Адъютант палача (СИ)
В длинной комнате двое пытаются перезарядить ружья, и за ними видны спины убегающих подельников. Товарищи быстро учатся и поняли, что граната безосколочная и просто спрятались за мебелью, закрыв глаза. Опять прыжок и очередной удар ногой, но теперь в пах. Второй мятежник получает револьвером по голове. С другой стороны дома опять раздалось несколько выстрелов — скорее всего, это вторая группа встретила сбежавших мятежников.
-Павлов, — приказываю унтеру, — Прикрой дверь и займи оборону. А то не хватало поймать дружественную пулю. И сам смотри, чтобы никто не пальнул в своих с перепугу.
Бегать сквозь длинный пролёт опасно. Сколько всего обороняющихся, мы не знали. Ребята с той стороны знают план штурма. Их задача — встретить сбежавших, коли они будут, а далее подняться и дать о себе знать. Я же пока решил устроить экспресс-допрос. Подхожу к начавшему двигаться поляку, получившему удар пистолетом, хватаю его за горло и ору.
-Сколько вас?
Из-за пороховых газов и остатков нашей дымовухи не могу нормально рассмотреть вражину. Глаза щиплет, ещё и в ушах звон от взрывов с выстрелами. Вижу только, что пленный начал мотать головой. Сжимаю его сильнее, достаю нож и подношу к его лицу.
-Отвечай, курва? Я тебе сейчас глаз вырежу! Сколько всего было людей в доме? Сераковский с вами? Где он?
-Нас двенадцать, — закричал в ответ мятежник, когда почувствовал холод стали у глаза, — Пана воеводы здесь нет.
Чего-то мне голос говорившего показался до боли знакомым. Как раз дым немного рассеялся и увидел эти голубые глаза, в которых испуг начал сменяться ненавистью.
-Сука! — только и смог я произнести.
-Юзек? Но как? Я слышал, что ты переметнулся к москалям, но не верил! Этого не может быть! А ты — здесь! Иуда! — буквально выплюнул последние слова мой здешний брат Зенон.
* * *-Таким образом, можно с уверенностью говорить, что отряд, так называемого воеводы «Доленга» полностью разбит. Казаки настигли арьергард мятежников у местечка Кельмы. Сераковский хотел отходить в сторону Ковно, в окрестностях которого действует несколько шаек мятежников. Но оказался зажат в клещи и вынужден был принять бой. В общем, отряд численностью три тысячи человек разбит. Враг, понеся огромные потери в первые минуты боя, побежал. А далее, начал сдаваться в плен. Возможно, части удалось уйти, но это полный разгром! Зыгмунд сбежал среди первых со своим помощником и охраной. Его поймали через день, в двадцати вёрстах от места сражения.
Денисов с довольной улыбкой рассказывал мне последние новости. Я же недавно вернулся из рейда, успел хорошенько отмыться, чистый, сытый и разомлевший слушал его с не меньшим удовольствием.
После достопамятного штурма, где мы взяли верхушку отряда, оставленную прикрывать основную группировку Сераковского, прошло чуть больше недели. Я демонстративно не стал заниматься пленниками и передал всё на усмотрение Денисова. В принципе, акция прошла успешно и никто не сбежал. Только мне от этого не легче, учитывая встречу с Зеноном. Поэтому я сразу нашёл себе дело — мы с группой отправились преследовать один из выскользнувших отрядов мятежников. Оказалось, что их было изначально больше, и разведка не заметила ещё один лагерь, расположенный недалеко от деревни. Вот потому казаки не смогли накрыть всех инсургентов сразу. Часть второго отряда ударила им в тыл, прикрывая отход соратников. Потери мы понесли минимальные, но мне от этого не легче.
А меня, ещё два дня преследования этих чёртовых беглецов, просто вымотали. Начало марта, в Литве, не самое приятное время. В лесу начал таять снег, дороги размыло, к тому же заморосил нудный дождик. Солдаты и ваш покорный слуга вымазались до такой степени, что было не видно цвета наших шинелей. В итоге, когда мятежники были настигнуты, меня беспокоило больше всего, что озверевшие от грязи, сырости и отсутствия нормальной еды бойцы, просто их перебьют. Но обошлось. Мятежники сами умаялись до такой степени, что не могли оказывать сопротивления. Всё-таки регулярные войска, и ополчение — это совершенно разный уровень подготовки.
В итоге мы сопроводили одиннадцать пойманных инсургентов в Шавель, где располагался штаб генерала Ганецкого. Хорошо, что у меня хватило ума заранее послать в город немца с Янкой, чтобы они заняли для отряда какой-нибудь дом. Поэтому моим людям сейчас не приходится ютиться в палатках. Пусть тесновато, зато тепло и есть баня. За возможность нормально вымыться, я был готов отдать любые деньги. Кстати, надо озаботиться шёлковым бельём. Чую, что подцеплю каких-нибудь насекомых, если так пойдёт дальше. Этого мне бы сильно не хотелось. У меня просто нет времени мыться при такой интенсивности движения.
С братом я пока не виделся, так как сначала парился, а потом отсыпался. Затем опять спал, позабыв даже про тренировки. На следующий день после нашего приезда, появился Денисов со свежими новостями. Поручик с удовольствием откушал, чем бог послал. И был немало удивлён предложенному угощению. Для нынешней дыры, которой в будущем станет литовским Шяуляй, наплыв огромного количества солдат был серьёзным испытанием. На дворе начало весны, и особых разносолов не найдёшь. Скотину здесь массово никто не держит. Поэтому, даже высшие чины питались достаточно скромно. Кроме одного запасливого попаданца, который возложил обязанности по обеспечению своей комфортной жизни на пронырливого полешука. Поэтому, у меня на столе, кроме наваристого супа и гречневой каши со шкварками, были сало, пирог с мясом, свежеиспечённый хлеб и соленья.
Поручик, увидев подобную роскошь, судорожно сглотнул и уже не мог оторвать глаз от еды. Отобедали мы достаточно быстро, не касаясь серьёзных тем. Под такую закуску я налил Денисову пару стопок водки, которые он тут же выпил, но от следующей порции отказался. Уже, когда мы пили чай с выпечкой, гость начал делиться новостями.
Если выделить наиболее важные моменты, то новости отличные! Мы победили, мятежники уничтожены или в плену, выжившие командиры сидят под арестом, в том числе Сераковский! Из мелких неприятностей, по словам поручика, можно упомянуть необоснованные потери, проблемы с коммуникацией, из-за которой чуть не упустили достаточно большую шайку, и несколько казней, совершённых инсургентами. В принципе — обычный бардак в армии, которая давно не воевала. Хотя Ганецкий немало времени провёл на Кавказе и давил Венгерское восстание. Но, в основном, я слышал о генерале положительные отклики. Иван Степанович заботился о личном составе, не позволял офицерам творить разную дичь, и вообще был достаточно адекватен для современного высшего чина. Только поручик хотел сказать, что-то ещё, но явно испытывал смущение. Что вообще странно для казака и гвардейца.
-Варлам, вы хотите что-то мне сказать? — помогаю поручику принять решение.
-Да, — выдохнул с облегчением собеседник, — В горячке сражения может произойти всякое. Я, конечно, ещё особо не воевал, но слышал рассказы старших товарищей. Так вот, ваше поведение с пленными не красит офицера и дворянина. Хочу верить, что это был единичный случай, вызванный вашей нервической реакцией на первый в жизни бой.
Мне чудом удалось сдержать нервный смешок. А проступившую на лице краску, Денисов явно принял за чувство стыда. Хороший он человек и служака отменный, но чистоплюй. Вернее, заложник базового офицерского кодекса, который будет постепенно исчезать с изменением масштабов военных действий и общей культуры общества. Нет, гвардейцы или гусары чудят так, что некоторые их проделки можно принять за признаки слабоумия или глубокого морального падения. Сразу вспоминаются воспоминания одного офицера, прочитанные в своём времени, которые произвели на меня неоднозначное впечатление.
«Все раздевались тогда донага и выбегали на улицу... Там садились они на задние ноги (передние заменялись руками), поднимали к небу свои пьяные головы и начинали громко выть. Старик буфетчик знал уже, что нужно делать. Он выносил на крыльцо большую лохань, наливал её водкой или шампанским, и вся стая устремлялась на четвереньках к тазу, лакала языком вино, визжала и кусалась».