Совсем не мечта! (СИ)
— Он был до этого груб: показательно у…
«…дарил меня на прошлой неделе…» — но если я это озвучу, Паша сразу поймет, про кого идет речь. Интуиция подсказывала, что подобное он не пропустит мимо ушей. Или я всего лишь надеялся, что он хочет быть моим заступником, раз все это время так честен и добр…
— …в общем, не важно. — Пальцами я случайно дотронулся до прилепленной к парте снизу жвачки и отдернул руку, как от зашипевшей змеи. Фу, гадость… Кто так вообще поступает… — Проблема в том, что меня избили, когда я отказался «делать всякие такие вещи, которые делал»! — передразнил со смешком я нахохлившегося Пашку. — Да ну и ладно, тут всего ничего осталось — и закончится школьная жизнь…
Тряпка с влажным шлепком врезалась в недомытую Воронцовым парту. Паша безмолвно шкварчал, как подгорающая яичница, рассыпал молнии, уставившись в пол и воинственно сжав кулаки. Неужели тебе настолько омерзительно от того, что рядом с тобой есть человек, получающий удовольствие от держания члена в руке или во рту? Так избей меня — будь как все те, кто уже выросли из невинных гомосексуальных экспериментов под размытым гримом «Давай ты подрочишь мне, а я тебе — просто потому, что чужой рукой приятнее…»
— Ты готов отказывать всем? — гранитным тоном осведомился Паша.
— Готов — если что? — В его голосе звучало условие, и за секунду сплошной тишины я успел нафантазировать всякого. Но нет, Владя, не будь идиотом: такой человек, как Воронцов, никогда не предложит себя взамен остальных, это только твои извращенные, пропитанные грязью влажные сны; не марай идеал…
— Если я буду тебя защищать, — ответил Паша, и я остолбенел с мокрой тряпкой в руке. Мне это послышалось?.. — Я буду рядом до конца учебного года, никому не дам и пальцем к тебе прикоснуться. Если ты перестанешь… вести себя аморально.
— И что я буду делать без секса, по-твоему?
— Ты… — Он пренебрежительно поморщился, всплеснул руками, снова избегая зрительного контакта. — Почему другое дело себе не найти?!.. Бегай, например! — махнул он в сторону окна, и часть пазла его личности в моей голове наконец-то сложилась: так вот почему он так часто носится по двору как угорелый… Я улыбался до боли в разбитых, покрывшихся коркой губах, а Паше почему-то было не до улыбок. — Я же… сказал, что понимаю: тебе не поменять в себе… это… Но ты же не можешь уединяться с любым, кто тебя позовет. Остановись на ком-то одном — на надежном и верном человеке…
— Для чего, Паш?! — вспыхнул я, словно спичка, и швырнул тряпку в ведро, подняв фонтан брызг, оросивших клетчатый линолеум. — Чтобы жить с ним, таким единственным и распрекрасным, душа в душу в уютной квартирке, завести ребеночка, выгуливать собачонку, заниматься нежной сладкой любовью в нашей с ним общей постели?!..
Воронцов залился краской до кончиков ушей — на сегодня его лимит пошлостей был превышен.
— …Полнейшая чушь, — утихомириваясь, вздохнул я и с таящей полуулыбкой сел на край своей парты. — Подобные мне не могут иметь семью: ни свою, ни родительскую. Первую не образовать двум мужчинам, вторая откажется от меня, как только узнает, каким фриком я уродился… Ты веришь в наивные сказки, Воронцов, ты идеалист. Надежда комсомола… — глупо ухмыльнулся я. Не имею ни малейшего понятия, кто придумал ему это устаревшее во всех смыслах прозвище, но подходит оно столь правильному и чистому человеку на все сто…
В коридоре за дверью стучали толстые каблуки. Мы с Пашей молчали, ждали, заглянет ли к нам классная руководительница, но она прошла мимо; не удивлюсь, если забыла, что я вообще здесь отбываю наказание за побои, которые мне же и нанесли! Что за сюр!..
— Я все равно хочу тебе помочь, — вымолвил Паша, когда за дверью опять разлилась тишина. — И не позволю больше использовать в качестве козла отпущения: они сами влезли в это… болото, и никто их силком в подвал не тянул. А теперь отыгрываются на тебе, будто это может перечеркнуть их неверные решения…
Я меланхолично покачивал ногами, по-прежнему сидя на парте. После меловой воды кожа ладоней была странной на ощупь — изучать ее было куда проще, чем взглянуть на Воронцова.
— И что, — тихо произнес я, — будешь тенью везде за мной следовать, «чтобы не дать гадким мальчикам навалять мне тумаков»?..
— Буду, — по-взрослому просто кивнул он — с идеальной осанкой, героически напряженной грудью, расправленными широкими плечами… За ним располагалось окно, и проникающий в класс солнечный свет становился сиянием его существующих лишь в моем воображении доспехов.
— Полезешь в любое пекло, только бы меня спасти?..
— Обязательно.
— И послушаешься, если, как личному псу, прикажу зарычать на любого моего обидчика?..
— Именно.
— С чего вдруг?.. — выпустил я наружу искреннее ошеломление.
— С того, что ты был ко мне добр. Все это время. Как по мне, пора платить по счетам.
Я опустил голову, и челка скрыла глаза, что нещадно щипали. Не хватало еще разреветься при нем… Прибереги эти слезы для домашнего душа, где они не смогут существовать за громким шумом воды… Я шмыгнул носом как можно тише, сцепил вместе совершенно здоровые руки…
— Домой, пожалуйста, парты за меня: пальцы болят…
— Конечно.
Постепенно успокаиваясь, я наблюдал, как Паша работает вместо меня; как изрядно поношенный пиджак мнется на волевой спине, к которой так и хочется припасть ладонями и лицом — почувствовать себя в безопасности, «как за каменной стеной»…
— А почему ты вообще пришел сюда? — спросил я, надеясь отвлечься от трепета шепчущих крыльев под ребрами.
— Узнал случайно от классной про твое наказание, — ответил Паша, не разгибая спины. Сильные руки вжимали тряпку в парту настойчиво, даже яростно, будто целью было удаление полировки, а вовсе не чистка. — Не мог же я бросить тебя одного вылизывать класс…
Твою мать… Чертов «комсомолец»… До душа я не дотерпел, и пришлось за спиной работающего Паши украдкой утирать глаза рукавом.
Комментарий к Глава 75. Глазами Влада Хотел впихнуть все ключевые воспоминания Влада в одну главу, но раньше сдохну, чем накатаю десять страниц за один день, а затягивать с публикацией продолжения этой работы желания нет.
Так что следующая глава будет тоже “Глазами Влада”: самое интересное я припас для нее.
====== Глава 76. Глазами Влада ======
Поступление в университет должно было стать счастливейшим событием в моей достаточно однообразной жизни — но оно было таким лишь для моих родителей: видя их бахвальство друг перед другом, я почувствовал себя нашим почившим пять лет тому назад псом — тем, в ком больше всего эта супружеская пара любила его медали и кубки с собачьих выставок, до которых самому животному не было никакого дела; он просто хотел внимания и заботы — как и я… Родительская гордость не грела мне душу: она не обнимала меня перед сном в детстве, не читала на ночь книг, не разговаривала со мной о проблемах в начальной и средней школе — о тех-то я бы еще рассказал, спроси меня члены семьи о причинах вечно понуренной головы.
Поддавшись наивности, полумертвой, окровавленной, пошатывающейся в самом далеком уголке моего сердца, в старших классах я полагал, что с началом студенческой жизни почувствую себя хоть сколько-нибудь счастливым. Там не будет парней, к которым по глупости я потянулся за утешением в пыльном темном подвале. Там не будет грязных и, стоит признать, весьма правдивых слухов обо мне. Там не будет того Влада, что наделал впечатляющую кучу ошибок, но не способен был выдержать удар древком грабель по лбу. Я был так опьянен ожиданием чистого листа, что упустил из вида самое главное: в свой последний год в старшей школе я был по-настоящему счастлив! Потому что со мной рядом был он…
Воронцов вполне предсказуемо до самого конца держал свое слово, как, на удивление, и я. Он не отходил от меня ни на секунду, и по инерции я тоже приклеился к нему: просиживал штаны во дворе, пока Паша окончательно стирал подошвы старых кроссовок. Будто сиамские близнецы, мы вместе приходили и на уроки, и в столовую, и в туалет; Воронцов с озлобленным недоверием смотрел на всякого в «комнате для мальчиков», словно стоило ему прикрыть на секунду глаза — и меня бы уже насиловали на полу кабинки.