Практические основы маркетинга для теоретизирующего попаданца (СИ)
— Это секса в СССР не было, а техника для любительских киносъёмок уже была! — горячо пытался доказать очевидное зампотех Виталий, — И эта камера, Миха, как раз и является одним из самых совершенных и убедительных доказательств сему непреложному факту!
— Вообще-то, товарищи эгрегории, — виртуально вздохнул Михаил, — Я, собственно, не об этом, а о том, что ну не было этой долбанной кинокамеры у нас, ну и пусть ещё сто лет в обед не было бы! Как вы не понимаете, что наша группа была приравнена к диверсионно-разведывательным, а потому наши сегодняшние действия по изъятию всей этой техники у местного населения можно расценивать не иначе как мародёрство!
— Ну ты и скажешь тоже, мародёрство! — недоверчиво возразил Виталий, — Во всех книгах про попаданцев это всегда называлось сбором хабара или ништяков. В некоторых случаях и сталкерством. Но никак не мародёрством! А книги эти, между прочим, Миха, отнюдь не дураки какие-нибудь писали!
— Ну да, — подозрительно покладисто согласился иногда от скуки почитывавший и такие прикольные, с его точки зрения, книжонки Михаил, — А ещё там эти никогда и нигде не служившие «не дураки» на полном серьёзе советуют не оставлять за своей спиной живых врагов. Так что, вырезать их теперь всех под корень, как Петрович любимый аппендицит?
— Резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонитов! — тут же с готовностью рявкнул не разобравшийся со сна разбуженный Петрович, — Единственно прогрессивный взгляд![i]
— Хи-хи-хи! Слышал, Мих? — захихикал донельзя довольный Виталий, — Так что, товарищ командир разведывательно-диверсионной группы, лоханулся ты сегодня немного с этими оборотнями в красных подвязках, ой, простите, я хотел сказать, в красных повязках! Ибо резать их всех надо было к чёртовой бабушке, ре-зать!
— Диверсионно-разведывательная группа всегда действует только в рамках общепринятых норм международного и военного права, — процитировал капитан ГРУ по памяти какой-то документ, — В соответствии с нормами международного права и законами ведения войны, любые диверсионные мероприятия допускаются исключительно в военное время и только в отношении объектов армии, флота, военно-промышленного комплекса, средств связи и транспортных коммуникаций находящегося в состоянии войны государства-противника.
— М-да, — крякнул Марк, — К «общепринятым нормам международного и военного права», ясен пень, тащ капитан, не подкопаешься! Но мы же больше не будем, ведь так, мужики? Ну, разве что с голодухи только разок и нарушим, когда денежки опять закончатся…
— Нарушение этих правил расценивается как терроризм, — отчеканил Михаил, — И влечет за собой уголовную ответственность по военным преступлениям, как членов таких групп, так и любого ранга политических лидеров, отдавших этот преступный приказ…
— Да ладно уж тебе, преступный политический лидер! — насмешливо прервал Петрович не на шутку разошедшегося капитана войск специального назначения ГРУ, в прямом смысле этого слова прошедшего в своё время «и Крым, и рым», — Ванюш, присядь-ка пока во-о-он на ту скамеечку, мне тебе личико надо бы немного подрихтовать. Что значит зачем? Ты не понял, что ли, кто должен выглядеть пострадавшей стороной? Вот именно, так что садись и начинай камлать. Нет, в принципе, я уже могу и без твоего транса, конечно, это делать, но с трансом всё-таки оно как-то сподручнее!
— Гриша, Гришенька, Григорий, — бездумно забубнил давно свыкшийся с чудесами своей внутренней медицинской службы Ванька, с удовольствием плюхаясь на стоящую в углу небольшого скверика пустую облупленную скамейку.
И налились почему-то не синим, а зловеще кровавым багрянцем два огромных синяка на до того ещё относительно чистом Ванькином лице. Первый вспух на месте обозначенного щекастым «маваси», то есть, на левой стороне нижней челюсти, а второй, соответственно, на месте какой-то непонятной плюхи визгливого, то есть, прямо на лбу.
— Запомни, Ванюша, — вдохновенно вещал Петрович, ваяя на лице реципиента довольно убедительные, хотя и слишком уж подозрительно живописные «ушибы мягких тканей и повреждения средней тяжести», — В первые часы после непосредственного формирования кровоподтёк имеет багрово-красный цвет, который обусловлен оксигемоглобином. В зависимости от толщины кровоподтёка изменения гемоглобина могут происходить неравномерно, что приводит к изменению окраски от периферии к центру кровоподтёка…
— Гринь, Григорьюшка, Гришоня, — чисто механически продолжал тарабанить шаманскую речетативную песенку Ванька, не обращая какого-либо особого внимания на от природы присущее Петровичу неизбежное занудство.
И лопнула Ванькина кожа по центрам «жестоких побоев», образуя неровные живописные разрывы, слегка обнажая его не слишком-то и жирную подкожную жировую клетчатку в соответствующих хитроумному замыслу военного хирурга локациях.
— Гришка, Гришечка, Гришата, — уже откровенно распевал Ванька себе под нос какой-то в высшей степени легкомысленный мотивчик, подслушанный намедни у кого-то из своих неугомонных головных паразитов.
И заработала в стахановском режиме эндокринная система, выбрасывая в Ванькину кровь всё новые и новые порции болеутоляющих эндорфинов. Завершающим штрихом великого мастера покрылись свежей антисептической корочкой вынужденные ранки, оставляя для внешней показухи страшные кровавые разводы.
— А теперь, Ванюш, дай-ка мне зеркальце, мой свет! Где-то оно у этих, гм, некомбатантов в кармашке рюкзака лежало. Не иначе как твоё избиение из-за угла собирались снимать. А то и, быть может, на самом деле были, как говорит Миха, «из этих»… Ага, спасибо, Вань, вот так и держи. А ничего так стигматы получились, а, мужики? Эх, что бы вы понимали в проктологических обрезках! Ладно уж, Ванюша, почапали дальше до дому, до хаты!
Всю оставшуюся до шестого общежития дорогу, как сам Ванька, так и все его симбионты, прошли в сосредоточенном молчании. Петрович, высунувший от усердия виртуальный язык, сосредоточился на высокохудожественной прорисовке мелких деталей «телесных повреждений». Виталий с Марком сосредоточились на перечитывании фантастической литературы о попаданцах, которой в эпоху тотального дефицита в Советском Союзе было на их разбалованный двадцать первым веком искушённый взгляд катастрофически мало. Михаил сосредоточился на ускоренном восстановлении многострадальных Ванькиных бицепсов, трицепсов и прочих квадрицепсов. Сам же Ванька просто сосредоточенно мял свои булки, с трудом переставляя и без того уже натруженные от пробежки ноги.
— А в самом деле, Ванюша, — задумчиво обратился Петрович к реципиенту, когда тот, пыхтя от натуги, уже открывал тугую дверь, на которую слесари студенческого городка буквально ещё только вчера установили свежую форсированную пружину повышенной мощности, — Откуда в твоём лексиконе появились такие несвойственные этому времени слова как «селфи» и «мажоры»?
— Да что же это такое делается, люди добрые?! — мысленно завопил Ванька, с облегчением сваливая на вестибюльный диван весь отвоёванный сегодняшним утром хабар, — Слова им не скажи, ничего не нравится! Откуда, откуда… С кем поведёшься, от того и зале…, тьфу и ещё раз, тьфу! Нахватался от вас всякой хрени, прямо спасу нет!
— Физкульт-привет! — привычно вскинула руки в спортивном приветствии дежурившая сегодня вне своей очереди за кого-то из вечно бюллетенящих старушек-вахтёрш Железная Тётя», окликая Ваньку как старого знакомого, — Как водичка в Оби нонче, Ванюш?
— Да вы что, баба Лена? — С подозрением покосился на неё размякший на мягком диване Ванька, — С утра тут сговорились все, что ли? Прохладная нонче водичка в Оби, какая она ещё там может быть в семь утра? Вы мне лучше вот что скажите, Елена Васильевна, у вас в комитете государственной безопасности знакомых, случайно, нет?
— А тебе-то зачем, милок? — не менее подозрительно сощурилась на него проснувшаяся в тёте Лене подполковник Железнова, которая уже более внимательно глянула на объект своей потенциальной разработки, — Господи, да кто ж тебя так-то, внучок? Ладно уж, с этим позже разберёмся! А пока, лучше скажи мне, по какой это части возникла у тебя странная для абитуриента надобность? Или кино про шпиёнов вчера насмотрелся?