Пятница 13-ое

— Хоть что-то, да приносит доход, — сам себе приговаривал старик, смешно семеня по извилистым дорожкам, среди замшелых каменных плит.
Он, как со старыми знакомыми, разговаривал с херувимами, с Божьей Матерью, с памятником сенатора, которого уже все забыли, с памятником конгрессмена, местного уроженца, принимавшего активное участие в отмене сухого закона. Старик с ужасом вспоминал те времена, когда невозможно было во всем округе достать хотя бы одну бутылочку виски. А ведь он с детства пристрастился к этому нехитрому напитку, и без него не мог представить свою жизнь. Без виски все вокруг казалось серым и неинтересным. Но стоило ему только хорошенько отхлебнуть из плоской фляжки, как весь мир расцветал яркими красками, как все вокруг начинало казаться праздничным и радостным. И старику хотелось жить, бродить по этому кладбищу, разговаривать, общаться с молчаливыми каменными плитами, с грустными памятниками.
Иногда, изрядно нахлебавшись, он пританцовывал у могильных плит и рассказывал серым каменным изваяниям всю историю своей жизни. Рассказывал случаи из жизни местных жителей или из его собственной. Жаловался на то, как туго ему приходится жить, и что только янтарный напиток, что только виски, приносит ему настоящую радость и удовольствие.
Пройдясь по кладбищу, он как бы ненароком набрел на то место, где еще вчера стояла могила убийцы-маньяка. То, что увидел старый могильщик, привело его в замешательство и вызвало испуг. Он посмотрел в разрытую яму, где стоял закрытый гроб, на две большие кучи мокрого песка и испуганно оглянулся по сторонам.
Броде бы никого поблизости не было. Еще он увидел обугленное дерево, в которое ночью ударила молния. Самой молнии старик не видел, потому что к тому времени был уже мертвецки пьян и лежал на полу в своей маленькой сторожке, зажав в руке пустую плоскую бутылку.
— Ну, гады, вы мне за это заплатите! — не известно кому, озираясь во все стороны, прошептал старик и принялся откручивать пробку от плоской бутылки.
После двух-трех глотков его глаза увлажнились, и лицо приняло благостное выражение. Он взялся за тяжелый заступ и принялся закапывать могилу.
— И угораздило меня стать могильщиком, — по привычке, сам с собой, разговаривал старик, бросая землю в яму, — надо было лучше в школе учиться, тогда не занимался бы таким тяжелым трудом, — снова сам себе ответил старик.
Он не смотрел в яму, он спешил как можно быстрее закопать могилу, чтобы никто ничего не увидел. И чтобы о его кладбище не пошли дурные слухи по окрестностям. Не дай бог, начнут говорить, что на его кладбище что-то не так. Значит, уменьшится количество заказчиков. А уменьшится количество заказчиков, будут меньше привозить мертвецов. А если будет меньше мертвецов, то значит, будет меньше и виски. И тогда его жизнь станет ему совсем в тягость. Старик старался как можно быстрее закопать огромную разрытую яму.
— Черт бы вас побрал, собаки! — бросал землю в яму старик.
Он так и не заметил, что из-под тяжелой крышки гроба торчит нога Джойса, обутая в голубую современную кроссовку.
— Что, гады, Роджера хотели выкопать! Ну и существуют же в этом свете ублюдки! Ну да ладно, закопаю сейчас, — успокоил себя старик, вытирая вспотевший лоб. — И будет могила как новенькая! Никто не докопается, не узнает, и снова я буду сюда водить экскурсантов.
И на самом деле, не прошло и получаса, как снова посреди кладбища высился аккуратный могильный холмик, обложенный свежим дерном. И снова стояла надмогильная плита с короткой надписью, сделанной неверной рукой старого могильщика: «Роджер».
Но старик и не подозревал, что страшный убийца-мертвец ожил и в это время, широко вышагивая, идет по лесу. И что пластиковая маска хоккейного вратаря сверкает в лучах утреннего солнца.
Но не один убийца-мертвец блуждал в это время в окрестных лесах, выискивая жертвы. Тут резвилась веселая компания любителей военных забав. Компания была не такой уж и большой. Одна очень экзальтированная дамочка в пятнистой защитной форме, с манерно подогнутыми полями брезентовой шляпы, из-под которой выбивались длинные белые волосы, и трое мужчин. Один неимоверно толстый, едва вместивший себя в военную форму, другой, был настолько же высоким и худым, насколько его друг толстым, третий, вроде бы совсем нормальный, но очень уж нерешительный и пугливый.
 
Дамочка открыла дорожную сумку и раздала всем специально припасенные для игры пистолеты, заряженные баллончиками с красной краской, которая должна была имитировать раны. Потом она раздала каждому несколько черных повязок с серебряными надписями: «убит». Затем они разделились и разошлись в разные стороны.
Приподняв с груди свисток, дамочка свистнула. Этот сигнал означал, что игра началась. Теперь каждый должен был найти в лесу свою жертву, подстеречь ее и выстрелить баллончиком с красной краской. Победитель получал в награду ящик пива и жирную индейку. Вся эта награда все равно потом должна была быть выпита и съедена всей компанией вместе. Но получалось бы так, что победитель угощает остальных. И поэтому награда оставалась престижной и желанной.
Толстый и пугливый решили перехитрить остальных. Они объединили свои силы и вдвоем, смотря в разные стороны, двигались среди деревьев, испуганно оглядываясь.
— Этот высокий должен быть где-то здесь. Я его нюхом чую, — говорил пугливый.
— Конечно, такой долговязый не спрячется в низкорослом кустарнике, — поддакивал толстый. Думает, надел на себя защитную форму, и мы его не заметим. Правильно говоришь, он где-то здесь неподалеку. Слушай, — продолжал толстый, — принюхайся, может, ты его действительно почуешь. У тебя такой нос, что только ищейка может сравниться с тобой в этом вопросе.
Пугливый действительно припал к земле и начал втягивать в себя воздух.
— Слушай, я не ощущаю его запаха, он же такой вонючий, он же так ваксит свои сапоги, что я всегда слышу этот противный запах гуталина. А сейчас я не слышу этого гадкого запаха.
— А, у тебя нюх пропал, — сказал толстый, — а мне вот везде мерещится запах копченой колбасы и бутерброда. С каким бы я удовольствием съел бы сейчас хоть один, хоть маленький бутербродик, — лепетал толстый, облизывая пересохшие губы.
— Что, ты сюда приехал есть? Вот перестреляем всех этих гадов, потом сожрем индюка, они нас угощают. И на следующий раз, если мы их победим, они проставят нам еще одного индюка и еще ящик пива. Так что, смотри внимательно по сторонам, а я буду принюхиваться.
И пугливый вновь начал водить своим длинным носом из стороны в сторону, как будто и в самом деле он мог услышать запах худого.
— Слушай, мне кажется, что у тебя инстинкт жрать преобладает над инстинктом побеждать, — сказал пугливый, когда ему надоело втягивать в себя лесной воздух, в котором был только один запах, запах прелой листвы.
— Да ты осел, осел, пугливый. Я хочу жрать. Мне надоело шататься по этому лесу, — сказал толстый, внимательно прислушиваясь к шуму листвы.
— Слушай, ты опять затянул свою песню надоедливую: игра тебе нечестная, игра тебе нечестная, есть ты хочешь, — заворчал пугливый.
— Да надоела мне в самом деле вся эта игра, вся эта стрелянина и бегание по лесу. Лучше бы лежал я где-нибудь в шезлонге на берегу озера, кушал бутерброды и запивал их пивом. А то ходим, ходим по этому лесу бестолку.
Мужчины, переговариваясь, поругиваясь, устало брели среди деревьев. Они не видели, как за ними наблюдает еще один участник игры.
— Неужели ты не можешь понять, что мне хочется хотя бы один, хотя бы маленький бутербродик, — говорил толстый.
— Да ладно тебе, успокойся, ноешь, ноешь, как беременная женщина. Вот убьем кого-нибудь, зажарим и наедимся, — пошутил пугливый, припадая к земле, иря-часть за толстыми, увешанными мхом стволами вековых елей.
— Слушай, мне кажется, мы занимаемся какой-то ерундой, — продолжал толстый. — Ходим по мокрому лесу…
— Да нет. Мы нормальным делом занимаемся. Это настоящая мужская игра, — говорил пугливый.