Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

— Это Филька-то боится? — скептически хохотнула Ксюша. — Значит, как слэмиться на наших сборищах с какими-то стремными чуваками или тащить того укурка, который мне ботинки новые обоссал, из горящей машины, это он в первых рядах, а тут все повод какой-то искал. 
— Так это, получается, ты все подстроила? — на всякий случай уточнила Ева, решив подыграть.
Она подозревала, что без подруги тут дело не обошлось. Потерпев несколько сокрушительных фиаско на личном фронте, Ксюша, имевшая обширнейший круг знакомых, обожала шипперить всех подряд, иногда весьма успешно.
— Очень мне надо, — хмыкнула Ксюша, застегивая браслет с шипами. — Я ему только подкинула идею насчет португальского языка, а тут эти зумерки с песней кстати подвалили. Явно, что сами на что-то рассчитывали. Хочу глянуть на их фейсы, когда поймут, что им нечего ловить.
— Да я тоже ничего особо не ловлю, — смутилась Ева. — Мы же пока только договорились разучить песню.
— И будете зашкварнее самых кринжевых дебилоидов, если на этом и остановитесь. Думаешь, я не замечаю, как он пожирает тебя глазами, когда ты смотришь в другую сторону. А ты вчера после разговора с ним вообще чуть не рипнулась: то ли от страха, то ли от восторга. И не надо ля-ля про солнечный удар. 
Ева хотела возразить, но тут в дверь постучали. 
Филипп, похоже, тоже готовился к встрече и даже слегка нервничал. Хотя свежую царапину от бритвы на щеке Ева списала на спешку. Помимо записи, распечаток текста, перевода и транскрипции, Филипп принес выпечку: любимые всем лагерем тети Галины ватрушки с пылу с жару и пирог с повидлом, сделанный явно на заказ. Ева попыталась что-то заикнуться про диету, но Ксюша решительно поставила чайник и накрыла тумбочку салфеткой.
Ева с легкой завистью подумала о том, что Филиппу с его ростом можно еще хоть десяток килограммов набрать. При хорошо развитых плечевом поясе и грудных мышцах, талию он имел тонкую и джинсы поддерживал широким ремнем с заклепками и пряжкой в виде сокола. Эта же гордая птица красовалась у него на майке, видимо, обыгрывая фамилию. 
«Настоящая фигура пловца. Или летуна», — с нескрываемым восхищением подумала Ева. 
— Я не очень вас напрягаю? — раскладывая листы и доставая телефон, уточнил Филипп.
— Конечно, девочки из третьего отряда могли бы и напрямую ко мне обратиться, — заметила Ева.
— Но мы можем преподать им урок и прийти на репетицию вместе, — с обезоруживающей улыбкой предложил Филипп.
— Только для этого следует самим разобрать текст, — с видом строгого педагога напомнила Ева.
Филипп с ней согласился, решив для начала включить песню, при первых же звуках которой Ксюша брезгливо скривилась, будто ей на больной зуб с открытым нервом налили сладкий сироп.
— Как вы такой зашвар вообще можете слушать? — страдальчески спросила она. — У меня от приторности сейчас все во всех местах слипнется! 
— А я под такое все детство танцевал и даже призы на соревнованиях брал, — как ни в чем не бывало сообщил Филипп.
— Да ладно троллить! — возмутилась Ксюша, с недоверием глядя на старого приятеля, которого знала как убежденного металлиста. 
— Я до шестого класса бальными танцами занимался, пока не перешел в секцию плавания, — пожал плечами Филипп. — Латиноамериканская номинация мне давалась лучше всего. Благо текст произносить не требовалось. С языками я мучился всю жизнь.
— Сказал прогер, поступивший в один из лучших вузов страны по олимпиаде, — ехидно прыснула Ксюша.
«Еще и олимпиадник!» — со смесью восторга и уважения отметила Ева, которая за два года участия во Всероссийской дошла только до регионального этапа.
— Так там же не надо сочинение писать, тексты пересказывать, аудирование слушать, — пояснил Филипп. — И за произношение никто оценки не снизит. Сидишь себе кодишь и никаких проблем.
— Так и в произношении нет ничего сложного, надо только правильно его поставить, — заметила Ева, которая при слове «танцы» едва не впала в ступор, поскольку эту тему воспринимала слишком болезненно.
Впрочем, признание Филиппа многое объясняло. По крайней мере, его горделивая осанка и фантастическая пластичность, которая ощущалась в каждом движении и сейчас, уже не казались чем-то сверхъестественным, будучи результатом многолетних тренировок. Да и с фигурой пловца она угадала. Или все-таки еще и летуна, если на минутку поверить в сказку про ясного сокола и заветное перышко? Утреннее происшествие прозрачно на это намекало, вот только происходило все тогда на грани яви и сна.
 
Пока кипел чайник и настаивалась заварка, Ева прочитала краткий курс португальской фонетики и попыталась поставить произношение. Внятно проговаривала одну строчку за другой, а Филипп честно повторял. Ксюша комментировала и помогала. При этом все трое так хохотали над неудачными попытками передать характерное португальское пришептывание, что, вероятно, разбудили пол-лагеря, если в тихий час кто-то вообще спал. 
Ева чувствовала во всем теле такую воздушность, будто парила над землей на прозрачных, кажется, стрекозиных крыльях. Изнуряющий зной, особенно нестерпимый в это время суток у них на втором этаже, казалось, превратился в приятную прохладу или просто не ощущался, поскольку никакая жара не могла сравниться с живым огнем, растекавшимся по жилам, едва она встречалась взглядом с карими соколиными очами Филиппа. 
— Португальский похож на испанский, но фонетика у него в большей степени близка французской, — оседлав любимого конька, объясняла Ева.
— Вероятно, именно поэтому Паганель с такой легкостью его выучил, — улыбнулся Филипп, вспомнив к месту героя Жюля Верна. 
— После французского все романские языки хорошо идут, а английский вообще легкотня! — авторитетно заметила Ева, которая учила язык Бальзака и Гюго с пяти лет и именно с ним поступала в вуз.
— Для тебя все легкотня, что не химия, — разливая всем чай и разрезая пирог, хмыкнула Ксюша, которая в лицее нередко выручала подругу, за что Ева помогала ей по английскому и литературе. 
— Я на химию тоже в школе забивал, — отламывая хрустящую корочку ватрушки, честно признался Филипп. — Просто за ненадобностью.
— У нас в лицее попробуй забей, — с набитым ртом покачала головой Ксюша.
— И физика почти каждый день, — добавила Ева, вспоминая полгода, после которых учебу в не самой простой гимназии и вузе она воспринимала почти как отдых.
— Да как же вас в физмат-то занесло? — искренне пожалел ее Филипп, рассматривая чашку с видами Лиссабона.
— Мама переживала, что я завалю ЕГЭ по математике и вообще не получу аттестат, — честно призналась Ева.
— Разделение на профиль и базу ввели как раз через год после нашего поступления, — кивнула Ксюша, которая честно выдержала все три года хоть и в экологическом классе, но все равно с вузовской программой по физике и точным наукам. Впрочем, ей на биохим как раз математика пригодилась.
— И все же к ЕГЭ можно было подготовиться и в обычной школе, — заметил Филипп, поправляя волосы, в солнечном свете казавшиеся пестрыми, как соколиные перья. — Походить на допы или взять репетитора.
— Я в те годы мечтала стать биологом, — пояснила Ева, рассказав историю про запутавшегося в силках балобана. 
— Представляете, он же краснокнижный, тогда даже орнитологи удивились: отслеживали миграцию певчих птиц, а тут хищник, да еще и такой редкий.
— Ну да, хотел, видимо, поохотиться на мелких птичек, да сам в силках оказался, — авторитетно кивнула Ксюша, налегая на выпечку. 
Она с диетами никогда не загонялась: утверждала, что хорошего человека много не бывает, и потому лопала все подряд, а на лишние килограммы просто забивала.
Филипп ее не услышал, в волнении переводя взгляд с Евы на соколиное перо и обратно и думая о чем-то явно своем.
— Так это вы обнаружили те силки? То-то мне ваше лицо показалось таким знакомым, — пробормотал он взволнованно, и Ева поняла, что он тоже там был.
Вопрос, в каком обличии. Им обоим тогда еще не исполнилось и пятнадцати, а сокол как раз выглядел вчерашним слетком, осваивающим первые навыки охоты. И только ли в неосторожности было дело?