Совсем не мечта! (СИ)

— Нет! Нет! — продолжил я вслух. — Это не одно и то же! Ты не спрашивал разрешения, ты… ты… ты делал без моего ведома такие вещи!..
— Не одно и то же — с чем?
— Не важно! — опомнился я. Всплеснув руками, я чудом не сбил со стола графин. — И что это за разговоры о том, что в вашей с братом ссоре замешан я?
— Как-то ночью он застал меня, когда я делал тебе минет, — влет ответил Лекс.
Стыд вспыхнул со столь ужасающей силой, будто кто-то огрел меня тазом по затылку. Схватившись за голову, я закружил перед стойкой, способный повторять лишь Лизину мантру для справления со стрессом, силящимся раздавить психику неподготовленного человечка точно пресс.
— Боже мой… Боже мой!.. Боже мой, Боже мой, БОЖЕ МОЙ! — с впечатляющим разнообразием интонаций стенал я, до боли вцепившись в волосы. — Как… Чт… БОЖЕ МОЙ! Да что с тобой не так?!
— Ты не жаловался, — неуместно рассмеялся Лекс.
— Я спал!!!
— Нет, не спал. У тебя был чуткий сон — я видел по утрам: ты просыпался, стоило матери открыть дверь в твою комнату. Когда я навещал тебя по ночам, ты не мог не проснуться. Но тебе было выгодно спать, правда же? С твоим-то гомофобным отцом и не менее гомофобным братом.
Пальцы разжались, и руки безвольно повисли. Я бы многое сейчас отдал за хороший контраргумент, необходимый для убеждения не столько Лекса, сколько меня самого. Но таковой не приходил на ум; я уже сам не знаю, как все было на самом деле…
— Тогда Валик хорошенько припугнул меня, — заговорил Лекс, стремясь хоть немного вытянуть меня из безмолвной растерянности. — И общественным позором, и тюремным заключением… И я сбежал. Так далеко, как мог себе позволить: с отцом в Штаты, раз уж он перебирался туда по бизнес-делам.
— И зачем вернулся?
— Назовем это командировкой. Подумал, что поездка именно в эту страну и именно в этот город — знак свыше, и пора бы восстановить былые мосты.
— Со мной… — все еще не веря в происходящее, буркнул я.
— Не только. С Валиком тоже. Понятное дело, и семи лет ему не хватило, чтобы остыть, но в ходе весьма резкого телефонного разговора всплыла одна очень интересная деталь… и вот я здесь.
— «Деталь»?..
— «Деталь». Бросаясь всевозможными русскими эквивалентами слова «fag», Валик обмолвился, что семь лет назад ты был в меня влюблен.
— Что? Нет, пхф… — Я фыркнул еще трижды прежде, чем понял, что это уже явный перебор. Правдоподобно солгать не вышло, как, собственно, и всегда, и пришлось экстренно откапывать зрелую рассудительность среди истощенных внутренних ресурсов. — Даже если нечто подобное и имело место быть, прошло семь лет. Семь лет! Или ты думал, что приедешь, а я брошусь к тебе на шею? Это — розовые сопли даже по меркам сверхидеализированных низкопробных романов.
— Разумеется. Но раз ты тогда питал ко мне больше, чем просто дружескую симпатию, что мешает зародиться этому чувству вновь?
Я оперся на стойку и несколько неадекватно расхохотался. Допустим всего на секунду, что, узнав о нас с Антоном, Влад бы припугнул меня сроком за совращение малолетнего или полным и бесповоротным уничтожением моей и так не самой гетеросексуальной репутации. Что бы сделал я?..
— Сперва я хотел ответить тебе: «Это невозможно потому, что мое сердце уже занято», — откровенно признался я, зацепившись взглядом за одинокую шерстинку Везунчика на полу. — Но ты посчитал важным усматривать «знаки», так что почему бы и мне не сделать так же? Ты здесь — это знак! Знак того, что я должен высказать все накопившееся на душе за первый едва не сокрушивший меня год. Всего один год, ведь оставшиеся шесть я о тебе не вспоминал. Почти двенадцать месяцев я продолжал хранить тускнеющую с каждым днем надежду получить от тебя весточку. Я первым срывался, когда в доме звонил телефон. Всякий раз я чуть ли не навстречу почтальону бежал, неизменно не находя ни одного письма, адресованного мне. Я бы смог понять тайную переписку, тайные встречи, тайные звонки, но… Ты был единственным человеком, бывавшим в том доме, с кем я мог поговорить. И ты бросил меня, даже не подумав связаться со мной, так ведь?
 
— Мне угрожали! Как бы ты поступил на моем месте?!
— О, я уже успел об этом подумать — только что. Я бы не оставил его одного ни за что на свете, если бы он нуждался во мне. Я бы поддерживал его и защищал, чего бы мне этого ни стоило, просто потому, что я ему нужен. Потому что мои чувства — не пустая бравада. Чем, выходит, не мог похвастаться ты.
Тяжело вздохнув, Лекс прикрыл глаза ладонью. Кажется, мои слова достигли его совести. Когда он снова заговорил, его голос больше не был пропитан оптимизмом и самоуверенностью. Он был заполнен сожалением, пронимал своей глубиной.
— Люди меняются, Марк. Я был молод и глуп…
— Ты был на год старше нынешнего меня.
— Да, но ты всегда был куда умнее, чем люди твоих лет. Поэтому нечестно сравнивать мою бестолковость с твоей вдумчивостью.
Зверь внутри меня повел мордой из стороны в сторону, словно ему в глаза полетел серпантин. Редко кто-либо делает комплименты, не надеясь при помощи них чего-то добиться…
Лекс медленно оставил табурет и подошел ко мне на шаг. Его руки сжали мои локти, перечеркивая возможность отстраниться, однако и это не помогло ему приблизиться к моему лицу: впервые за долгое время воспользовавшись гибкостью, я отклонился так, будто в рот мне пытались залить щедрую порцию касторки. Остроумный и в меру грубый комментарий уже готовился сорваться с моих уст, когда краем глаза я заметил движение в прихожей. Еще секунда — и к голове Лекса устремилась его спортивная сумка. В последнее мгновение он успел отпрыгнуть, и «снаряд», вскользь коснувшись стойки, сбил почти пустой графин и рухнул на пол, в окружение осколков.
— Прошу прощения за графин, — произнес Антон, разминая потревоженное болью плечо. — Возмещу.
— Да ладно, он не был ценным… — громким шепотом сообщил я. Услышав голос Антона, я испытал истинное облегчение, ведь сначала грешным делом решил, что это Павел явился по мою душу… Меня не особо пугает перспектива общественного осуждения, но в дрожь бросает от одной только мысли о том, как жестоко второй отец Антона может захотеть со мной расправиться…
— Не очень-то гостеприимно, — пришел в себя Лекс, с раздражением осматривая приближающегося ко мне мальчишку.
— Я не хозяин дома, поэтому не обязан быть вежливым, — парировал Антон. Он отодвинул свой любимый табурет к стене и сел; даже не пытался замаскировать ярое нежелание находиться рядом с этим человеком.
— Плохо воспитанный ребенок, однако…
— Человек, пытающийся задеть кого-то, указав на разницу в возрасте, достоин разве что жалости. — Лицо Антона было абсолютно непроницаемым, но я, привыкший к звуку его голоса, слышал за коркой безэмоциональности задорный смех превосходства. — К Вашему сведению, я в свои шестнадцать добился того, что Вы не сумели заполучить до сих пор. И никогда не получите.
Кажется, только я из всех присутствующих не смог уловить, что же имел в виду Антон, но его точный выпад принес ему победу в словесной перепалке. Безрадостно усмехнувшись, Лекс забрал из-под стойки сумку и взвалил ее на плечо.
— Все понятно, — как-то деревянно проговорил он и направился к прихожей.
— Тебе есть, где ночевать? — крикнул я ему вдогонку. Было ясно: Лекс уходит с концами, а не отправляется на часовую прогулку по городу. — Дать денег на отель?
— Все есть. Но спасибо за заботу.
Судя по тону, мое предложение его тронуло. Прощаться на такой ноте было куда приятнее… Тихо хлопнула входная дверь, и мой висок заныл по вине сосредоточенного взгляда Антона.
— Есть о чем поговорить… — наконец сказал он, от подавленной злости поджимая губы.
— Похоже на то…
====== Глава 47 ======
Долгое молчание угнетало… Согнувшись над барной стойкой, Антон прятал лицо за светлой челкой. Даже волосы его в эти минуты поникли, потяжелели и потеряли цвет. Тряхнув головой, он усмехнулся в потолок, совсем как в кабинете школьного психолога, когда узнал о моем недоверии.