Иоанн Кронштадтский

Приведем слова, сказанные в 1893 году председателем Комитета для пересмотра законодательства о призрении бедных статс-секретарем К. К. Гротом и дающие обобщающую оценку: «Призрение не имеет у нас соразмерности ни в действиях своих, ни в средствах, ни, наконец, единства в целях»[120].
Иоанн Сергиев, выходец из бедной сельской семьи, на себе испытавший трудности и лишения деревенской жизни, видевший и привыкший к взаимоотношениям между сельским священником и его паствой, во многом сохранявшим свой патриархальный характер, переносил их на свое кронштадтское служение.
Он стал ежедневно посещать бедных жителей Кронштадта — поступок беспрецедентный для городского духовенства XIX века. По первому зову являлся для совершения треб (чего избегали его сослуживцы), оказывал духовную поддержку обитателям трущоб. Случалось, на свое жалованье покупал одиноким и больным беднякам продукты питания, одежду, приводил врачей, приносил лекарства. Священник, который не просил, а сам давал деньги, был столь необычным явлением, что рассказы о его неслыханной щедрости быстро разносились по городу, достигали Ораниенбаума, Петербурга и распространялись далее. Также и двери его дома были открыты для всех нуждающихся, и любой мог рассчитывать здесь на теплый прием и отдохновение.
Щедрость тем более была примечательна, что давалась Иоанну нелегко. Детство, семинарское и академическое прошлое приучили его экономить во всем и «свободных» средств у него никогда не было. Картины несытого прошлого и недостатка во всем преследовали еще многие годы отца Иоанна. И в своей новой, семейной, жизни он вынужден был быть весьма рачительным, если не сказать, скаредным, когда каждая копейка на счету.
На страницах дневника он не раз укоряет себя, что «заглядывает» в тарелку гостя, мысленно высчитывая, во что обошелся его приход. Он пеняет себе за скупость, за трудное преодоление страха перед бедностью и нищетой, пережитыми в детстве и отрочестве. Он наставлял себя: «Гости и родные никогда не отбирают твой последний кусок, используй молитву, когда скупость закрадывается в твое сердце; снедаемое есть дары Божии, общие для всех, а ты лишь приставник к ним, ты исполняешь завет Божий… твори добро ближнему, и оно вернется с большей отдачей».
Ему доставляло огромное удовлетворение зафиксировать «возвращаемое» сторицей. В одном месте он пишет: «Дивно, осязательно Господь промышляет о творящих милостыню: милующие других сами получают щедрое подаяние от людей… Так я, многогрешный, подал сегодня милостыню бедной старушке и 2-м бедным мужчинам. — И что же? — Пришедши домой, вижу, что мне самому принесены подарки от доброго человека: большой горшок пресного молока, горшок свежего творогу и 10 свежих яиц. Дивны дела Твои, Господи! Явна десница твоя, Преблагий, на меня грешного»[121].
Конечно, Иоанн не мог не видеть, что материальная помощь пастве только личными силами и средствами мало что меняла в положении бедного люда. Жизнь показывала, что желающих следовать путем благотворительности, каким он стремился идти сам, не было. Имеющие что-либо не спешили отдавать «излишнее» ближнему и, более того, скорее тратили деньги на «безделушки, побрякушки, развлечения», чем хотя бы копейку отдать нищим или в церковь для благотворительных целей. С недоумением и возмущением Иоанн прямо пишет об этом в своем дневнике: «Лавочники, малознающие, торгующие кожаными и мягкими товарами, скольких бедных могли бы одеть, обуть — а между тем у них не допроситься ни одной рубашки, ни одной обуви, ни одного кафтана — и много товара лежит у них без движения. О, если бы они сочли за счастие одеть нищего, как Самого Иисуса Христа! О, если бы они стяжали от Господа духовный разум, который бы внушил бы им считать эту трату за величайшее приобретение»[122].
Или даже еще более зло: «Всего больше неправды делают на земле люди богатые и желающие обогатиться, которые загребают в свои лапы богатство всеми возможными мерами, невзирая на страдания людей бедных»[123]. Полагая Россию страной христианской, Иоанн воспринимал кричащее социальное неравенство настоящим злом, борьба с которым — обязанность священника. Но как бороться? Священник отвергал идеи социального равенства, присущие социалистическому учению, постепенно распространяющемуся в России, поскольку они допускали и насилие. Для него оставался единственный путь — личная благотворительность, должная стать образцом поведения для паствы и всех подданных.
 
В 1868 году Иоанн Сергиев сделал первую попытку привлечь внимание городской общественности и местных властей к бедственному положению «мещанского населения», не имеющего места и приюта. Он обратился в городскую думу, призывая позаботиться о бедняках, предоставить им крышу над головой, создать Дом трудолюбия, где они могли бы обучаться ремеслам. Но… услышан он не был.
Спустя время, теперь уже в 1872 году, Иоанн опубликовал в «Кронштадтском вестнике» два воззвания к своей пастве с призывом помочь ему в осуществлении дела помощи бедным. «Кому не известны рои кронштадтских нищих, — писал он, — мещан, женщин и детей разного возраста? Кто не видал того, что между нищими мещанами есть много людей молодых и здоровых, представляющих из себя весьма жалкие фигуры по своей крайне грязной и изорванной одежде, трясущихся у преддверия храмов или у лавок и заборов в ожидании подаяния от какого-либо благодетеля? Но всякий ли додумывается до настоящей причины такого множества бедных в Кронштадте? Вероятно, многим или некогда было вникнуть в истинную причину этого зла, потому что всякий преследует свои житейские цели, свои удовольствия, или многие останавливались на той мысли, что нищета — неизбежное зло всех городов, не исключая, конечно, и сел. Многим гражданам, вероятно, и не приходилось видеть полную картину кронштадтской нищеты, — картину далеко неотрадную».
Священник перечисляет основные причины нищеты и рисует перед читателем веер самой разнообразной «бедности» — от рождения и сиротства; от бедственных случаев (пожар, наводнение, кража и пр.) и потери места; от неспособности к труду по причине старости и болезни, калечества и маловозрастности; от лености и пристрастия к хмельным напиткам; от недостатка труда и средств, которые необходимы для него, чтобы иметь порядочную одежду и обувь, продукты питания и инструменты.
Иоанн призывает горожан, состоятельных и не очень, лиц духовных, военных, чиновников, торговцев, мещан взять на себя сообща попечительство над нищими, чтобы занять их полезным трудом. В качестве практического шага в деле борьбы с бедностью он призывает «приискать или сделать… общее помещение и каждому дать соответственно его силам труд, которым он мог бы кормиться или одеваться». Он объявляет, что готов вносить «в кассу общества, которое примет на себя хлопоты по этому делу», 70 рублей ежегодно.
На этот раз призыв был услышан, откликнулась городская дума, высказавшись в поддержку устройства Дома трудолюбия. Но от словесной поддержки до помощи конкретной, материальной, было еще очень и очень далеко. По замыслу Иоанна Сергиева, Дом трудолюбия должен был охватить все категории социальных низов: от детей-сирот, неработоспособных женщин и стариков до физически здоровых мужчин. Предполагалось не только предложить им полезную и доступную работу, но и создать условия, при которых они могли бы воспользоваться этой возможностью.
В 1874 году усилиями Иоанна Сергиева, при поддержке барона О. О. Буксгевдена[124] и великой княгини Александры Иосифовны[125] основано было «Попечительство во имя апостола Андрея Первозванного о бедных». Первого числа каждого месяца происходила регистрация нуждающихся. Приходило множество стариков со свидетельствами от врачей о неспособности к физическому труду, которые получали небольшую пенсию. Здесь же выдавались разовые и регулярные денежные пособия, одежда и обувь нуждавшимся. Под патронажем попечительства в течение года находилось до трех тысяч человек.
Можно высказать предположение, что, обдумывая организацию и порядок деятельности Дома трудолюбия, да и в последующем, когда Дом заработал, Иоанн использовал международный опыт, в том числе и религиозных организаций. Известно, что его единомышленник О. О. Буксгевден бывал в Англии, где знакомился с социальной деятельностью государственных учреждений и церквей, в частности, Армии спасения. А адмирал Макаров, также не понаслышке знавший благотворительную деятельность Армии спасения, и вовсе считал полезным перенести ее опыт в Россию.