Совсем не мечта! (СИ)
— Пожалуйста… — взмолил я, прижимая Максика как можно крепче к груди, — пожалуйста, не ругайтесь…
Тень отца распростерлась надо мною, и у меня задрожали ноги.
— ТЕБЕ СКАЗАЛИ НЕ ЛЕЗТЬ ВО ВЗРОСЛЫЕ РАЗГОВОРЫ! СКОЛЬКО РАЗ Я ПОВТОРЯЛ ТЕБЕ ЭТО?!
— Я… я просто…
Охваченный страхом, я пятился назад. Крольчонок выпал из дрожащих рук, и его поглотила тьма, надвигающаяся на меня в лице разъяренного отца. Цветастый детский тапок слетел с ноги, и я упал назад, на грубый паркет. Ладони утопали в смоляной жиже, начавшей сочиться из каждой дощечки. Желая спастись от приближающегося человека, я окунул лицо в эту жидкую черноту, и опора подо мной исчезла окончательно — я тонул… Сквозь охватившую все темноту я видел светлое пятно. Оно приближалось ко мне, неизбежно опускающемуся в бездну. Я смог различить вытянутые уши, бежевую шерсть, блестящие карие глаза — я тянул руку к невероятно далекому верному плюшевому другу, как вдруг давящую тишину заполнил душераздирающий кроличий крик. Живой Максик барахтался в черноте, жалобно зовя на помощь. Я попытался грести, но руки не чувствовали больше черной воды — вокруг меня теперь был только вакуум, лишенный воздуха и света. Максик кричал — мое сердце обливалось кровью! Я ничем не мог ему помочь! Не мог сдвинуться с места, продолжая свободное падение. Я видел, как его шкурка начала разлезаться, оголяя окровавленный поролон. Максик вскрикнул в последний раз, и от него ничего не осталось, только кровавые брызги в темноте. Я вцепился ногтями в щеки, оставляя глубокие царапины. Максик… Максик… Я рыдал, продолжая царапать собственное лицо. Он кричал! Он звал меня, звал на помощь! А я ничего не смог поделать!..
Кто-то крепко, но нежно схватил меня за запястье, и я оторвался от удаляющейся крови бывшего лучшего друга… Мой взгляд скользил по незнакомцу: его рука была больше моей, детской — точно кукольной. Рубашка лимонного цвета была изрядно помята, от нее исходил слабый пульсирующий свет, успокаивающий и согревающий. Я спешил поднять глаза, увидеть лицо этого человека, но как только промелькнули светлые пряди, я вздрогнул всем телом и вывалился из пустоты в реальность. Вокруг все гудело и тряслось. Кто-то действительно сжимал мою руку…
— Марк! — выкрикнул Антон, испуганными глазами глядя на мое бледное лицо.
Я не мог отдышаться: кошмар все еще сжимал мои легкие. Я бешено водил взглядом по почти пустому салону автобуса, полностью дезориентированный. Звуки становились тише — такими, какими они и должны быть. Я закрыл глаза и вытер правой ладонью покрывшийся потом лоб. Давненько мне не снились настолько гнетущие видения… Рука Антона сочувствующе сжала запястье, и манжет лимонной рубашки мягко коснулся моей кожи, отбрасывая мучительный сон как можно дальше. Мне становилось легче дышать, слабость медленно отступала.
— Ты как?.. — озабоченно спросил Антон, сдвигаясь от моего запястья к похолодевшим после кошмара пальцам.
— Все в порядке… Я просто уснул… Мы не проехали нашу остановку? — Я деловито заозирался, но обмануть Антона не сумел.
— У тебя слезы на щеках…
— Нет, — лживо рассмеялся я, проводя рукой по влажным щекам. — Это… потому что я сонный: глаза слезятся.
Он явно не поверил мне, но ничего не произнес. Он жался к моему дрожащему плечу, такой теплый и родной. Будто бы знакомый с детства…
Все еще скрывая лицо в тени моего пальто, Антон отнял трубку от уха и положил телефон на стойку.
— Что на этот раз наплел отцу? — без намека на порицание спросил я.
— Частично сказал правду: что я останусь ночевать у тебя, что я в порядке, но лучше сразу начать отдыхать и приходить в себя, а не трястись в транспорте по дороге домой.
— Мастерски, — с улыбкой оценил я, подвигая к нему горячую кружку; в светлом чае вальсировала лимонная долька. — Может быть, уже снимешь пальто? Это все-таки уличная одежда, а я тут пытаюсь поддерживать хоть какую-то чистоту.
Антон заметно погрустнел, но пошел в прихожую и повесил пальто на вешалку, причем настолько бережно, будто оно могло пораниться о крючок. Когда он вернулся на кухню, то неустанно приглаживал челку, чтобы скрыть хотя бы надпись на лбу.
— Расслабься, я еще в школе их прочитал. Там было не настолько темно. Так что просто наплюй и иди уже в ванную, умойся. А лучше сполоснись весь: смой негатив сегодняшнего дня.
Он безропотно последовал моему совету, но на пороге ванной остановился.
— Может быть… поможешь мне? — осторожно озвучил он, краем глаза следя за моей реакцией.
Тяжело сглотнув, я поставил свою кружку на стойку и на негнущихся ногах пошел в ванную. Я тихо прикрыл за собой дверь. Антон нагнулся над ванной, вставляя заглушку в слив и включая теплую воду.
— И… в чем будет заключаться моя помощь? — поинтересовался я, не решаясь отойти от двери. Ручка больно врезалась в поясницу, но в данный момент боль была слишком незначительной мелочью.
— Пока что тебе надо только сесть, — ответил он, выпрямляясь.
Я наконец оставил дверь в покое и, пройдя три шага, присел на опущенную крышку унитаза — прямо напротив Антона и наполняющейся за его спиной ванны. Антон без лишней спешки начал расстегивать лимонную рубашку. Его пальцы методично опускались все ниже, переходя от одной пуговицы к другой, и светло-желтый хлопок обнажил тонкие ключицы, мерно двигающуюся при каждом вдохе грудь, нежно-розовые соски… Расстегнув рубашку, он позволил ей соскользнуть с его плеч и перистым облаком беззвучно опуститься на кафельный пол. Настала очередь ремня, и в движениях рук Антона не было властности, разившей утром в спальне. Он был мягок и изящен, отчего невозможно было оторвать от него взгляд. Тихо шелестя, ремень двинулся в петлях, словно змея, ласкающая тело своего бесстрашного дрессировщика. Выныривая из последней петли джинсов, ремень почти незаметно перетек по руке Антона на мою шею, легонько затягиваясь на ней. Мальчишка подошел ко мне вплотную, притягивая к себе за ремень, и уже мои руки расстегнули его джинсы и в одном растянутом движении свезли их вниз вместе с бельем. Антон выпустил ремень, переступил через оставшиеся на полу джинсы и выключил воду. В зыбучей тишине, нарушаемой падением редких капель, срывающихся с крана, он залез в наполненную ванну — мелодично плескалась теплая вода. Он опустился в нее по плечи и поманил меня пальцем. Как зачарованный, я приблизился и склонился над Антоном. Сквозь водную рябь я видел его тело, манящее — аж сердце стало гулко выбиваться из привычного ритма. Покрытые сверкающими каплями пальцы сжали мой импровизированный поводок, и я поддался, опускаясь еще ниже и встречая его нетерпеливые губы. Антон продолжал тянуть за ремень, погружаясь под воду и утягивая меня за собой. Не дыша, не слыша ничего, кроме собственного сердцебиения, я ощущал только его губы. Мальчишка медленно разжал пальцы, и я вынырнул, а следом из воды поднялся и он. По моим волосам на плечи, спину и грудь струями стекала вода, и футболка потемнела, начав местами просвечивать. Антон провел ладонями по светлым волосам, убирая их назад, и откинулся на стенку ванны. По его шее скатывались капли, которые так и тянуло слизать…
С кухни до нас донесся телефонный звонок, и я нехотя покинул ванную, по пути снимая Антонов ремень. Судя по тому, чье имя высветилось на экране, разговор предстоял не из приятных…
В ванную я вернулся лишенный всякого возбуждения: некоторые собеседники и переданные ими новости к подобному располагают… По выражению моего лица Антон сразу догадался, что что-то явно не так. Одним лишь кивком он задал свой вопрос, и я его беспрепятственно понял.
— Звонила тетка. Им всем срочно нужно поехать на дачу — с ними связались соседи, там что-то приключилось… Младшую дочку они берут с собой, а Лиза не соглашается ни в какую. Оставить ее дома одну они не могут, потому что… потому что это Лиза!.. Так что эту ночь она будет ночевать здесь. Как и ты.
— Интересная будет ночка, — высказал и мои мысли тоже Антон.