Охотники за курганами

А в конце письма имелась грозная приписка, что за выдачу губернатором Соймоновым сей тайны — петля.
Прочитавши сие послание, особливо грозную приписку, губернатор Соймонов с сомнением посмотрел на штоф с водкой. В нем осталось меньше половины.
— 
Сенька! — проорал губернатор, будто увидел медведя. — Иди сюды!
Сенька Губан, знавший все ревы своего благодетеля, подхватил на кухне с ледника большой штоф с водкой, мису соленых груздей и вареную курицу и появился со всем этим вооружением в кабинете губернатора.
Разлив водку на два стакана, Сенька спросил:
— 
Чего изволите, Федор Иванович?
— 
Изопьем, — ответствовал Федор Иванович.
А когда испили, неожиданно спросил:
— 
Сенька! Возможно ли, чтобы князь Гарусов, что отправился с моего благословения в путешествие по Сибири, был вором и изменником?
Сенька подумал, наморща лоб. Ответил твердо:
— 
Никогда!
— 
Тогда погуляй по двору, да от окна далеко не отходи, — приказал ему Соймонов, — еще потребен станешь.
Когда Сенька застучал башмаками по лестнице, губернатор состриг ножницами край письма от Императрицы, не забыв поцеловать ее подпись на конверте.
Екатерина писала коротко и емко — продуманно.
С начала письма Екатерины Алексеевны имелись некоторые здравые рекомендательности губернатору по законам сибирского володения. А вот далее Соймонову снова попались строки с фамилией «Гарусов». Императрица извещала губернатора, что из лично ей подчиненных источников, минуя службу графа Панина, стало известно, что не позднее нынешней осени, еще до скончания переговоров России с Китаем по пограничному праву, в устье реки Амур войдут аглицкие военные корабли. Про те корабли из Англии лично Императрице никто не писал и не запрашивал. Посему губернатору Сибири надлежит сначала узнать — по какой причине войдут в сибирскую реку те корабли и с какой целью. Но узнать сие потребно лишь для близиру, поелику морские военные корабли в реки торговать не заходят. А ежели им пресной воды надобно али продуктов, то на сей предмет команде кораблей министром Англии приказа на заход в чужие воды не отдается. Капитан то решает. А посему губернатору Соймонову надобно созвать к берегам Амура охотников из казаков и промышленников, и те корабли отогнать в море русским правом. А возгордятся англы али чего хуже — пустят оружие супротив русских, то те корабли следует сжечь.
И внизу письма стояла приписка: 
 
«А китайцам, Ваше Высокопревосходительство, о сей аглицкой операции знать не надобно. Ежели англичаны вдруг пойдут боем супротив Китайской Империи, то им, англичанам, силами собранных русских охотников не следует помогать. Ибо, Я полагаю, дражайший Федор Иванович, что сия демонстрация флотом вызвана действиями моего ответственного человека — князя Гарусова, что ведет нынче операции тайного свойства и к великой пользе Российской Империи. Что влечет за собою как бы Мою великую просьбу — князя Гарусова в случае нужды оберечь, с его имуществом, а ученого посланника — тоже уберечь, но для расследования его делов в Сиберии».
 
— 
Сенька! — крикнул в окно Соймонов.
— 
Чего изволите? — спросил прибежавший с улицы запыхавшийся Сенька Губан.
— 
А вот ответь мне: кто в Сибири почитается больше — граф Панин али Императрица, Вседержительница Рассейская?
— 
А это кто таков есть — Панин? — спросил Сенька, уже поднося стакан с водкою ко рту.
— 
Вот и я думаю — кто? — удивился Соймонов и под этакое удивление выпил с Сенькой за здоровье Императрицы.
***
Граф Никита Иванович Панин, первый министр Двора Ея Императорского Величества, написал личное письмо губернатору Сибири Соймонову неспроста. Писал он его ночью, дабы успеть отправить с сибирской почтой Императрицы, поелику уже вечером того же дня к нему на тайную квартиру личным агентом был доставлен некий человек, прозванием Финн, что держал кабак и постоялый двор на Заячьем острове. Финн лично передал в руки графа раскриптованное послание из Сибири от ученого Джузеппе Колонелло к Георгу Честерскому, а также были Финном даны показания, при каких обстоятельствах то письмо оказалось в его руках. Про гонца из Сибири Финн сообщил, что тот тайно прошел петербургские заставы и должен объявиться на острове Англия.
 
Наградив Финна золотой монетой и подмигнув домашнему кату — Бочкову, что душил людей в подвале без крика, а золотые монеты отбирал для себя, в награду, граф Панин внимательно прочел послание Колонелло.
Из него прямо следовало, что обласканный в Петербурге ученый посланник находится в опасности. Кою он ощутил в отряде князя Гарусова, поелику тот вознамерился силою повертывать отряд с награбленным добром в Россию. Далее требовалось передать коммодору Лоренцо Риччи, что Полоччио найдет способ пройти без отряда князя Гарусова в пределы государства Китай, от Кяхты до города Ляодуня, где будет дожидаться английских кораблей.
То есть, вся точно просчитанная графом Паниным комбинация с военными кораблями Великой Британии, при осуществлении которой можно было на ничейной территории уничтожить аглицкими руками отряд Гарусова и получить не менее половины богатств, извлеченных из земли, может негаданно провалиться от дурных и безголовых каверз князя Гарусова, навеянных ссыльному дурню патриотикой и безголовой преданностью Государыне…
А раз так, то лучше отряд Гарусова, вместе с хитроумным авантюристом, сокрыть в пределах русских границ. То есть — в острогах Прибайкалья. Потом солдат разбросать по далеким гарнизонам, а главных, то бишь Колонелло и Гарусова, либо сгноить в острогах, либо повесить. Это же надо — грабить могилы! За это преступление есть особая статья в «Уложении о наказаниях»!
***
На марше от реки Оби, по реке Бия до озера Алтынколь Вещун все время ходил при заботах. Баальник пробовал отвлечь старика всякими жизненными байками из своего прошлого, но Вещун лишь изредка хмыкал.
А вот когда местные иноверцы догнали отряд на двухколесных арбах — привезли к месту впадения реки Бии в Обь обещанный ячмень, Вещун повеселел. Князю Гарусову пришлось тогда покупать и арбы, да к ним быков, да сутки еще ждать коней, взамен убитых и павших. Балльник заметил, что, встретив иноверцев, князь выставил из-под ворота рубахи нашейную золотую гривну с леопардами. Иноверцы тогда ко князю спиной не поворачивались, а дело завершили быстро — до захода солнца, хотя до того просили у Егера — на пересчет и перевес — два дня. Мало того, кощии, дабы тайно свершить подарок русским, толковали о том на женском языке, коего даже Баальник не ведал. И, перетолковав так, к вечеру дня кощии привезли на табор урусов три на пять
ведер бочки топленого коровьего масла — богатство в тех краях необычайное! Масло солью сдобрено было богато, но солдатам как раз соли и не хватало при порциях каши али ухи.
Вещун отчего-то сразу повеселел, и тогда Баальник, сварив по сибирским правилам жирный шулюм, таежное варево, сумел разговорить старика.
— 
Ты почто такой смурной? — вопросил Баальник, примащиваясь у котелка с шулюмом и с двумя свежими лепешками ячменного хлеба.
Вещун достал свою ложку из неведомого белого металла, легкую, как перо птицы; хлебнул жирного варева и только тогда, одобрительно крякнув, ответил вопросом на вопрос:
— 
А ты при месте впадания Бии в Обь камня такого высокого не приметил?
— 
Был грех — не приметил! — рассмеялся Баальник, — так ведь камней окрест вон сколько! На каждый камень глаз дожить — глаз омертвеет!
— 
На нем нам предупреждение было оставлено, — спокойно сообщил Вещун.
— 
Нам? — удивился Баальник. — Не пойму! Откуда про нас узнали?
— 
Нам, значит — людям, — строго сказал Вещун. — Туда, вперед, идти нельзя!