Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)

— Да, золотую медаль, ну и что? Сколько таких медалей кануло в Лету?
— Ты прав… — Зубин некоторое время сосредоточенно разглядывал землю. — Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я тебе помог?
— Ничего не имел бы против.
— Ладно, подумаю над твоим японцем, времени у меня сейчас много. Если что новое появится о нем, сообщишь?
— Сообщу.
Зубин снял ногу с костыля, попросил взглядом: помоги встать.
Двинулся, с силой втыкая костыли в песок. Губареву, чтобы успеть за ним, пришлось поднажать. Остановившись у входа в госпиталь, инженер сказал глухо:
— Я вот все думаю, кто же ты такой? Верный слуга режима, последняя, самая надежная опора?… Но есть во всем этом какая-то щербинка. Понимаешь, вдруг среди всеобщей мерзости, по-другому и назвать нельзя, непостижимым образом ты ухитряешься остаться честным. В чем дело, объясни? Это не щербинка даже, просто феномен какой-то?
— Ну-ну. Сейчас я сам перед собой сниму шляпу.
— Я ведь до последней минуты был в сомнении, не подстроена ли вся эта история?
— Какая?
— С японцем… Саша, не делай круглых глаз, не на такого напал. Именно подстроена, чтобы взять меня на крючок, — глаза у Зубина смеются.
Да, с улыбкой выслушать это легче…
— Навестишь еще?
— Куда ж я от тебя денусь?
— Ладно. Буду ждать, — повернулся, не оглядываясь, захромал к палате.
  
11
 
Из госпиталя Губарев отправился в хорошо знакомое ему место, так называемую хозчасть, специальное отделение контрразведки, обеспечивающее агентов необходимым инвентарем и документами. Непосредственно в хозчасть, которой заведовал опытный специалист, отставной штабс-капитан Трухнов, носивший кличку «Аптекарь», допускались не все, лишь особо доверенные. К этим лицам относился и Губарев. Сама по себе хозчасть была небольшой квартирой на Владимирском проспекте; позвонив и увидев открывшего дверь низенького, с пышной седой бородой «АпТекаря», Губарев дружески улыбнулся:
— Здравствуйте, Севастьян Силыч. К вам, не прогоните?
«Аптекарь» усмехнулся.
— Как можно, Александр Ионович, жду, предупрежден, проходите, — пропустив Губарева и плотно прикрыв дверь, хозяин двинулся в глубь квартиры. Губарев уверенно пошел за ним; здесь, в небольшой комнатушке, он уже не раз получал то, без чего немыслима деятельность агента: добротно сработанные фальшивые документы, специально сшитую, снабженную тайниками одежду и обувь, средства для тайнописи, прочий инвентарь. Поинтересовался:
— Цель моего задания известна?
— Владимир Алексеевич меня уведомил. Вот… — хозяин квартиры показал на разложенные на столе пустые бланки. — Как я понял, вы должны стать русским с немецкой фамилией?
— К тому же связанным с германской разведкой.
— Именно. Фамилию и имя я пока не проставил… Может быть, у вас есть какие-то соображения?
— Я хотел бы фамилию немецкую, но такую, чтобы можно было при случае выдать ее за княжескую.
— Это обязательно?
— Место моего внедрения особое — «Аквариум». Сами понимаете, с титулом там работать легче.
«Аптекарь» задумался.
— Вообще-то русские немцы с княжескими фамилиями крайне редки, — подтянул к себе генеалогическую книгу, полистал. — Давайте-ка дадим вам австрийскую фамилию. Австрийцы те же немцы, зато почти любая австрийская фамилия может сойти за княжескую.
— Я не против.
«Аптекарь» отчеркнул ногтем одну из строчек.
— Ну, например, Нейштадт?
— Только не Нейштадт, у меня был приятель Нейштадт.
— Ну, голубчик… Тогда выбирайте сами.
Губарев перекинул страницу.
— Вот хорошая фамилия; Остерман.
— Отлично, есть херсонские Остерманы, из австрийцев, — «Аптекарь» подтянул к себе пустой бланк паспорта.
— Может быть, имя оставим мое, я к нему привык?
— Прекрасно, только теперь не мешайте, я заполню бланк…
Губарев следил, как «Аптекарь» четким, хорошо поставленным почерком заполняет пустой паспорт. Когда работа была закончена, вздохнул — чуть громче, чем следовало. Хозяин квартиры покосился.
— Что-нибудь смущает?
— Если иметь в виду качество вашей работы — ничего. Но у меня есть некоторые соображения.
 
— Слушаю?
— Вы сами знаете, как нелегко в чем-то убедить людей, приходящих в «Аквариум». А они, как вам известно, должны считать, что я работаю на германскую разведку.
— Понимаю.
— Так вот, я хотел бы подсунуть тем, кто будет мной интересоваться, некоторые доказательства этой моей работы на немцев. Причем доказательства достаточно убедительные. Снабдите меня нужными аксессуарами, а я позабочусь, чтобы их «обнаружили».
— Что же вам дать? Может быть, средства для тайнописи?
— Неплохо, Севастьян Силыч, но не забудьте — на них не написано, что они немецкие. Думаю, были бы кстати бланки немецких документов.
— Документов?
— Да. Естественно, незаполненных.
Помедлив, «Аптекарь» подошел к шкафу, открыл один из ящиков.
— Что ж, у меня есть паспорта. Но учтите, это довольно ценный материал.
— Это и хорошо. Ценный материал, как известно, наиболее убедителен.
«Аптекарь» достал несколько незаполненных паспортов.
— Сколько вам дать? Два хватит?
— Можно два, но на всякий случай лучше три.
«Почему три? — спросил сам у себя. — Для ровного счета?»
— Надеюсь, они сработаны не здесь?
— Что вы, Александр Ионович… натуральные…
Отобрав три новых германских паспорта, хозяин квартиры передал их Губареву, вручил ключ от его новой квартиры, деньги и одежду. Спрятав все полученное от «Аптекаря» в саквояж, Губарев расписался в получении и спешно отправился к новому месту жительства. Он должен был подготовиться к вечеру.
В «Аквариуме» ротмистр был, как и полагается завсегдатаю, к середине гала-концерта.
  
12
 
Сидящий за столиком черноволосый красавец не первой молодости осклабился:
— Иероним Стэнгулеску. Граф Стэнгулеску.
Красив, ничего не скажешь. Правда, великоват нос, глаза чуть бычьи и похож на жулика, но красив.
— Меня зовут Александр Остерман.
— Просто Остерман?
— Нет, князь Остерман.
Губарев хотел позвать официанта, но Стэнгулеску почти лег на него, зашептал:
— Вы, я вижу, тут новичок, князь, а я рад… Наконец хоть один приличный человек рядом… Если позволите? — знака официанту Губарев не уловил, тот уже был рядом и разливал шампанское. Выпрямившись, граф поднял бокал.
— Прошу, не отказывайтесь! Живем один раз, кордебалет ленится, вокала нет, программа надоела, но все равно, это лучшее место в Петербурге! Выпьем! Прозит!
Стэнгулеску пригубил. После третьего бокала общих тем нашлось масса: граф сообщил, что часто бывал в родной князю Остерману Херсонской губернии, там у него родственники, рядом же, в милых сердцу молдавских садах, собственное поместье. Обожает австрийцев, бильярд, бридж и покер, готов хоть сейчас составить партию и найти клиентов. Что до зала, знает всех, дипломатам же просто брат родной. К началу первого выступления Став-ровой, в половине одиннадцатого, Стэнгулеску был уже пьян и запросто звал Губарева Алексом, попросив себя называть Джерри. После объявления номера сделал страшные глаза.
— Мадемуазель «В холодном Париже!», Алекс, па-атрясающая дама! Поля Ставрова! С виду стерва, глаза холодные, но поет, доложу — а-абалдеешь! — Нахмурился. — Дружище, ползала ходит сюда из-за нее, и я тоже.
Ставрова запела. Стэнгулеску добавил шепотом:
— Хочешь, после выступления — за кулисы? Опасно, у нее два любовника, один финансист, другой дипломат, видишь, страшила у сцены, япошка? Но я знаком и с тем, и с тем… Клянусь, Алекс, для тебя это сделаю! Весь кордебалет — мои подруги, на любовников — п-плевать! Да мы под невинным предлогом… — заговорщицки пошевелив бровями, Стэнгулеску сделал знак метрдотелю. — Цветы от меня и Алекса Став-ровой, понял?
 
Нужна ли ему Ставрова, подумал Губарев. Нужна, убеждал он себя. Во-первых, возможная связь с Танакой, во-вторых, укрепление репутации князя Остермана. Но наблюдая за исполнением модной песни, а затем за Танакой, вновь пославшим конверт, вынужден был признать: его интересует еще и она сама.