Драконья невеста
– Иоланда. Красиво, – сказал он, словно пробуя мое имя на вкус. – А что оно означает?
– На моей родине это имя означало «фиалка», маленький цветок с фиолетовыми лепестками. Меня так назвали за цвет волос, – я легонько коснулась рукой выбившейся из-под косынки пряди.
Замужние женщины в Итилии носили чепцы и широкополые шляпы, а девушки заплетали две косы или распускали волосы, прихватив их гребнями или лентами. Но за косы в таверне норовили схватить нетрезвые моряки, а выпадающие из копны кудряшки привлекали ненужное внимание грузчиков и прочих портовых работников, так что старая Агостина уже на второй день работы выдала мне косынку с узенькой полоской кружева и посоветовала спрятать волосы понадежнее.
– Так это… натуральный цвет? – изумился Терцо.
– У нас на острове он не был редкостью, – пожала я плечами.
– Красиво! – молодой сеньор протянул было руку, но я отшатнулась, и он быстро спрятал конечность под стол и пробормотал: – Простите, сеньорина, я непростительно увлекся!
После этого мне расхотелось болтать, да и еда уже кончилась, так что я собрала тарелки, унесла их в мойку, а когда вернулась – за столом сидела парочка мелких торгашей, требующих самую большую миску рыбного супа на двоих.
Глава 3
Больше этот день ничем мне не запомнился. А вот следующий день был храмовый: старая Агостина, никого не слушая, запирала таверну в полночь, разгоняла работников по комнатами или по домам и сама поднималась ни свет ни заря, чтобы чинно проследовать до церкви на центральной площади городка к утренней службе. Сопровождать старуху было вовсе не обязательно: на побережье, где трудно найти человека, чьи предки жили на этой самой земле хотя бы три поколения, вероисповедание было вопросом сугубо индивидуальным. Хочешь – ходи в церковь, построенную на центральной площади столичными мастерами; хочешь – посещай храм, построенный пятью минутами ходьбы южнее; а хочешь – хоть духам предков под осинкой подношения оставляй, хоть Морскому Владыке кланяйся – главное, плати налоги вовремя и не нарушай закон.
И все-таки каждый храмовый день у «столичной» церкви собиралась небольшая толпа людей с серьезными лицами. Еще четыре месяца назад народу было гораздо больше – беженцы с острова еще не отошли от потрясения и цеплялись за любую возможность получить надежду и ободрение. Теперь уже почти все разъехались. Я же каждую седмицу аккуратно причесывала непослушные волосы, надевала нарядную блузу и чистую юбку, натягивала на лицо смиренно-одухотворенные выражение и шагала след в след за хозяйкой таверны.
Вера, которую исповедовали в этой церкви, ничем почти не отличалась от религии моего родного острова. На самую длинную ночь в году вместо виноградного масла косяки смазывали апельсиновым, но знаки чертили те же. Первый день весны отмечали далеко не так пышно, зато на весеннее равноденствие устраивали настоящий карнавал с песнями и плясками. Вазы у подножия статуй наполняли не дикими цветами и лозами, а ветками апельсина и оливы. Всюду были нарисованы рыбки, ракушки и водоросли вместе с апельсинами и оливами. Произносили имена и названия чуть иначе. Но все это были мелочи, которые мне было любопытно подмечать от скуки и которые нисколько не мешали мне молиться.
Не нравилась мне церковь исключительно из-за ее главного служителя – старика с масляными глазами и морщинистыми руками, который так и норовил прибрать девиц с острова к рукам, пристроив служительнцами в обитель молчальниц. Я была страшно рада тому, что наш капитан привез спасенных в таверну. Некоторые корабли сразу проследовали к монастырю, и ни одна девушка оттуда не вышла. Думаю, мне очень повезло, что я не угодила туда с самого начала – почему-то при мысли об этом по спине пробегали мурашки.
А вот заведующая прихрамовой библиотекой мне, наоборот, очень нравилась. В летах, но еще крепкая и улыбчивая женщина с радостью пускала желающих в небольшую каморку с тремя столами и стеллажами до самого потолка. Книги тут стояли обрезом к читателям, поэтому найти нужную было хлопотно, однако сеньора Тартина знала все тома назубок и моментально выдавала нужное.
Конечно, большая часть книг в храмовой библиотеке была религиозного содержания, но были и описания земель Итилии, история королевской семьи и очень красивая книга старинных легенд и преданий, которую сеньора Тартина прятала за собранием сочинений известного своим занудством богослова. Легенды считались селянскими сказками – грубыми и языческими, но сама книга была так невероятно хороша, что сеньора не могла ее сжечь, как того требовал храмовый наставник.
Вот эти легенды я и взяла почитать, когда добрая женщина уверилась, что я аккуратно обращаюсь с книгами и возвращаю их в срок. Для конспирации книга была завернута в бумагу с надписью «Житие святой Апполонии» и спрятана в корзинку из-под приношения. После чего сеньора Тартина пригласила меня выпить с ней холодного апельсинового сока и поболтать.
Мы уютно устроились в углу у прикрытого ставнем окна, и Тартина спросила, как идут мои поиски. В ответ я тяжело вздохнула и призналась:
– Я так замучила портовых мальчишек просьбами позвать меня, если появится кто-то похожий на моих родных, что они разбегаются, когда меня видят. Рано утром, пока таверна закрыта, я бегу на мыс – посмотреть, нет ли в порту новых кораблей. Вечером, когда к старой Агостине заходит лоцман Брик, я спрашиваю его, не было ли кораблей с беженцами, и он все чаще заранее мотает головой, едва меня видит. Я не теряю надежды, но…
– Я понимаю, детка, – добрая женщина похлопала меня по руке и подсунула булочку с апельсиновым джемом.
Некоторое время мы молча жевали, а потом сеньора Тартина шепотом сказала:
– Знаешь, Айоланда, в наших краях есть легенда…
Я напряглась. Если честно, этих легенд мне рассказали уже невиданное количество, и каждая была с подвохом. Например, для исполнения желания юная дева должна была в одной рубашке войти ночью в море и позвать морского принца. А когда он придет… тогда и высказать ему свою просьбу. Или залезть на апельсиновое дерево, или уснуть под оливой… Причем дева обязательно должна быть чистой и невинной – и голой!
Возмущаться заранее я не стала только из уважения к доброй сеньоре. А она между тем продолжила:
– Ты, верно, не слышала, но когда-то в наших краях жили драконы!
Я вздрогнула. У нас на острове тоже была легенда о драконе. Считалось, что остров – это спящий дракон, а вулкан – его морда. Нам вместо страшной сказки на ночь рассказывали легенду о том, что спящий дракон когда-нибудь проснется, из его пасти вырвется пламя, и все, что люди построили на его свернутом в спираль теле, упадет в море. Кто же знал, что эта легенда сбудется?
– Потом драконы исчезли, никто не знает куда, однако иногда по земле проносится тень в виде дракона, или камни скалы складываются в его фигуру. Так вот, в нашем городе существует легенда – если ты увидишь дракона или хотя бы его тень и загадаешь желание, оно обязательно сбудется!
Я задумалась. Что-то в этой легенде было. У нас на острове самое доброе пожелание звучало так: «пусть дракон спит вечно!» А в Батари желали близкому человеку «увидеть тень дракона».
– Спасибо, сеньора Тартина, – улыбнулась я. – А случалось такое, что желания сбывались?
– Случалось, случалось, – ответила добрая женщина и рассказала мне несколько городских баек. Не очень-то я в них поверила, но мысль крепко засела в моей голове. Дракон. Он же летает? Во всех книгах и легендах драконы изображены с крыльями! Вот бы подняться с драконом в небо, посмотреть на наш остров и поискать моих родных!
Сама я просила всех встречных моряков разузнать хоть что-нибудь о семье Георгос и сообщить им, что я живу в Батари. Старинная фамилия нашего рода, означающая «земледелец, виноградарь», появилась еще пять столетий назад, и я не верила, что отец, мать, сестры и братья забыли ее в чужом краю. У нас был даже родовой герб – виноградная гроздь на силуэте нашего острова. У меня не сохранилось ничего, кроме натянутого впопыхах платья, но я иногда рисовала наш герб палочкой на песке и любовалась. Пусть наш остров не вернуть, но отец и братья умеют трудиться, умеют делать отличное вино, неужели здесь, в Итилии, им не найдется работа?