Крест и крыло
Татьяне, она это сразу тогда увидела, хоть и сопливая была, она не понравилась. Не из-за себя. Просто есть такие матери, которым всякая сноха нехороша будет. Она же на ее любимого сыночка покушается. Надо сказать, Аля не слишком-то любила Женьку. Но… стерпится – слюбится, а там и дети пойдут. Он был вполне хорош собой. Высокий, светловолосый, стихи читал, да и ее полюбил. А ведь во всякой паре один дарит цветы, а второй принимает. И она принимала. Его восхищение, его любовь, самого Женьку – как должное. А потом ей навстречу вышел высокий человек с почти седыми волосами. И она на миг удивилась: «А Женька не говорил, что у него есть старший брат…»
Оказалось – это его отец. Аля бы в жизни не сказала. Совсем разные же люди! И внешне, и внутренне. Насколько Женька был пластичным, настолько его отец был стальным. Костя тогда улыбнулся ей – так тепло, что она улыбнулась в ответ. Искренне и весело. И куда-то делась неловкость, растаяли страхи – и стало ясно, что он – хороший. И ее действительно рады видеть в этом доме.
Свекровь смягчилась намного позже. Уже когда родился Славка – один в один копия Женьки. И принялась заниматься ребенком. А Аля старалась стать своей в этой семье. Она закончила свой исторический факультет. И пошла работать. В школу. Учила детей. Хотя особенно старалась не перегибать палку. И с удовольствием читала все новое, рассказывала детям не только по школьным учебникам, но и по разным источникам, приводила в пример книги, как научные, так и публицистику…
Она до сих пор с удовольствием преподавала. И школьники помнили ее. Здоровались на улице, радовались встрече, приходили на вечера – и благодарили ее. У нее на уроках было интересно. И даже записные двоечники сидели и слушали молча. Потому что можно рассказать сказку как проповедь. А можно и рассказывать историю как волшебную сказку. Она и детям рассказывала не сказки, а главы из учебника истории. Хотя Славка не слишком-то ее слушал. Он обожал бабушку. А сама Аля не знала, кого больше любит. Сына или дочь? Да и как можно любить больше правую или левую руку?
Они оба были дороги Але. Хоть и росли совершенно разными.
У них была счастливая семья. Как ни крути – очень счастливая.
Женя обожал ее. А Аля искренне старалась сделать его счастливым. Старалась вписаться в уклад семьи Леоверенских. И постепенно свекровь смирилась и приняла ее. Хотя ее недовольство и ничего не решало. Главой семьи, ее разумом и волей, был Костя. Он принимал все решения, он распоряжался, он и зарабатывал по большому счету… и никогда не жаловался, как бы тяжело ему ни было.
Любовь – она бывает разная. И рождается тоже по-разному. Аля знала, когда ее полюбил Костя. Он сам рассказал ей.
Ее любовь была другой. Она зарождалась медленно, словно бы исподволь, скрытая даже от своей хозяйки. И тихо шептала: «какой он молодец… умница… настоящий мужчина…» Если в одном доме живут двое мужчин – женщины будут их сравнивать. Обязательно. И кто-то станет лидером, а кто-то ведомым. Женя лидером не был.
Мягкий, добрый, очень порядочный – да! Трижды и четырежды да!
Но он не был хищником. Не был зверем. Не был воином. Не было в нем того стержня, от которого женщины шалеют и бегут за мужчиной, не помня себя. Забывают семью и детей, предают страну и плюют на родственные связи. Не было в нем такого.
Тюфяк.
Хомяк.
Некрасиво?
Да ведь из песни слова не выкинешь. Костя был хищным кугуаром. Женька вырос хомяком. Впрочем, Алю это не сильно угнетало – до поры до времени. Все было хорошо, спокойно, привычно…
А в какой-то момент и ударило.
Аля помнила тот осенний вечер. Они вчетвером сидели на даче, играли в саду дети, вкусно пах пирог с малиной, испеченный ей, Таня как раз приболела и сидела, завернувшись в одеяло. А Аля нарезала пирог и принялась раскладывать его по тарелкам. И первым, естественно, наделила Костю.
Это было так секундно, что никто и не заметил. Короткий жест. Легкое прикосновение к руке. И одно слово. «Благодарю». Взгляд глаза в глаза. И всё.
Никто и не заметил.
Только вот где-то наверху повернулись огромные песочные часы. И не было на веранде никого, кроме двоих. Мужчины – и женщины.
А Аля почувствовала себя, как на громадном плоту. И земля качнулась под ногами.
Осознание любви пришло к ней совершенно неожиданно. Как удар кнута. Как молния, как хищный стальной клинок, ударивший из-за угла. И этим вечером она впервые не смогла лечь в постель с мужем. Пришлось отговориться головной болью. Женька заснул. А она вышла в сад – и сидела на грядке, тупо пропуская землю сквозь тонкие пальцы.
Она любит Костю. А Костя – ее?
Аля не знала.
Ток, пробежавший между ними, он почувствовал. Факт. Но виду не подал. И это тоже было ясно.
Он хозяин своего разума и тела. Своей судьбы. Своего желания. И только он. А у нее есть два пути. Первый – признаться ему во всем. Это она может. И сказать о своей любви и выслушать ответ…
А что потом?!
А всё. Вообще – всё. Если она это скажет, Костя… он может желать ее. Она знает, она это чувствует. Но любовь – это другое. А еще есть Таня. Есть Женька. Есть дети. И она может все это разрушить одним неосторожным словом.
Костя может любить ее. Это так. Но он никогда не предаст ни жену, ни сына. И она не предаст своих детей.
И что ей остается?
Молчать?
Да. Только так. Молчать – и ждать. И жить рядом с другим мужчиной, принимать его поцелуи, ловить его взгляды, улыбаться в ответ на его улыбки – и всегда, всегда помнить, что ты – чужая жена. А любовь… а что – любовь? Живут же люди и вовсе без нее! И даже не знают, что теряют.
И их счастье, что не знают. А Аля знала. И это знание грызло ее не хуже дикого зверя.
Время шло. Дети росли. Она молчала.
Она никогда и никому не признавалась. Но когда Женя умер… она плакала, да! Горевала! Тосковала! Но где-то глубоко внутри, в самом дальнем уголке души пело одно и то же: «Свободна! Свободна!! СВОБОДНА!!!»
Потом умерла и свекровь. Костя стал свободен. И Аля ждала его домой, совсем как жена. А он улыбался, благодарил за заботу, целовал ее в щечку при встрече – и ни словом, ни делом, ничем не показал, что любит ее не только как невестку. И Аля сорвалась первой.
Сорвалась, выплеснула все, что у нее на душе, – и стала счастливой. И вот уже десять лет, даже больше, была безумно, безудержно счастлива. Несмотря ни на что. Пусть сбежал сын. Пусть осудила сестра. Пусть шипят за спиной завистники…
Какая разница?!
Она любит и любима! И будь оно все проклято, она не позволит отнять у себя и крупицы долгожданного счастья! Сколько им осталось с Костей?! Он уже далеко не мальчик. Год? Три?! Пять?!
Даже если остался всего один день – это все равно будет её! И никому она не отдаст ни крупицы счастья! И глупо изводить себя из-за сестры. Тома просто не знает, что такое любовь. Настоящая. Искренняя. Благодаря которой женщина светится, как солнышко.
И не узнает.
А она, Аля, она счастлива. Даже сейчас, сидя за столом на кухне и ожидая мужа… куда же поехал Костя?
Аля знала – это как-то связано с Юлей.
Она вовсе не была слепа. И знала – с ее девочкой что-то не в порядке. Но что?!
Она даже знала, когда это началось. Зимой. Почти полтора года назад. Они с Костей уехали тогда на курорт, а вернувшись – нашли своего ребенка в больнице, с сильным воспалением легких.
Как она туда попала? Что произошло?! Почему у нее появились кошмары, во время которых девочка буквально криком заходилась, а потом просыпалась с такими глазами, словно в них навек поселилась безжизненная пустыня?!
Аля до сих пор не знала ответа. И очень боялась за своего ребенка.
А эти ее шрамы? Откуда?! И на руках, и под ключицей… да что с ней такого произошло?!
Если бы не Костин запрет, Аля бы постаралась все вытянуть из дочери. Муж настрого запретил расспрашивать. И наблюдая за ребенком, Аля поняла – он прав. Если бы она вынудила дочку рассказывать, она бы навсегда потеряла ее. С Юлей что-то произошло.