Совсем не мечта! (СИ)
Оторвавшись от чтива на секунду и взглянув на меня, он ухмыльнулся экрану смартфона и мановением пальца прокрутил текст.
— Что на этот раз?
— Даже туалет испортили, — вздохнул я, облокотившись на обе вторые полки разом. — А как же педаль, при нажатии которой открывалось дно унитаза и можно было увидеть рельсы под проносящимся на полной скорости поездом?
— Я думаю, люди просто сообразили, что нужно уже, наконец, сделать цивилизованный туалет, а не удобрять железную дорогу.
— Мне не нравится…
— Кто бы сомневался, — с улыбкой все так же отстраненно выдал Антон.
— Там душ! В туалете — душевая кабина! Кому вообще придет в голову мыться в поезде?
— Пассажирам, которые не хотят отпугивать спутников своим запахом в течение долгого путешествия?.. Как давно ты ездил на поездах?
— Что-то около… десяти лет назад… Мне не нравится, — заевшей пластинкой повторил я, плюхнувшись на застеленную полку. — Все слишком изменилось…
— Подожди еще лет десять — будут телепорты.
— Очень смешно…
====== Глава 114 ======
Комментарий к Глава 114 600 страниц)
Много)
Здорово!
Не ожидал от себя)
Приятно удивлен=3
Как костер не может гореть вечно, так и злость, даже подпитывающаяся сильнейшим разочарованием, в конце концов иссякает. Мое пламя погасила всего одна мастерски ограненная фраза Антона:
— Я бы с удовольствием перекусил.
После поедания сосиски в тесте он, ровно как я, был вполне сыт, но я избегал мыслей об этом, ухватился за его подыгрывание, словно за спасительную соломинку, и, тотчас переложив к себе сумку, Антоном заботливо перенесенную на незастеленную полку, расстегнул молнию и загремел пластиковыми одноразовыми контейнерами. Борясь с тревогой, я готовился к поездке как к восхождению на Эверест, где вряд ли по пути повстречаются забегаловки или магазины. Столик быстро скрылся под пластиковым фундаментом, состоящим из прозрачных кирпичиков — открытых контейнеров самых разных размеров. Среди вполне классических блюд для душевных поездок в поезде (сваренные вкрутую яйца, уже очищенные, куриное мясо без костей, нарезанные свежие помидоры и огурцы) затерялись вареные сосиски, жареные пельмени, тушеная картошка с капустой, естественно, несколько котлет, куда же без них… Антон обвел нежданное пиршество снисходительным взглядом бывалого психиатра, который видал и не такое, и, отложив мобильный к окну, с доброй усмешкой спросил:
— И что из этого может скоро испортиться?
— Не уверен, но, кажется, практически все…
— Спасибо, что хоть литр молока с собой не взял, — усмехнулся Антон и дотянулся до дожидающейся его в одном из контейнеров одноразовой вилки. — Хочешь пересесть ко мне? Чтобы не накрошить на свою постель.
Перед ответом я замешкался на секунду: потратил ее на то, чтоб неосознанно скользнуть взором по резко очерченной шее Антона, подчеркнутой расстегнутым воротником нежно-желтой сорочки…
— Нет, мне у-удобнее здесь, — закивал я, как болванчик с головой на пружинке, словно это повышало мою уверенность в сказанном.
За окном стало еще темнее: поезд оставил позади не только город, но и пригород. Судя по игре чернильных теней, вдоль железной дороги мелькали деревья да столбы, поддерживающие подпрыгивающую ленту проводов. Поезд мерно покачивался, приглушенно стучали колеса, меланхолично пританцовывал холодный чай, дома разлитый по двум пластиковым бутылкам. Мы ели без единого звука, смотря в пустоту, сгущающуюся вокруг купе все больше и больше; казалось, что она давно уже в вагоне, а может, никакого вагона и нет, только Ничто, маскирующееся снаружи, за зеркальной дверью, под коридор и весь остальной поезд… Измученный сотней волнений, я мягко уронил голову на стену у окна, и вибрации поезда прошли через череп. В шаге от засыпания я механически жевал нарезанный соломкой огурец, веки при моргании открывались все хуже и хуже: тяжелее, наливались свинцом… Огромная металлическая колыбель укачивала меня в свободных объятиях. Еда в пальцах кончилась, за новой порцией я не потянулся — сладко зевнул, моргнул, чтобы сбить с ресниц сонные слезы, и веки уже не поднял; рука задремала поверх бедра…
Зашуршала сумка, решившая самовольно перебраться обратно на полку Антона. Сквозь плотные шторы сна я видел тень, нависшую надо мною. Тепло объяло меня под колени и спину, ненадолго я приник к нему щекой, когда полка исчезла подо мною. Невесомым перышком я приземлился на нее уже лежа. Вторая простыня сама заползла на меня и укрыла до подбородка. Стало чуть светлее — тень отпрянула. Щелкнул выключатель, потом еще один поменьше, и единственным источником света в купе осталась блеклая лампа в изголовье соседней нижней полки.
Мой сон был не тревожным, но прерывистым. Время от времени я приоткрывал глаза, лежа на спине, щекой проминая пухлую подушку, благоухающую типичной бельевой свежестью. Антон неизменно сидел на нижней полке: в наушниках смотрел что-то на экране смартфона, впихнутого на место одного из опустевших контейнеров. Количество последних вообще на столе заметно уменьшилось — и хорошо, сам бы я точно не справился. В какой-то момент я снова моргнул, неведомо насколько сомкнув веки, а когда разлепил их опять, нижняя полка была пуста.
Я сел рывком, будто пробудившись от кошмара, к стенке сдернул с себя простыню, заменяющую одеяло. Присмотрелся к застеленной верхней полке — на ней было пусто. Смартфон Антона лежал на столе вместе с молчащими наушниками. За окнами — ночь, приблизившаяся к раннему утру, но еще не скинувшая черную мантию с плеч. Поезд стоял. За толстым стеклом вырисовывались очертания служебных железнодорожных зданий, не видно было ни одного человека. На всякий случай я, поднявшись, заглянул и на полку над своей головой: она, не покрытая матрасом, как и полагается, была пустой. С ключ-картой, оставленной в кармане еще после предыдущего неудачного похода в туалет, я вышел из купе в безлюдный узкий коридор, освещенный рядом притушенных потолочных ламп. Здесь за окнами почти впритык стоял другой поезд, все шторы которого были плотно сомкнуты, так что было не разобрать, есть там пассажиры или по гигантскому металлическому червю гуляет только пыль, незаметная в воздухе без солнца.
Полоски-экраны над дверями тамбуров горели: почти половина пятого, станция «Бологое-Московское». Я пробежал сперва до ближайшего туалета, потом до дальнего; зеленые лампочки «WC» по очереди покачали головами в ответ на мысленный вопрос: «А не здесь ли Антон?..» На стене у ближайшего к нашему купе туалета я нашел расписание станций. Непонятно, выпускали ли из поезда людей, может, эта стоянка чисто техническая, но с места мы не двигались практически тридцать минут — столько и отведено на стоянку. Мог ли Антон, узнав, что мы здесь на полчаса, уйти черт знает куда, «прогуляться», купить сосиску в тесте или черт знает что еще? — Да конечно! Мы едва не опоздали из-за его склонности по-кошачьи гулять неведомо где и возвращаться, лишь когда захочется!..
«4:29» на экранах сменилось на «4:30». Пунктуальная машина качнула вагоны, оставив мое сжавшееся от ужаса сердце где-то внизу, на рельсах — под колесами в окружении страшного оглушающего механического скрежета! Поезд неторопливо поехал со станции, на которую даже и не подумал заранее или хотя бы вовремя вернуться этот рисковый идиот… Задыхаясь от сцепившихся в ком, как тесто, слов в горле, я заторопился к купе проводницы: без понятия, где оно в этом современном вагоне, но где-то же должно быть! Я пытался бежать, однако удавалось лишь быстро идти, хватаясь за стены и стекла по вине качки поезда и тотальной слабости после резко прерванного сна. Боком больно ударяясь о стальной оттопыренный поручень, я по-прежнему его не замечал…
Чужие пальцы внезапно сжали запястье! Я рыпнулся вперед, но хватка была так сильна, что не без помощи нервного головокружения швырнула меня к стене между дверями пары первых купе. Все еще по-рыбьи судорожно заглатывая воздух, я расширенными от паники глазами уставился на Антона, как из воздуха возникшего. Стоя друг напротив друга (я — спиной приклеившись к стене), мы перегородили три четверти и без того узкого прохода.