Лекарство для Кощея, или грифонья аптека (СИ)
Скрипнула кожа перчатки.
Угольные глаза метнулись ко мне. Впились в лицо. Его магия жалила.
Кто-то, кажется, завопил.
— Запомни, что ты сказала, Горич. И не унижайся на потеху этим идиотам больше. Ты всё же дворянка. Тебе ещё замуж выходить, — негромкий голос врезался в меня, растекся ядом, — и держись подальше, — скрипнула кожа перчатки, — от беренде́ев. Эти твари — не безобидные медведи-увальни. Сама не заметишь, как выпотрошат до дна. Они не друзья тебе.
Я отшатнулась на миг. Кожаная перчатка скользнула по моей щеке. Кощей отдёрнул руку, словно обжёгся. И резко развернулся, быстрым шагом удаляясь прочь по набережной, куда-то в сторону первой линии Васильевского острова.
Он ощутимо хромал, припадая на одну ногу.
Я медленно обвела взглядом снежное полупустое пространство. Тихую, скованную льдами и снегом засыпанную Неву. Как никак, канун Нового года. Праздновать будут, только без скоро́много. Кто на бал умчится, кто дома соберётся.
Ванька с однокашниками, конечно, уже сбежали. На улице начинало темнеть. На душе скребли кошки.
Откуда Кощеев прознал, что один из берендеев, которые у нас лечились, мне пытался предложение сделать? Мало мне всего остального, мало того, что из дома шлют гневные письма, так ещё и это…
Хорошо если у Академического сада в пекарне весёлой, пухленькой и рыжеволосой фрау Цейхен удастся прихватить с собой её потрясающие булочки.
От четвертой-пятой линии через переулок Академический, в народе прозванный Волкодлакским, рукой подать. А там и аптека Пелей.
Я поспешила прочь, дождавшись, когда высокая спина в элегантном темном пальто скроется из вида.
На новомодные автомобилусы — огромные и шумные, здесь рассчитывать не приходилось. На пролётку с Сивками-Бурками мне бы не хватило денег. Как и на обычную лошадку… Так что извольте пешочком, барышня Искра Горич. Не развалитесь.
Я стиснула зубы.
Мы ведь с Кощеевым раньше почти не пересекались. Только на паре общих практикумов. Я училась на специальности с направлением «Излечение волшебных рас и существ медицинскими и ненаучными методами, волшбой именованными». А зачем-то переведенный к нам, в почти немагический университет маг древнего рода — где-то ещё.
А тут вдруг такой кордебалет.
Зло хлюпнула носом и подула на озябшие ладони.
— Вот что за дрянь-человек. Тьху, нечеловек, — буркнула устало.
По ране проехался ведь. Как будто знал, куда бить. Или же точно знал? Кто их, нелюдей, разберёт. Даром, что собой хорош и умён. Ишь, какой, герой нашего времени.
Я медленно побрела прочь. От искристой радости — уделала, доказала, выиграла спор с Ванькой, — не осталось и следа.
Вон, прыснули в сторону от дороги трескунцы, зловредные зимние духи. Захихикали, потёрли лапки, закружили, заставили зазевавшегося прохожего зашататься на льду. Была бы я нормальным магом… Зато, говорят, лекарь из меня хороший. Будет, если доучусь. В Санкт-Петербурге, столице Российской империи, жильё дорого. Женщинам только недавно указом самого государя императора Ярослава Третьего было разрешено учиться совместно с мужчинами. Прогресс на месте не стоял! И женское общежитие при университете сделали. Только сложно. Общество осуждает, общество не принимает, общество девиц таких клеймит распутницами.
— Посмеешь против воли моей глупостями своими заниматься, не пойдешь за купца Новорьетова замуж — не будет у меня дочери! Отлучу! — Хлопнул кулаком по столу отец, узнав о моих планах.
— Распутница! Бесстыдница! Искра, да как ты могла! — Охнула матушка.
Но я была упрямая. И я оставила дом, наше маленькое облупившееся поместье в крохотном городке под Уралом, и почти полгода пробиралась в Петров град. Я хотела помогать людям. Лечить.
Я…
На обочине дороге слиплись комья снега. Вдалеке, затерявшись за домами, Нева стояла, закованная в лёд, как царевна в мёртвом сне. Где-то у Николаевского моста слышался гул — то ли полк шёл на караул, то ли магвагончики перекликались. Огромный город жил и дышал. Я передёрнула плечами, глядя в равнодушные глазницы домов.
Пробежала мимо тускло светящегося огнями и красующегося еловыми ветками у входа доходного дома Эшей. Как-то, помнится, я пыталась устроиться здесь в контору педагогического журнала «Народная школа». Конечно, меня не взяли.
На повороте едва не поскользнулась, успела отдавить хвост снежной шише, которая, пискнув, растворилась в сугробе, и, наконец, вылетела к седьмой линии, к знакомому зданию из мерцающего, почти оранжевого сверху камня с надписью «Аптека товарищества доктора Пеля и сыновей».
Таинственно сияло серебром окно с округлой верхней частью. Тепло помещения пахнуло меня дыханием сонного зверя.
— Я пришла! — Улыбнулась знакомым рядам лекарств и смешивающимся запахам.
В этом месте я ощущала себя почти дома.
* * *Темноволосый бледный мужчина проводил девушку до самых дверей аптеки. Отступил на несколько шагов. Запрокинул голову, глядя на первые звёзды. Пусть отцовские шпионы побегают за его мороком. Пусть клятые берендеи заверяют, что все вышло случайно. Что они ищут отступника. Он знает правду. Скрипнула кожа перчатки. Почти все пальцы и запястье были испещрены тонкой сеткой алеющих царапин. И плечо. И часть груди. Он больше не мог применять родовую силу. Стал почти обычным человеком. И времени у него было всё меньше. Удар безумного берендея уничтожил его будущее, его карьеру мага, его жизнь. Но подарил встречу с девчонкой. Той, что улыбалась и готова была идти вперёд. Той, что слишком доверяла живым. Той, что безотчётно привлекла ещё на линейке в начале года.
Зачем он её обидел? Оскорбил? Боялся за неё? Злился из-за того, что улыбалась другим, не ему? Под хрупкой оболочкой жила стальная воля. Глаза молодого мужчины полыхнули зеленью. Клыки мелькнули в улыбке. Он не подойдёт к ней. Но не позволит ей навредить.
Юлиан Кощеев развернулся — и зашагал прочь от здания аптеки, не подозревая, что совсем скоро одна зимняя ночь перевернёт его жизнь навсегда.
Глава 2
Кощеева проблема на мою голову
Не знаю, какое чудо помогло мне попасть помощницей в аптеку господ Пелей. Старый хозяин, Василий Васильевич, уже ушёл на покой, дело его перешло сыновьям, и расширялось. И вот тут-то один из моих преподавателей, зная, как нужна мне работа и оценив по достоинству мои скромные таланты, представил меня управляющему Пелей.
— Искра, не забудь, дверь открывай только ежели кто по срочному делу! И навести Башню, не забудь выпустить грифонов! Вьюжный по тебе соскучился, — по-доброму усмехнулся, Игнат Демидович, статный, немолодой приказчик. Фыркнул тихо в усы, видя моё нетерпение.
— Да, Игнат Демидович, обязательно! — Выдохнула счастливо.
Комок обиды в груди начал таять. И пусть его, упыря этого некромантского. И берендеев этих. Вот, кто мне всегда рад — это грифоны.
— С наступающим, девонька! Береги себя, не загоняй с учёбой! Я там от жены гостинец тебе оставил, — по-доброму улыбнулся дядька, который на втором курсе меня, сопливую, со здешними порядками знакомил.
Дверь хлопнула. Я осталась одна. Я любила это время — даже если в ночь, даже праздничную. Любила придумывать сама возможную рецептуру новых лекарств. Смотреть, как сушатся в специальной комнатке травы. Работать в чистой, сверкающей лаборатории. Ходить между лакированных прилавков, выкладывать плотные баночки из тёмного стекла. Знатные, что каждая из них — это новейшая рецептура, помощь больным, может, спасение жизней.
А потом — бежать в кирпичную высокую башню, где на каждой ступени вспыхивали ярко магические знаки. Не знаю, как насчёт секретов философского камня, о которых толковали в городе, но грифонов Пели разводили давно.
Я обожала этих гордых умных созданий. А с тех пор, как выходила тогда ещё молоденького Вьюжика, хозяева стали доверять мне уход за ними. Грифоны не безмозглые твари — они умные, преданные, смелые и по-настоящему волшебные. Они кружат над Петербургом по ночам, охраняют Васильевский остров от навьих. Ходили даже слухи, что слеза грифона способна исцелить любые болезни и снять любые проклятья. Но это антинаучно! И антиволшебно! При мне грифоны не плакали.