Совсем не мечта! (СИ)
Остановившись у нужного дома, я позвонил Антону; стоял, задравши голову в ожидании, будто на несуществующем балконе вот-вот должна была объявиться моя несравненная Джульетта.
— Выходи с Везунчиком — я уже здесь, — сказал я, как только длинные гудки умолкли.
— Нет, поднимись к нам, — получил я в ответ доброжелательный приказ и остался один на один с вернувшимися гудками, на этот раз короткими и частыми.
Перезванивать и спорить не было смысла: скорее материки вновь сольются в Пангею, чем Антон уступит мне хоть в чем-то. Столкновение наших мнений и желаний — настоящий бой для него. Так что послушной собачкой на бесконечном невидимом поводке я зашел в чистенький подъезд, поднялся по лестнице, единожды позвонил в квартиру. Дверь распахнулась резко, как пасть голодного зверя, и на секунду я, туго соображающий — выплакавший серое вещество мозга, решил, что ехал за Антоном слишком уж долго! — но передо мной стоял Влад. Недостаток освещения на лестничной клетке и в прихожей стирал те немногие черты, коими он отличался от сына.
— Здравствуйте, я за Антоном… — попытался промямлить я, но сильная рука бережно затянула меня за локоть в квартиру.
— Ну-ка заходи. Снимай пальто.
Безропотно подчиняясь с выразительной кислой миной, я заметил краем глаза Антона, выглядывающего из-за угла. Ну разумеется, открой он мне дверь, еще существовал бы хоть какой-нибудь шанс, что я вскоре окажусь на улице, однако с уверенным повелительным голосом Влада мне не тягаться…
— Я не совсем понимаю, зачем раздеваюсь…
— Иди давай. — Влад вытянул пыльное пальто из моих окоченевших пальцев, чутка отряхнул, сам повесил его на крючок и мягко подтолкнул меня в спину.
На просторной кухне, совмещенной со столовой и озаренной ярким, но приятным глазу электрическим светом, за столом сидел Павел. Как и всегда, он виделся мне угрюмым, и все же без малейших сомнений сказать было сложно, всегда он такой или именно мое присутствие по эту сторону входной двери наполняет его жизнь вязким бурлящим раздражением. Антон тоже юркнул за стол, отодвинул соседний стул, стоящий ко мне спинкой, даже похлопал по сидушке, приглашая присоединиться. Только его жест сработал совсем на другого гостя этого дома.
Позади меня раздались тихие скорые шажки, и едва я обернулся, в бедра уперлись тяжелые передние лапы. Везунчик смотрел на меня снизу вверх, затягивал в космос совершенно черных глаз, то ли отражая мою тоску, то ли показывая, как сам он за столь краткое расставание — соскучился!.. Я улыбнулся ему, сперто выдохнув, на грани всхлипа вздохнув. Взяв за лапы, опустился на корточки и обнял Везунчика вокруг шеи. Когда-то невероятно давно я так же искал утешения у всякого своего питомца… От мягкой шерсти исходило тепло, ледяной мокрый нос пытал шумным дыханием ухо: от щекотки я хотел рассмеяться, но слабую веселость потеснили остатки застрявшего в горле плача, и я взвизгнул так, как Везунчик никогда бы не смог.
— Изв… — не сумел спокойно я сказать даже это, прикрыл рот рукой и быстрым шагом без спросу направился к ванной.
Влад мог нагнать меня в ту же секунду, но остановил лишь у двери, как можно дальше от Антона и Павла, отчетливо видящих нас, вежливо молчащих. Практически силой меня уткнули носом в чужую рубашку, и руки мои сами собой сомкнулись на спине Влада, как и его на моей. Он гладил меня по лопаткам, похлопывал, проговаривал ничего не значащие слова, тем не менее заполняющие брешь в ненадежной плотине.
— К-кажется… — чтобы слышал меня только он, прошептал я, — у м-меня больше нету семьи…
— Есть, — так же тихо ответил Влад, немного покачиваясь со мной, словно утешал ребенка. — Всегда — есть.
…После очередного умывания садиться со всеми за стол было стыдно и страшно. Я не смотрел никому из присутствующих в глаза, сбивчиво благодарил всякий раз, как на тарелке оказывалась новая еда, а в стакане — сок. Под окном хрустел и чавкал собачьим кормом Везунчик, Павел рассказывал партнеру и сыну про рискованные приключения в джунглях, и слушая вполуха, я искренне жалел, что это — жизнь, а не сюжет для моей книги; выдавать чужие, без прикрас, подвиги выживания за плод своей фантазии — бессовестный плагиат.
В обществе этих людей я позволял себе забываться, допускал, что хотя бы в одной из триллиона параллельных вселенных у меня могла быть такая семья. О настоящей же семье… не хотелось тогда вспоминать, чтоб не подсолить изумительный покупной тирамису слезами.
Я думал, мы втроем уйдем восвояси после званного обеда, и в который раз ошибся. Антон сказал, что я должен остаться с ночевкой, — я вежливо отказался; Влад повторил то же слово в слово — и я, сдавшись, его поблагодарил… Счастливый Антон умчался в комнату, Влад убрал посуду со стола: я остался сидеть напротив Павла, зажавшего в пальцах зубочистку. Громко сглотнув, я пропихнул вниз по горлу признание того факта, что зубочисткой можно сотворить великое множество актов жестокости, была бы фантазия. Губы Павла разомкнулись — он уже почти произнес то, что захотел высказать, едва меня увидел, как вдруг вернулся Антон и, ухватив за ладонь, потащил к себе в спальню.
Я покидал кухню, искренне веря: что бы ни желал донести до меня Павел, возможность сделать это он сегодня-завтра найдет…
====== Глава 87 ======
Мне было чрезвычайно непросто смотреть на идеально заправленную постель, ведь на этой самой одноместной кровати Антон лишил меня девственности… Ох, и до чего же стыдно звучит… От пролетевших сквозь сознание пуль воспоминаний о том дне — о лучшей его части — меня бросило в краску, благо Антон этого не заметил, был слишком занят, копаясь в шкафу. Наконец, он вызволил из глубин Нарнии небольшую пухлую подушку в кремовой наволочке и торжественно вручил ее мне.
— Спасибо. Если нет лишнего матраса — не беда, на пол можно будет постелить что угодно: плед или даже простыню…
— Погоди, — поднял брови Антон, — ты что, не хочешь спать вместе со мной?..
— Хочу, конечно! Но мы в квартире твоих родителей — неудобно с морально-этической точки зрения… Да и тебе будет буквально неудобно, потому как кровать узкая. Проще мне ночевать на полу. На постели на полу! — следом пояснил я, чтобы мое предложение было больше похоже на «Давай переночуем как школьные приятели!», чем на «Положи меня спать на полу как собаку».
Антон внимал со снисхождением в польщенном взгляде и, едва я умолк, сделал шаг навстречу, положил ладони мне на грудь, чуть выше прижатой к животу подушки.
— Я разрешил бы тебе спать на полу только в том случае, если б ты примерил роль грабителя или подкроватного монстра… — прошептал он, пристально глядя мне, сглотнувшему, в глаза.
В его очах я видел бурлящую голодную тьму прорывающихся наружу желаний, в моих Антон мог найти неравное сражение слабовольной податливости со страхом перед Павлом: меня нервирует присутствие последнего в одном со мной городе, а тут — квартира!.. Прохладные пальцы Антона прочертили томно линии на моей щеке, без нажима, однако это не мешало мне ощущать кожей лица четыре морозных полосы — следы ненасытного тигра…
— Представь, — продолжил он, встав на цыпочки — потянувшись к моим губам, — посреди ночи в темноте я поднялся бы с кровати, решив сходить на кухню за водой… Как вдруг в полнейшей тишине мое сердце запнулось бы от испуга, ведь лодыжку сжала б вынырнувшая из-под кровати рука!.. Глухо упав на пол, я не успел бы позвать на помощь: неизвестный, проникший в мою комнату, зажал бы мне рот ладонью, а его свободная рука скользнула бы в мои пижамные штаны…
Я отскочил от Антона как ошпаренный, потому что сам чуть не оказался на месте жертвы в его необычайно занимательном рассказе! Нет, не по вине живой писательской фантазии; застегнув обратно ширинку, я попятился с подушкой к двери под изумленным взором Антона и не нашел ничего лучше, чем сослаться на срочную необходимость поговорить с Владом. Неубедительно — кошмар… Я сам не понимал, от чего бегу: от возможной стычки с Павлом; от повторения истории, ведь меньше всего я хотел бы оказаться оттраханным вновь на этой кровати, не сумел бы сдерживать голос, а Влад с Павлом — за стенкой; от кармического наказания, коим стал перелом (вот только непонятно, за какие грехи) и сделал меня подобием испуганной собаки Павлова?.. Смотри-ка, и в данной истории «Павел»… Кажется, этот грозный, сильный, решительный человек, моя полная противоположность, стал для меня фобией…