Он снова выпрямляется и хватает мою щиколотку, улавливая мои взгляды паники вперемешку с недоумением, и закидывает мою ногу на своё плечо. И только сейчас я вижу, насколько большие у него руки. Хён прижимается щекой к моей икре, трётся о мою кожу, тепло улыбается и смотрит на меня. От этого жеста мне становится ужасно стыдно, и мне хочется закрыть лицо руками, но я просто не могу пошевелиться. Когда он трогает губами мою кожу, я снова зажмуриваюсь от смущения и своей открытости, поворачиваю голову набок и хочу слиться с подушками, лишь бы не видеть этот взгляд. Хён тихо смеется и осторожно толкается внутрь.
Он снова оказывается рядом, ладони успокаивающе оглаживают моё лицо, он что-то тихо шепчет, а я словно парализован от собственных ощущений. В панике хватаюсь за его плечи, отголосками сознания улавливаю его мелкие поцелуи в мою шею, а сам сильнее сдавливаю кожу на его спине, впиваясь в неё ногтями. Моё сердцебиение будто останавливается, когда он заполняет меня полностью и замирает во мне. Мои руки хватаются за его спину, как за спасательный круг, а стойкое ощущение, что я утонул, не покидает меня. Он так близко, рядом, дышит в мою шею и сжимает мои бёдра. Его кожа касается моей, а дыхание всё же сбивается, как бы он ни старался контролировать себя.
— Всё в порядке, х-хён, — зачем-то говорю я, наверное, больше для самого себя.
— Ты удивительный, Гюн-а, ты знаешь об этом? — шепчет он в мои губы и дарит короткий, совсем невинный поцелуй, так неподходящий этому моменту.
Чувствую, что я пропал.
Хён двигается во мне плавно, дразняще-медленно, как будто издевается. У меня больше не остаётся сил сдерживать собственные стоны. Последний барьер оказывается сорван. Движения хёна глубокие, ритмичные, такие, что от них поджимаются пальцы на ногах. Он удерживает мою ногу на своём плече одной рукой, а другой сжимает бедро, шипит от раздражения, потому что моя кожа под его пальцами становится влажной и скользкой, и он постоянно перехватывает её, оставляя новые отметины.
Его движения становятся быстрее, а его фигура вытягивается надо мной. Мои стоны высасывают из меня весь воздух, и лёгкие начинает жечь. Непроизвольно закусываю свои же губы, хватаюсь пальцами за простыни, пытаясь удержаться. Намокшая чёлка липнет ко лбу, а тело выгибается дугой, когда он попадает по простате. По телу проходит волна удовольствия, такая резкая и внезапная, что я на секунду замираю, всё ещё стискивая в руках ткань. Хён смотрит на меня, тяжело дышит, довольно ухмыляется и толкается снова, выбивая из меня очередной стон. Теперь каждое его движение отдается разрядами тока по телу, и я чувствую, что не смогу долго продержаться. Хочу отстраниться от него, впиваюсь пальцами в простынь снова и пытаюсь выскользнуть, но он хватает мою талию, сжимая её в своих ладонях, и буквально насаживает меня на себя.
Моё тело крупно вздрагивает от движений хёна, и я кончаю с хриплым стоном на губах. Горячая сперма пачкает живот и попадает на простыни, и почему-то мне становится ужасно стыдно за себя: разгоряченный, грязный, с широко разведенными дрожащими ногами и полностью открытый.
— Можешь открыть глаза, Гюн-а, — мягко говорит хён и наклоняется ко мне, коснувшись моего лба губами.
Открываю глаза, из которых катятся скопившиеся слёзы, и вижу лицо хёна перед собой: по вискам стекают капельки пота от напряжения, а на губах такая нежная улыбка, что, наверное, я могу кончить снова, но уже от ощущения безграничного счастья от его близости со мной. Хён аккуратно выходит из меня, и я замечаю его возбуждение, вопросительно смотрю на него, а он садится на кровать и облокачивается на неё спиной. Тянет меня, все еще ничего не понимающего, за запястье и просит сесть к нему на колени.
Мои ноги не хотят слушаться, дрожат и совсем меня не держат. Чувствую себя ужасно грязным, а хён снова кладёт ладони на мою талию, касается всё ещё горячего живота и тянет меня к себе. Хватаюсь за его шею, чтобы не упасть, и наши губы снова оказываются рядом. Он смотрит в мои глаза, переводит взгляд на губы и едва касается их своими. Ловит мои тяжёлые вздохи губами и прижимает меня ближе к себе. Не могу смотреть на него, он слишком близко, и даже после всего, что произошло несколько минут назад, я всё ещё испытываю какой-то идиотский стыд.
Его губы снова касаются шеи, а руки удерживают мою талию. Его поцелуи расслабляют и заставляют снова дрожать от предвкушения. Наслаждаюсь его мягкими, такими соблазнительными губами на своей коже и снова чувствую сладкую, тянущую боль внизу живота. Не могу сдержать тихих стонов, снова хватаюсь за его плечи и подставляюсь его поцелуям. Хён немного отстраняет моё разомлевшее, совершенно расслабленное тело от себя и показывает мне ещё одну серебристую упаковку с презервативом. В полнейшем недоумении смотрю на блестящий квадратик и не понимаю, чего от меня хотят.
— Хочу, чтобы ты надел его на меня сам, — почти шепчет хён и тут же откидывается на подушки позади себя.
Я в полнейшей панике, замешательстве и шоке стараюсь понять то, что только что услышал, и не верю своим ушам. Хён смотрит на меня снизу вверх и хитро ухмыляется. Видя мой рассеянный взгляд и явно покрасневшие щёки, закидывает руки за голову, и я замечаю все очертания мышц.
Это моё. Теперь это всё моё.
Не могу удержаться и наклоняюсь к его лицу, опираясь на руки, и снова несдержанно целую. Сколько раз я касался его губ за этот вечер? Из-за бесконечных поцелуев его губы припухают, и они выглядят более соблазнительнее, чем обычно. Отстраняюсь от него, снова кусаю его верхнюю губу, но моя паника не исчезает.
Делаю несколько глубоких вдохов, чем вызываю усмешку хёна, совсем не злую, но абсолютно мне не помогающую. Пытаюсь дрожащими пальцами открыть упаковку с презервативом. Руки не хотят слушаться, а моё внутреннее смущение нарастает ещё сильнее, и мне хочется провалиться сквозь землю. Боюсь поднять глаза и снова столкнуться с ним взглядом.
Руки хёна осторожно накрывают мои, но это происходит так внезапно, что я тут же вздрагиваю и жалобно смотрю на него в ответ. Боюсь увидеть в его глазах… Разочарование?
— Давай я помогу тебе, — мне кажется, что моё лицо откровенно горит, настолько мне жарко и неловко от самого себя. — Расслабься, Гюн-а, — его голос разливается по венам как кленовый сироп, и я, кажется, готов сделать всё, что он меня попросит.
Хён оглаживает мои ладони большими пальцами, и это немного успокаивает меня. Кое-как справляюсь с упаковкой и робко касаюсь его члена, немного сжимаю у основания и раскатываю тонкий латекс вдоль всего органа, робко обвожу его пальцами. Хён же снова приподнимается и оказывается возле моего лица, ласково гладит его ладонью и мягко целует, будто хвалит меня. И во мне что-то обрывается.
Заглядываю ему в глаза и, стараясь повторить его взгляд, кладу руку на его грудь, мягко толкая назад. Хён подчиняется движению моей руки и снова ложится, немного хмурясь, но внимательно наблюдая за мной. Силюсь забыть всё смущение и двигаюсь ближе к нему. Кладу руки на его крепкую грудь и немного царапаю кожу ногтями, невольно задевая след от собственных зубов и вызывая у хёна шипение от несильной боли. Веду руками вниз и с наслаждением очерчиваю его пресс, обвожу каждую мышцу пальчиками, нажимая на них подушечками.
Его дыхание учащается, грудь вздымается сильнее, и я чувствую, как тяжело он дышит, как пытается сдержать возбуждение и стискивает зубы. Его руки ложатся на мои бёдра и снова сжимают их, а я с удовольствием отмечаю, что вызываю в нём те же эмоции, что и он во мне. Немного приподнимаю бёдра, позволяя его члену коснуться моего входа и снова чувствую напряжение его рук.
Он не хочет сорваться.
Осторожно насаживаюсь, чувствую, как горят мои ноги от напряжения, и почти падаю, когда хён поддерживает мои ноги буквально на весу. Из моей груди невольно вырываются полустоны, какой-то невнятный шёпот, а мысли совершенно улетучиваются. Хён расслабляет руки, когда я сажусь до конца. По телу тут же пробегает странная волна наслаждения, и я весь превращаюсь в ощущения. Чувствую его бёдра под собой и как сильно они напряжены.