Лелька и ключ-камень (СИ)

— Но она ведь уже вон сколько горюет.
— Это не то. Считай, что ребенок был в стазисе. Психика детская достаточно хрупкая, вот она и отгородила свою хозяйку от горя таким образом, а вывести на следующую ступеньку не смогла. Если сейчас все сделаешь правильно, через пару месяцев девочка оправится и сможет жить дальше. У нее есть какая-нибудь любимая игрушка или просто вещь из дома?
— Есть гном, сестра его сама сшила, когда Лелька только родилась.
— Девочка его любит?
— Ну в общем да, она дома с ним спала, отец посмеивался, что до свадьбы с игрушкой спать будет.
— Вот и найди этого гнома, он послужит якорем, стабилизирует, поможет Вольге найти свое место в новом мире, который появился после смерти родителей. Ты же понимаешь, что гибель любящих родителей для любого ребенка огромная травма, пережить такое сложно. Так что найди игрушку, не дергайте пока Лелю лишний раз, и все, глядишь, потихоньку наладится. Ну а если что неладно будет — приводи снова ко мне.
По возвращении домой Наталья разогрела заранее приготовленный ужин, усадила Лельку в уголок, вручила ей тарелку с жарким и позвала всех к столу.
— О, Царевна-Несмеяна, все, надоело тоску-печаль изображать? — вошла в кухню Ирина.
Ей до смерти надоела вся эта карусель вокруг двоюродной сестры. Тринадцать лет она была единственной в семье. Только ее наряжала в кружевные платьица и воротнички бабушка, только ее обнимал иногда отец, только с ней секретничала, как с большой, иногда мама. И на тебе — появилась какая-то Лелька, которая к тому жене настоящая сестра, а двоюродная, и которая уже успела стать причиной нескольких ссор с мамой. Ира понимала, что ничего Лелька не изображает, что ей и правда плохо, но от этого только сильнее злилась на непрошенную конкурентку.
— Ирина! А ну цыц! — послышался сердитый голос отца. — Марш за стол и ешь молча, раз не можешь себя вести как человек.
— Спасибо. — шепнула Лелька. — Можно я пойду?
— Иди, детка. Я твоего гнома нашла, он у тебя на диванчике лежит. Иди, ложись.
Старичок-Огневичок действительно лежал на разобранном для сна диване. Его колпак словно потускнел, и вообще он был уже не таким бравым, как раньше. Но несмотря ни на что, он так пах домом, прежней, такой радостной жизнью, где были отцовские руки и мамин голос, что Лелька снова заплакала. Слезы тихо лились, впитывались в тряпичного свидетеля счастливой жизни, выпускали наружу боль утраты, постепенно успокаивая ее. Так, в слезах, крепко обнимая Старичка, Лелька и уснула.
Во сне к ней снова подбирался серый туман, но теперь она была не одна. Старичок-Огневичок во сне совсем не был маленьким, он был похож на Морозко из старой сказки, только его посох не замораживал, а выжигал туман. Потом он посадил Лельку себе на плечи, и сказал папиным голосом: «Не боись, дочка, прорвемся. Ты только потерпи чуток». От этих слов Лелька вздрогнула и проснулась. Вокруг стояла темнота, но она была мирная, домашняя и не злая. Лелька тяжело вздохнула и заснула снова, уже до утра.
Проснулась она от чьего-то пристального взгляда. Девочка почувствовала его сквозь сон, но испугаться не успела, открыла глаза. На нее внимательно смотрела сидящая на столе кошка Лапатундель. Это имя придумала тетя Наташа и оно всегда казалось Лельке ужасно смешным. Лапатундель спрыгнула со стола на диван, боднула Лелькув бок. Дескать вставай, что валяешься? И, подняв хвост, гордо удалилась на кухню. Лелька встала, натянула старенькое, но любимое платьишко, и отправилась умываться. Вера Васильевна была права, сдаваться совершенно не следовало, надо было заново учиться как-то выживать.
— Леля, встала? Вот молодец. Идем завтракать, детка. Ты мне скажи вот что: ты умеешь пользоваться плитой?
— Такой не умею. Я только электрической, которая дома стояла. — В носу предательски защипало, но девочка сдержалась.
— Иди ко мне, я покажу как правильно газ зажигать. Давай поучишься, а то мне со следующей недели надо на работу возвращаться, отпуск заканчивается. Научишься сама — не понадобится вскакивать ни свет, ни заря.
 
Плиту Лелька освоила неожиданно быстро. Она никогда не боялась огня и умела с ним ладить — разводить костер, держать и вовремя гасить зажженную спичку. Продемонстрировав новоприобретенные умения и получив тарелку свежих сырников, Лелька быстро все съела и вознамерилась удрать. Они и сама не знала, чем займется, но сидеть под жалостливым взглядом тети Наташи было совсем невыносимо.
— Погоди Лель. Ты помнишь, мы в городе в банке были?
— Да.
— Там были пакеты для меня и для тебя. Хочешь взять свой?
— Да, конечно! А можно?
— Вот, держи. Я его не открывала, мне Дарина написала, что пакет надо отдать тебе, а ты сама с ним разберешься.
Пакет, а скорее сверток в жесткой оберточной бумаге, был небольшим и легким. Лелька утащила его в свою спаленку и попыталась открыть. Бумага не поддавалась, пришлось сбегать и попросить у тети ножницы. Из разрезанного пакета выскользнула серебристой змейкой цепочка с небольшим круглым медальоном размером с вишню. На обеих сторонах серебряного круга были изображены странные значки: один походил на дерево с тремя ветками, а второй на палочку с загнутыми концами. Лелька взяла медальон и вдруг почувствовала, как каждой клеточке тела стало тепло. «Будто мама обняла», — снова всхлипнула тихонько она и немедленно надела необычное украшение.
Кроме медальона в пакете оказалась обычная, довольно старая тетрадь, которую Лелька хорошо помнила. Мама записывала туда рецепты разных травяных сборов, Лелька иногда их читала, а мама объясняла, зачем какая травка нужна. Сборы были обычные — от простуды, от головной боли, от нервов. Но открыв тетрадь сейчас, Лелька сильно удивилась. Знакомые названия рецептов куда-то делись, вместо них она читала совсем иное: сбор от дурного глаза, сбор для защиты от лихого человека, сбор для девичьей красы. Травы в рецептах были знакомы — полынь, базилик, можжевельник, рябина, зверобой, но все равно, все это было ужасно странно.
Последним Лелька вытащила конверт. На нем отцовским почерком было написано: нашей дочери Вольге после нашей смерти. Внезапно Лелька испугалась. Значит ее родители знали, что умрут? Почему они не сказали ей? Она бы проводила с ними каждую минуточку, вместо того, чтобы убегать на улицу или читать дурацкие книжки. Тонкие, дрожащие пальчики разорвали тонкую бумагу конверта, развернули письмо.
Лелька сквозь слезы читала мамины слова о том, как они ее любят, как печалятся, что им пришлось ее неожиданно оставить. Мама писала, как ей горько, что она не увидит, как Лелька вырастет и какой она станет красавицей, что дочка должна беречь себя, не болеть, слушаться тетю. Папа был более краток: «Дочка, в пакете ты найдешь медальон. Носи его, никогда не снимай и никому не давай в руки. Без твоего разрешения этот медальон взять никто не сможет, он только для тебя. Пусть он будет памятью о нас и защитой тебе от дурных снов, плохих мыслей, злых людей и нелюдей. И еще, принцесса… Ты пока мала, чтобы понять мои слова, но я прошу тебя навсегда их запомнить. Первое — никогда никому не помогай без просьбы. Помогая людям, мы отдаем часть своей души, и, если человек не испытывает в ответ благодарности, в душе остается рана, которая заживает очень долго. Второе — безоговорочно доверять ты можешь только самой себе и тому, кто, не задумываясь и не спрашивая разрешения, отдаст за тебя жизнь. Со всеми остальными будь осторожна, неважно, родственник это будет, друг, любимый. Помни— предать может только близкий. Третье — если тебе скажут, что от тебя, от твоей готовности жертвовать зависит судьба мира — не верь, не слушай и немедленно уходи. Судьба мира слишком огромна, чтобы даже самый сильный человек мог на нее повлиять. Если так говорят — тебя хотят использовать. Я люблю тебя, моя девочка. Сбереги себя и проживи счастливую жизнь, все остальное неважно».
Всхлипнув Лелька убрала письмо обратно в конверт и вложила его в мамину тетрадку. Тетрадку она убрала в карман на спине Старичка-Огневичка. Ей почему-то казалось, что он лучше всех сохранит эту память о маме и папе.