Охотники за курганами
Первые лучи солнца неожиданно отразились в водах озера Алтынколь.
Счастливый принцессин жених резво соскочил с утомленного коня, саблей перерезал дорогое вервие вокруг тела девушки, они обнялись, постояли чуток, и пошли прочь от озера к месту стоянки аула.
Конь джигита, видимо почуяв среди леса чужих людей, зло захрапел ноздрями, потом резво взбрыкнул ногами и помчался следом за хозяином.
Артем Владимирыч проснулся от конского ржания; еще несколько выждав, чтобы счастливые молодые подальше ушли, поманил за собой Егера. Они подкрались к высокому камню, стараясь не ломать сучков под ногами.
Егер сразу стал ощупывать то место камня, что было обращено к озеру, и где еще недавно стояла девушка. Ничего на тесаной поверхности не виднелось. Князь глухо позвал Егера за камень. А вот там, на стороне гранитной плиты, обращенной на север от озера, истертый дождями и ветром, виднелся огромный, умело высеченный в два человечьих роста, полустатуй, или барельет. То был мужчина с бородой и малыми рожками на голове. Егер потер каменную парсуну по низу и сдавленно хрипнул. Ниже пояса ног мужик не имел, а имел рыбий хвост. На нем, криво загнутом, и стоял. Под хвостом угадывалась надпись.
Артем Владимирыч мокрым от росы комком листьев протер надпись. Долго шевелил губами, проводя пальцами по выбитым на камне знакам.
Егер от хвостатого мужика почуял на коже озноб, отошел от камня, отвернулся и справил нужду малую. Лилось долго. И долго звенело в голове.
Правую руку — десницу — мужик держал поднятой, словно кому заслонял путь к озеру. В шуйце — левой, опущенной долу руке рогатый держал за ручку как бы малую суму.
Постучав по той каменной суме кулаком, Егер, не выказывая страха, умилился:
—
Мала больно киса у Дракона… э-э, Дагона. Разве в ней огромный клад упрячешь?
На что князь отозвался совершенно серьезно:
—
То не денежный кошель, Егер. Если прав наш Вещун, то это оружие похлеще всех пушек, что сейчас размещены по Сибири.
—
Как понять? — прищурился Егер.
—
А понимать и нечего. Выбит сей барельет давным-давно. И указует он дуракам, что соваться далее его — не след. Ведь сие есть наш древний бог — Датой, и надпись под ним дает знать, что далее — его земля. Вот так. Соваться дальше я бы и не стал, да ведь зачем сюда шли? По именному повелению…
—
Так мы — сунемся? — с надеждой спросил Егер.
—
Сунемся. Только опосля того, как туда свою голову просунет наш ученый предводитель.
Егер с удовольствием крякнул. На озере, саженях в ста от берега, вдруг вздулся огромный шар воды и мигом опал.
Спрятавшись за камнем, Егер, по примеру князя, стал истово креститься.
***
К позднему утру аула Х’Ак-Асов на лужайке не оказалось. Осталась примятая трава и знак, что лужайку пользовать разрешается. Знаком был небольшой костерок с казаном над ним. В казане кипела вода.
***
Второй раз за сутки князь имел недовольство от джунгар. Не спросись, они рассыпались по предгорьям — искали поживу. К обеду пригнали в лагерь десяток чужих коней и злобно переругивались с Байгалом.
Старый Акмурза опять не вставал из повозки — жалился на сердце. Артем Владимирыч поманил Байгала, они вдвоем встали у изголовья старого воина.
Лицо Акмурзы блестело от пота. Глаза беспокойно оглядывали небо.
—
Хан Тенгри, — запинаясь, промычал Акмурза, — верую: зовет меня. Сегодня к ночи. Люди мои это почуяли — прости им, князь, буйство без предводителя. Судьба их идет вразрез с твоим походом. Отпусти их…
Внук Акмурзы — Байгал — все рвался ухватить деда за руку. Однако старик прятал руку под полой халата.
—
Кликни воинов… У меня сил нет… — обратя наконец лицо на Байгала, попросил Акмурза.
Байгал задрал голову, испустил длинный волчий вой. Бешеный конский топ поднял задремавших было после каши солдат. Защелкали спросонья замки ружей. Егер прикрикнул: «Всем отдыхать!» И окрест утихло.
Джунгары окружили повозку предводителя, попрыгали наземь.
— Воины! — приподнявшись на локтях, твердым языком, смешав в горле кашель и суровость, молвил Акмурза. — Меня призывает к себе Тенгри Хан, великий и всемогущий. Я оставляю вас под рукой направляющей и судящей, под рукой моего внука — Байгала. Он уже крепко держит родовую саблю, значит, направляет вас. А вот в присутствии великого князя, из рода древнего и могучего, князя из касты бешеных воинов — ассуров, я передаю внуку моему и право судить…
Тут Акмурза опростал из-под халата свою правую руку. В ней оказался позолоченный шишастый шлем, отороченный по краю мехом черной лисы. Хвост этой лисы опускался с шишака шлема.
Байгал пал на колени перед рукой деда. Воины смутливо переглядывались.
Чертов старик! Мог бы и предупредить князя, что затевает перед смертью!
Артем Владимирыч презрительно загнул концы губ, тугим взглядом провел по лицам кощиев, окружающих повозку умирающего вождя джунгар. Двое рослых и более богато одетых кощиев взгляда не отвели. Остальные отвели, а эти — нет.
Резво лязгнула сабля князя. В полуприсяде он отрубил по косой — от правого плеча к левой подмышке — голову первого отказчика от власти Байгала, а выпрямляясь, сделал поворот кистью и ровно под горло снес башку второго. Артем Владимирыч провернулся вокруг себя и у самой земли успел наколоть на клинок не успевшую коснуться земли голову берендея. Это был древний — саркий прием владения шашкой. Кощии замерли, стоная через зубы.
От того места, где дремали солдаты, донеслись матерности и засверкали штыки.
Джунгары в ужасе попадали на колени перед повозкой. Акмурза сел, потом, кивнув Байгалу — поддержать его, встал на повозке. Косо глянул на князя, кивнул. Князь, со своей измазанной в крови саблей пошел меж кощиев, колотя плашмой клинка по спинам коленопреклонных. Акмурза творил на своем языке молитву за присягу, а князь, по древнему сурскому обряду — саблей в людской крови — велел кощиям ее принимать. Прошел так почти всех, осталось человек пять, когда один из джунгар вдруг вскочил и заорал, перекрыв голос старого предводителя. Что за ор — Артем Владимирыч понял без труда. Воин отказывался быть приведенным под власть Байгала саблей человека чужой страны и чужой веры!
Акмурза прервал молитву, убрал руки за спину. Байгал поднялся с колен, взял с повозки отороченный лисой золоченый шлем, уверенно надел его и дедовской саблей снес голову орущему. Князь теперь, походя, шлепнул саблей и Байгала и зашагал к оставшимся воинам. Те покорно подставляли спины.
Простились наскоро. Князь передал Акмурзе тысячу рублей серебром, чтобы тот расчелся с воинами за службу на Российскую империю. Акмурза дрожащей рукой уложил мешок на свою повозку, хотел сказать последнее слово, но закашлялся и обреченно лег на кошму.
Байгал поймал глазом кивок князя и диким криком послал воинов торить сакму.
Пять повозок и сотню лошадей забрали с собой джунгары. Артем Владимирыч вздохнул. То ли с радости, то ли с горечи. Рядом тихо хмыкнул Баальник. Он приложил руку козырьком и наблюдал, как цепочка конников огибает озеро.
—
Той сакмой они через десять ден выйдут на зимовки Бхаган Ула. Пограбят сладко.
—
Кой черт! — вырвалось у князя.
—
Там, в тех краях, княже, известен древний золотой рудник — Май-Каин. По преданию, тот рудник еще до Великого потопа чистил от золота изгнанный богами убивца Авеля — Каин. Либо его правнук — Тувал… каковой был кузнецом и своего прадеда — Каина — також благополучно избавил от жизни на земле…
Баальнику, должно, хотелось поболтать. Но Артем Владимирыч повернулся, пошел и услышал уже в спину:
—
Церковники тыщщу лет спорят, что за знак Боги дали Каину и его потомкам, чтобы люди не их убили на путях странствия, как греховников, погубивших Авеля. До брадодрания спорят церковники… А того не ведают, что Боги дали Каину — бороду! Окрест ходил безбородый люд, лишь Богам борода была наказана! Вот и дали они бороду и Каину, и потомству его, чтобы безбородые боялись…