Собственность сводного брата (СИ)

— Смотри, куда идешь.
— Прости, — еле выговорила, когда подоспели отец с охраной. Ярослав тут же пошел вперед и убрал руку так, словно ему противно меня касаться.
Мы еще час шли вперед, когда Ярослав остановился и указал рукой в сторону.
— Тот самый мост? — спросил папа, и Ярослав кивнул. Мы свернули и нашли бурную речушку, через которую был перекинут навесной чуть просевший за время мост.
Место было очень красивым. Столько зелени. Солнечного света.
Я бы с удовольствием здесь сфотографировалась.
И пока мужчины осматривались, я стала спускаться за красивыми цветочками. Розовыми такими. Можно венок сплести, пока они обсуждают, в какую сторону идти.
— Мира! — позвал отец, и я обернулась. — Там скользко, поднимись наверх.
— Все нормально, пап, — подняла я ногу, чтобы сделать шаг к папе, который уже протягивал руку, но меня качнуло назад.
В следующий миг я уже задыхалась от холодной воды, поглотившей меня с головой.
Точно так же как страх, который буквально сковал по ногам и рукам.
Я ловила ртом воздух, пытаясь вспомнить, чему меня учили на плаванье, но речушка была такой бурной, что выбраться на берег или хотя бы зацепиться за что-то никак не удавалось.
Меня просто кидало из стороны в сторону, как листик на ветру.
В какой-то момент я ощутила, что теряю сознание, силы были на исходе. Неужели все годы, проведенные в больнице, зря? Неужели мне зря пересадили сердце?
Тут жесткая рука сильным движением сжимает мой комбез, крепко держит. А через мгновение буквально выталкивает на берег.
Я откашливалась, выплевывала воду, часто-часто дыша, чувствуя, как от холода продолжает потряхивать.
— Спасибо, папа, — сказала я, но в ответ услышала не голос отца.
— Сказал же, смотри, куда идешь.
Я села и посмотрела на насквозь мокрого Ярослава. И странное чувство сковало по рукам и ногам. Он действительно вырос. Того мальчика, каким я его помню, больше нет. Он молодой мужчина и сейчас в мокрой одежде это видно, как никогда. Можно только представить, как будут волочиться за ним девчонки. Но нужно прекращать вести себя как глупая дурочка. Он ведь мой брат. Да, такой вот взрослый. Но надежный как скала и в этом я могу быть теперь точно уверена.
Весь страх ушел, словно стек по мне каплей. Да, вода впиталась, но теперь на коже сухо. Я пододвинулась ближе и положила голову ему на плечо, так как делала раньше, когда мы отдыхали во дворе дома. Когда он клялся, что сделает все, чтобы я выжила и не пострадала. Тогда я не понимала, о чем речь, но была рада это слышать. А сейчас рада, что он вернулся. Мой брат.
— Я скучала, Яр.
— И я, дуреха. Как ты выжила-то тут без меня?
— Наверное, знала, что убьешь, если не выживу.
— С того света бы достал.
— Знаю, — улыбнулась я и вдруг увидела, что его губы сильно посинели, а сам он дрожит гораздо сильнее, чем я. — Что с тобой?
— Тупой вопрос, учитывая, что мы искупались в недавно растаявшей реке.
— Мира! Ярослав! — прибежал насквозь мокрый отец. Тоже нырял. — Ярослав, я что сказал! Ждать на берегу. Ты только выздоровел. Мира!
— Прости, там скользко…
Отец, наверное, мог бы долго орать, но он был не из тех, кто надрывает горло. Он просто взял меня на руки, а Ярослава, несмотря на сопротивление, один из охранников. Нас понесли как трофеи, и я уже предчувствовала, как мама испугается и будет ругаться.
* * *
— Чем ты думала? — раздевала она меня и обтирала полотенцем, пока я в своей комнате дрожала от холода, хотя было уже тепло. — Никакого инстинкта самосохранения.
— Там были цветочки. Я забыла их название.
— Ну какие цветочки, Мира! Ты могла погибнуть. Там в реке. Могла удариться головой. И Ярослав тоже хорош! Только после воспаления легких.
— Это что такое?
— Это очень серьезная болезнь. Он в Швейцарии тоже решил искупаться подо льдом. Еле откачали.
— Зачем тогда вообще было идти к реке? — пробурчала я и отвернулась от мамы. Опять я во всем виновата.
А как он провалился под лед в своей Швейцарии? Надо спросить.
 
Мама намазала меня всем, чем только можно, чтобы я не заболела. Потом еще надела на меня шерстяную смешную пижаму и шапку.
— А есть шуба? А то мне холодно.
На секунду она даже поверила мне.
— Шутить изволите, ваше высочество, — усмехнулась она и поцеловала меня, оставив на тумбочке молоко. — Спокойной ночи. И чтобы больше не рисковала своей и чужой жизнью.
— Обещаю, — сказала я уверено, еще не зная тогда, сколько раз нарушу это обещание.
Как только мама вышла, я тут же выпила молоко и поднялась с кровати. Воспаление легких. Что это вообще такое? А если Яр умрет? Из-за меня умрет!
Я открыла створки окна и посмотрела на широкий карниз. Комната Ярослава через гостевую спальню. И добираться туда страшно, но по коридору опасно. Услышат.
Так что я, преодолевая страх, от которого пришлось избавиться, прыгая тулуп на льду, просто сняла носки и прошла по карнизу. Ярослав сидел на окне и, увидев меня, улыбнулся, а потом словно очнулся и широко раскрыл глаза.
Открыл резко створку. Я чуть не упала, но он снова подхватил меня и затащил в комнату.
  
Глава 11
 
— Вот же ты дура! — выплюнул Яр, осматривая меня со всех сторон. — Да еще и без носков.
— Они у меня с собой, — достала из карманов, попытавшись улыбнуться. И на всех обычно это действовало.
Мне прощали любые глупости. Но с Яром не получилось.
Даже обидно.
Он силой заставив сесть на свою расправленную кровать. Сам мне надел на ноги носки, несколько раз пригрозив, когда я захихикала от щекотки.
Потом он сел на кровать и тяжело упал на спину. Я невольно посмотрела на подросшего брата.
— Ну ты и дылда. Вытягивали тебя там что ли.
— Что со мной только не делали, — усмехнулся он и посмотрел на меня, закинув руку за голову. — А как тебя угораздило стать фигуристкой при твоей удаче.
— Мама привела. А что с удачей?
— Плохо с ней. Ты ж с пороком сердца родилась. Забыла?
Наверное, из памяти ребенка многое стирается со временим. Остаются самые знаменательные дни, как вот этот, когда Ярослав вернулся, и мы снова стали дружить как раньше.
Но я не забывала никогда ни дня из тех, что провела под капельницей. Наверное, если есть на свете ад, то у меня он будет именно таким.
Под вечной капельницей. В больнице. В окружении медсестер и врачей. Так что день, когда это закончилось, я тоже запомню. День, когда в нашем доме появился Ярослав.
— Ну и что. Не умерла же. Чем не удача, — пожала плечами и нагло пошла копаться в его вещах. И сразу нашла то, что искала.
Яр и слова не сказал, когда я села за его стол, включила настольную лампу, чтобы открыть конверт.
Но читать было нечего. Пустой лист.
— Ты смеешься надо мной? Я так ждала твое письмо, а тут ни строчки.
— Ну и правильно. Зачем письмо, когда я здесь.
И правда. Глупо обижаться. Но я все равно надулась и стала копаться в других вещах, иногда поглядывая на брата.
Тут были учебники, записи предметов, которые мы еще не проходим. И большинство на иностранном языке.
— Что такое воспаление легких?
— Пневмония. Ну, в общем простуда, только очень сильная.
— А почему ты заболел? Тебе было плохо?
— Знаешь, да, плохо было, сознание терял, даже когда в туалет ходил, но у всего этого есть один большой-большой плюс.
— Ты дома, — догадалась я и повернулась, чтобы ему улыбнуться. Он так смотрел. Словно изучал меня. И мне это нравилось, пока я не задала вопрос. — Я стала красивой?
— Нет. Ты мелкая и курносая. Кто говорит, что ты красивая, льстят.
— Вот же ты! — кинулась я к кровати и взяла подушку. Кинула в него и не попала. — Ты же мой брат! Ты должен говорить мне приятные вещи.
— Нет, Мира. Я буду говорить тебе только правду. И давай спать, пока родоки не пришли разобраться, чего ты визжишь как резанная свинья.