Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918 (СИ)
Наконец, Дон стал регулярно получать все нужное ему из Украины и Германии (в том числе и тяжелые орудия) для чего в городе Ростове была учреждена особая, смешанная Доно-Германская экспортная комиссия. Германцы (под моим напором) даже предложили нам участие их войск для освобождения Царицына, что Атаман очень глупо их предложение отклонил, ввиду вздорного обещания Добровольческой армии после взятия Екатеринодара, перейти на север для совместного с донцами захвата Царицына. Ага, жди! Дурость несусветная! Слова Деникина — что собачий лай, он их уже не помнит, когда еще звуки вылетают изо рта. А я же, в ответ на вполне резонный вопрос Краснову, типа, что тут, собственно говоря, происходит, услышал, что никто мне, отвечать не обязан.
Все перечисленное, явилось следствием письма Атамана Императору Вильгельму. Однако, на все это недоброжелатели Краснова закрывали глаза и не хотели видеть сути дела, обращая внимание лишь на форму и мелочи, не имевшие никакого существенного значения.
В конечном итоге, надо сказать ни реальная политика Донской власти, ни средства (временная самостоятельность Дона и принятие немецкой помощи для создания на Дону прочной базы для дальнейшей борьбы с Советской властью), применяемые Атаманом для достижения главной, национальной цели — освобождения России от большевиков, не нашли ни сочувствия, ни поддержки в высших добровольческих кругах. Там уже давно вся власть оказалась в руках тупой, мало что в политике понимающей военщины. Краснова не поняли. Даже больше: ему предъявили тягчайшие обвинения, его стали травить. Гнусной клеветой и сплетнями, пускаемыми Добровольческой прессой, предатели России стремились подорвать авторитет Атамана среди казачества.
Трещина, образовавшаяся вначале между Донским и Добровольческим командованием, расширилась, обратившись в пропасть, уничтожить или засыпать каковую уже оказалось невозможным. Этого нам только не хватало для полного счастья! Междоусобной войны за власть между двумя политиками на развалинах мира.
Вопрос взаимоотношений Дона с Добровольческой армией, или, иначе говоря, рознь вождей Белого движения, представляет значительный интерес. Та уродливая форма, которую принял этот вопрос, не могла не оказать отрицательного влияния на общий ход борьбы на юге. В целях полноты и правдивости освещения взаимоотношений между Доном и Добровольческой армией, полагаю уместным коснуться хотя бы вкратце истории их возникновения. А тут повторилась история, описанная в русской народной сказке, — когда лиса, скромно попросившаяся в домик к простодушному зайцу, уговорила его разрешить ей приткнуться где-нибудь в уголке на половичке, а потом хозяина беззастенчиво выжила.
Первые соприкосновения Дона с Добровольческой армией зародились еще при Атамане Каледине, когда в Новочеркасск прибыл генерал Алексеев и Быховские узники, приступившие к созданию противобольшевистской организации, из убегавших оборванцев и молодежи, пышно именуя ее Добровольческой армией. К ним добавлялась горстка скудоумных тощих юнцов, которым можно было доверить оружие, надеясь разве что на то, что они не причинят им вреда ни себе, ни окружающим.
Естественно, все это пиршество предполагалась исключительно за наш счет. А их, ресурсов, имелось не слишком много, самим не хватало. Гости засели себе здесь припеваючи, просиживая свои задницы, когда от их страны осталось только одно смердящее дерьмо. В это время, большевизм в сущности, нигде не встречал серьезного сопротивления и быстро ширился по всей России, триумфально опережая чаяния даже наиболее оптимистически настроенных его вождей. Зараза быстро распространялась по всей империи,
Однако, несмотря на такой ошеломляющий успех, совет народных комиссаров далеко не считал свое положение прочным и потому весьма ревниво относился к тому, что могло бы поколебать его позицию. Вести с Дона уже давно беспокоили Красную Москву. Беспокойство усилилось, когда стало известно о начавшемся формировании Добровольческой армии с целью свергнуть большевистскую власть. Видя в этом серьезную для себя угрозу, большевики энергично стали парировать. Они широко развили на границах Донской земли свою вредную, растлевающую пропаганду, бросили на Дон сотни опытных агитаторов, начали натравливать на казаков солдатскую массу, ехавшую домой через территорию Дона, не пропускали казачьи эшелоны на Дон, подолгу задерживали их в пути и своей клеветой и агитацией совершенно деморализовали казачьи полки, оставшиеся еще верными долгу и присяге.
При таких условиях, формирование Добровольческой армии и, в связи с этим, присутствие на Дону видных русских генералов, расцениваемых революционной демократией и при участии советских агентов, фронтовым казачеством, ярыми "контрреволюционерами", дало повод фронтовикам говорить: "все зло на Дону — от добровольцев, офицеров, буржуев и помещиков, бежавших в Новочеркасск из России; не будь их, большевики не беспокоили бы нас".
Такое упрощенное толкование ставило Калединское правительство в весьма затруднительное положение, особенно если учесть, что среди пресловутого "Паритета" нашлись члены, явно поддерживавшие мнение фронтовиков. Лично Каледин, всецело разделял взгляд генерала Алексеева и Корнилова на безусловную необходимость создания Добровольческой армии, но не мог, однако, как Атаман, не прислушиваться и к громкому голосу простого казачества. Искали выход и нашли его в половинчатом решении, а именно: Добровольческая армия из столицы Новочеркасска ушла в Ростов. Нападки, если не прекратились, то несколько стихли, зато у рядовых добровольцев родилось сознание, будто бы они на Дону не совсем желанные гости. Ну да, все так, их уже не принимали великолепно, не устраивали шикарно, а перспективы беспредельной карьеры потускнели. Хотя денег на содержание наших дорогих гостей отпускали все так же миллионы!
Когда обстановка ухудшилась и большевики стальным кольцом сжали Новочеркасск, взгляды фронтовиков стали находить отражение и в части общества, с трепетом и страхом ждавшего большевистского нашествия. Перспектива уже казалась совершенно безнадежной. Я сам не раз слышал, как опасаясь за свою судьбу, горожане вторили фронтовикам, говоря: "без сомнения, присутствие здесь Добровольческой армии магнитом притягивает большевиков, не будь ее, красные не напирали бы на Дон и позволили бы нам "самоопределиться".
Чем обстановка становилась тревожнее, тем больше муссировалось подобное мнение, достигая Ростова и вызывая в рядах добровольцев естественное недовольство.
Калединский выстрел еще сильнее сгустил атмосферу. По городу ползли зловещие слухи и мрачные предположения, пугавшие обывателя. Соболезнуя Каледину, говорили: "В тяжелую минуту все оставили Алексея Максимовича и даже добровольцы, которых он так любил и которым во всем помогал, заявили ему, что они оставят Донскую землю и куда-то уйдут".
Действительно, через несколько дней после смерти Каледина, не будучи в состоянии удерживать город Ростов от превосходящего в силах и вооружении противника, Добровольческая армия, спасая себя, ушла на Кубань, предоставив города Новочеркасск и Ростов их мизерным собственным силам. Сбежали все, кто мог хоть как-то бежать. Бросая все, вплоть до раненых… Уход в такой критический момент трусливых добровольцев, охладил среди обывателей Донской столицы все симпатии к ним и даже вызвал ропот и недовольство.
Вскоре на Дону воцарилась красная власть. Казачество переживало сложные психологические процессы. О добровольцах лишь временами долетали неясные и разноречивые слухи. В связи с ними, у Новочеркасского обывателя, то зажигалась, то тухла надежда на освобождение их Добровольческой армией от советского гнета. Должен подчеркнуть, что это было то время, когда добровольцев ждали с жгучим нетерпением, ждали как спасителей. Но время шло, а они все не приходили. В душу обывателя заползало сомнение, а надежду сменяло разочарование.
С первыми весенними ласточками Дон словно ожил. И рвануло… На красном фоне белыми пятнами запестрели очаги казачьих восстаний, против Советской власти. Исчезал большевистский угар и казачество постепенно отрезвлялось. И еще тогда, многие жадные взоры, были устремлены в туманную даль, навстречу долгожданной Добровольческой армии. Пиар пошел далеко и круто. Народ ждал от этих чудотворцев чуда, огня, явления ангелов с «длинными мечами, сияющими ярче лучей солнца», — но не дождался. Увы, ожидания опять были напрасны и надежды опять не оправдались.