Совсем не мечта! (СИ)
Напрягшись, я оттолкнулся от пустоты и вынырнул. В глаза светило ленивое серое солнце; мелкие волны, покрывшие всю поверхность озерца, шлепали меня по щекам, брызгали холодными каплями в уши. Я осмотрелся, но вокруг была лишь темно-зеленая, «цветущая» вода да широкие скользкие листья кувшинок. Где-то далеко, у линии горизонта, покачивались силуэты высоких камышей. Значит, берег был там, а я — на самой середине озера, куда все детство боялся заплывать… Слева меж волн что-то узкое и черное бороздило воду. Я повернул к нему голову: в метре от меня проплывала змея.
— Добрый день, господин уж! — звонким детским голосом поприветствовал его я. Голосом, которого не слышал в реальности так давно, что кажется, будто целую вечность…
Уж не обратил на меня никакого внимания. Он деловито уплыл в заросли камыша, которые приблизились всего на мгновение и тут же вновь ускользнули вдаль, чтобы не дать небу слиться с водой. «Наверное, он торопился к семье…» — посетила мысль детскую версию меня, и воображение тотчас нарисовало уютный деревянный домишко в самой глуши камышей, где за круглым обеденным столом сидели ужи в красочных маленьких одежках…
Что-то холодное и скользкое коснулось моей ноги, и я вздрогнул, со страха хлебнув немного тошнотворной воды. Что это было?.. В меня врезалась рыба?.. Течение принесло оторвавшуюся со дна водоросль?.. На всякий случай я проплыл несколько метров, что оказалось нелегкой задачей: ветер со свистом задувал прямо в уши, и за этим шумом я не слышал собственных мыслей; растущие волны метили прямо в лицо, и пару раз меня забивал влажный кашель из-за крупных брызг, благополучно достигших легких. Небо по-прежнему было свинцовым, но, словно крышка бесконечно огромной коробки, сминаемой чем-то тяжелым снаружи, оно проседало и неудержимо близилось к воде. Теперь уже другая нога соприкоснулась с неизвестным, и я вскрикнул от неожиданности, запрокидывая голову, чтобы не захлебнуться. Это «что-то» было точно не рыбой… Большое… Твердое… Живое… Сердце билось так, что его удары пульсирующей в висках кровью заглушали настоящую бурю, царящую над озером. Ледяная покрытая слизью рука крепко сжала щиколотку, и прежде, чем я сумел закричать, меня утянуло ко дну…
Я вскочил с подушки, громко хрипя — хоть сколько-нибудь тихое дыхание мне не позволяли осилить болезненно сжавшиеся легкие. Вокруг была моя спальня. И ночь… Отдышавшись самую малость, я повернулся направо: Антон мирно спал, даже не пошевелившись по вине моих хрипов. Хотел бы я, чтоб он проснулся?.. Не знаю… Зачем? Погладить по макушке, сказать, что все будет хорошо? Такая очевидность не стоит прерывания его сна.
Я обрушился правым ухом на подушку, продолжая смотреть на лицо Антона, бледное из-за света полной луны. Мальчишка лежал на спине, по самую шею укрывшись толстым пуховым одеялом. По… Почему пуховым?.. Разве сейчас не лето?..
— Антон?.. — Я приподнялся и потянулся под одеялом к его ладони. Пальцы будто коснулись льда, и я отдернул руку, скидывая одеяло на самый край кровати. — Антон!
Я навис над ним, но моя тень не сделала его лицо живее: лунный свет был не при чем — вся его кожа была напрочь лишена цвета и тепла… От кончиков моих пальцев по белоснежной щеке Антона начала расползаться паутина мраморных узоров. Одного лица ей было мало, она захватывала все его тело. Глубокая трещина пролегла там, где я коснулся его, и с тихим треском на подушку упал кусок гладкого камня, оголив незащищенную более кожей алую плоть. Сквозь светлую, точно разбавленную кровь, вытекающую из раны, я мог различить верхнюю десну и зубы.
— О нет…
В панике я потянулся за обломком, случайно опершись на грудь Антона, и послышался громкий треск. Трещины испещрили весь его торс, и мрамор стал осыпаться кусок за куском. Я схватил самый первый осколок, желая поставить на место хотя бы его, но камень обратился в бесцветную пыль, едва я приблизился к телу Антона. Сквозь переплетения мышц и белоснежные нижние ребра прозрачная кровь бурлящими потоками изливалась на кровать. Лишенная кожи грудная клетка выгнулась колесом, и воздух прорезал пронзительный крик. Антон очнулся. Он кричал от нестерпимой боли под аккомпанемент лишь усиливающегося треска — это лопался мрамор на его ногах, обнажая мышцы, жилы, кости и нервы… Я тщетно пытался вернуть все как было, но сквозь дрожащие от ужаса пальцы просыпался только песок. Антон не замолкал, это душераздирающий вопль заставлял сжиматься все мои внутренности, а разум — метаться внутри черепной коробки, бесплодно стараясь найти хоть какой-то ответ!..
— Помоги ему… — прошептал низкий хриплый голос в моей голове. Я чувствовал, как по рукам стекает темная вязкая грязь, твердея и превращаясь в жесткую серую ткань. — Он кричит — ему больно… Ему никто не сумеет помочь, кроме тебя… — двигались мои губы. Руки сжали шею Антона, чувствуя жар голых мышц. Его крик оборвался, и мои пальцы сцепились крепче. — Вот видишь… — с улыбкой на моем лице тихо произнес волк, — Он уже не кричит — ему уже лучше. А через минуту станет еще…
— Марк!!!
Резко поднявшись с подушки, я скинул с себя перепуганного не на шутку Антона. Сердце сдавливала невидимая рука, потроша когтями желудочки. В легкие вместо воздуха попадала одна только боль.
— Ударь!.. — прохрипел я, царапая через футболку собственную грудь. — У… дарь…
Антон мне врезал наотмашь, и от столь мощной оплеухи я упал с постели на пол, к прикроватной тумбочке. Боль вышибла отголосок кошмара, и я смог вдохнуть.
— Господи… — простонал Антон, наклоняясь к краю кровати и убирая волосы со лба. — Что за дерьмо с тобой происходит?..
— Не… знаю… — сквозь дикий кашель ответил я, снова солгав.
Уверен, это — чувство вины…
====== Глава 38. Глазами Антона ======
— Очень мило! — саркастично выкрикнула Лиза гогочущей компании позади нас, оккупировавшей пару парковых скамеек. — И это говорят парни, посещающие туалет всей гурьбой! Вот что подозрительно! Идем, Антон, от этих придурков подальше…
Она бойко ухватила меня под руку, и мы стали удаляться от одноклассников, покидая тень шумящих листвой деревьев. Ветер раздувал наши волосы, трепал легкую летнюю одежду. Разогретый июльским солнцем асфальт припекал мои ноги сквозь тонкие джинсы, но Лизе, одетой в светло-желтый сарафан, он был не страшен. Одноклассница искренне улыбнулась, заметив мой взгляд, и кивнула в сторону небольшого летнего кафе.
Сидя под шуршащим полосатым тентом, я смотрел, как она делает у вагончика заказ, и испытывал целый спектр эмоций.
Благодарность… Благодарность — эмоция?.. Благодарность за то, что, несмотря на все нюансы былого любовного треугольника, у меня все же появился еще один верный друг в Лизином лице. Эта девушка обладала невероятной внутренней силой, которую практически невозможно было приметить, поверхностно общаясь с ней. Но с тех пор, как все недопонимания между нами исчезли и мы оба раскрылись друг другу, я ежедневно получал подтверждения того, какой сильной личностью она является. Без раздумий бросаясь отстаивать правду и защищать тех, кто в этом нуждается, она становилась похожа на львицу, готовую насмерть загрызть любого, кто только подумает совершить бесчестный поступок. Не удивлен, что из всех членов семьи Марк на роль лучшего друга выбрал ее: вероятно, до моего появления она и поддерживала его, вытягивала из его жутких кошмаров. Да только были ли эти кошмары до нашего с ним знакомства?..
Страх, ведь я вспомнил, что случилось этой ночью… Как же он кричал… Он задыхался по пробуждении, а я сам не догадался, что нужно сделать. Если я и впредь буду таким недогадливым, он скорее умрет рядом со мной, чем проживет «долго и счастливо»…
Вину, допуская, что ужасы в жизнь дорого мне человека привнес лишь я сам…
Лиза положила на круглый столик пару достаточно больших сэндвичей и присела напротив, тут же принимаясь отрывать половину шуршащей бумаги со своего.
— Выкинь ты из головы тех придурков, — посоветовала она прежде, чем вгрызлась в хрустящий багет.