Сестра (СИ)
* * *
Мы медленно шли с Александрой по незнакомой мне улице. Надписи на домах, к которым я время от времени обращал свой взор, чтобы попробовать определиться: в каком мы районе, ни к чему не приводили, так как были какими-то смазанными. Я напрягал зрение, но это ни к чему не приводило, расплывчатость надписей не изменялась, словно я вообще и не пробовал их рассмотреть, хотя все больше и больше напрягал глаза. Отойти от девушки, держащей меня за руку, или попросить ее подождать меня, чтобы я посмотрел, где мы, было отчего-то страшно, словно я понимал, что, пока двигаемся, мы существуем, а что будет, когда остановимся, мне лучше не знать. Улицы были совершенно пустыми, словно кроме нас двоих никого больше не было. Отсутствие людей на улицах можно было логически объяснить, если бы мы шли поздно ночью или очень рано утором, но мы шли днем, в обед, причем солнце светило ярко и дарило тепло. Александра всю дорогу молчала, лишь улыбалась, когда я смотрел на нее, и кивала мне. Слова сами собой исчезали в моей голове, и я снова старался определиться с тем, где я. Да и, собственно, слова были излишни, так как, находясь рядом с любимой девушкой, я чувствовал необъяснимое тепло и умиротворенность. Когда мы переходили дороги, я даже и не думал о том, что нас может сбить автомобиль. Когда же мы сворачивали в проулки, то опять же я не думал о том, что там нас может поджидать пьяный или очередная молодежная группировка, которая, помимо того, что может ограбить, вполне может и убить, причем — совершенно спокойно. Все это было так смешно и неважно, что, казалось, даже не стоило того, чтобы об этом думать.
Скоро я оставил попытки определиться с тем, где мы находимся, и просто наслаждался прогулкой с Александрой. Когда мы свернули в очередной проулок, я резко остановился и, повернув к себе Сашу и прижав ее к стенке, попробовал поцеловать, так как мной вдруг овладело сильное желание сделать это. Она легко поддалась мне и позволила не только целовать себя, но и отвечала, правда немного робко и не так страстно, как это делал я. Когда же мои руки сами собой упали на ее бедра и попробовали залезть ей под юбку, она резко остановилась и слегка оттолкнула меня от себя. Я смутился и хотел, было, попросить у нее прощения за вдруг нахлынувшее на меня низкое и пошлое желание, но она не дала мне это сделать, прижав свой палец к моим губам и улыбнувшись. Взяв мою руку, Саша, как ни в чем не бывало, потянула меня дальше — туда, куда мы направлялись с ней.
Мысль о том, что она мертва, появилась сразу же с тем, как я осознал свою вину за то, что решил опошлить наш поцелуй. Но она ничего не могла изменить, кроме того, что я вдруг отчаянно захотел того, чтобы этот сон продолжался вечность, чтобы я не просыпался никогда. И то, чтобы нашим пунктом назначения были ворота в Ад или Рай — мне было одинаково безразлично, куда идти, лишь бы рядом со мной была девушка, которую я любил, и без которой мне не было смысла существовать. Я вдруг понял, что, если проснусь, то плевать на все — брошусь из окна. Мир ничего не значит, если он для тебя не дороже песчинки, которым нет счету, а для меня он именно таким и являлся. Бог, если он и был, то забыл про меня или просто не смотрел в мою сторону никогда. Может, это и моя вина, что я никогда не был в Церкви, разве что в далеком детстве, когда меня крестили, да и то, я этого не помнил и меня никто не спрашивал. Для него самоубийство — это грех, а для меня единственный выход из Ада, которым стала реальность… Ведь как я мог жить, когда чувствовал себя убийцей, виноватым в смерти того, без чего мое существование никому не нужно было, даже мне. Друзьям? У всех в этом мире лишь только одни мысли — о материальном. О том, как прокормиться самому и прокормить семью, не подставить спину врагу для выстрела, выжить в мире, где каждый друг для друга враг. Друзья, любовь, вера в Бога, красота… все это, да и еще много чего было там, далеко, когда нас не было, когда не стреляли в спину, когда не врали даже самим себе, когда… Когда, казалось, человек еще не ступал на землю… ведь едва мы ступили на нее, как все это родилось вместе с нами. Так что, друзья поплакали бы по мне с день, а потом материальность мира вернула бы их обратно, не давая им вспомнить, что кроме материального мира есть и еще что-то.
Саша так резко остановилась, что я, не ожидая этого, прошел еще два шага вперед и только тогда, когда ее рука выскользнула из моей, развернулся к ней. Обернувшись к девушке, я не узнал ее, так как ее улыбающееся лицо вдруг стало таким грустным, что, казалось, еще чуть-чуть, и она расплачется.
— Ты не виноват, не вини себя, — произнесла она медленно, растягивая слова, но таким до боли знакомым голосом, что сердце вдруг остановилось.
— Виноват, Сашенька! — воскликнул я, падая на колени и не скрывая слез, которые брызнули из моих глаз. — Я не имел права бросать вас… Я виноват… Виноват! Виноват!!!
Я проснулся от собственного крика, причем пробуждение было резким, так как Данила, находящийся в соседней комнате, стал меня тормошить. Свет лампочки ударил в глаза, и я зажмурился от боли. По щекам бежали слезы, которые не собирались останавливаться, стараясь вывести с собой из сердца всю ту боль, которая там находилась. Но это было невозможно, так как каждая слеза падала на сердце болью воспоминаний и желанием покончить со всем этим…
— Виктор, — позвал Данила, — ты как?
— Я хочу сдохнуть, — почти умоляя, произнес я.
— Не говори так. Бог ведь все слышит и может подумать…
— Мне плевать, что Он там подумает! — громко перебил я Данилу, отрываясь от подушки и присаживаясь на кровати так, чтобы мои глаза оказались рядом с его глазами. — Как ты можешь говорить о Нем, когда Его нет!? Он умер! Он сказка для детей! Или ты хочешь верить в убийцу?! Он дал умереть Мише! Тому, которого и так с детства наказал так, что не каждый был бы готов жить, как он. Но он — жил! Не плакал и даже не обижался на Него! Он не спас его! Он добрый? А?!
— Не суди Его, — тихо произнес Данила.
Смотря на Данилу, я вдруг почувствовал, как медленно проходят злость и ненависть. У Данилы были огромные мешки под глазами, лицо, уставшее от недосыпаний и, казалось, постаревшее за каких-то дня два лет на десять. Кроме боли на нем ничего не было. И причиной этой боли был я!
Я не мог даже представить себе то, что пережить чью-то смерть окажется настолько тяжелым, и больше всего трудно будет преодолеть чувство того, что вместе с ними умер и ты сам. Смерть родителей, конечно, была болезненной, и после нее я долго оправлялся и приходил в нормальное состояние, но они не умирали на моих руках, и в их смерти я виноват не был. Кто бы мне что ни говорил, я понимал то, что во всем был виноват только я один! Я убил и Мишу, и Александру — двух людей, которые стали мне семьей, которые вернули мне веру в семью, любовь и доброту… А я их убил.
Вино, а потом пиво не помогали справиться с болью и теми мыслями, которые были в моей голове. В первый же день я пил до такого состояния, пока не стал совершенно ничего соображать, даже не помнил того, как забрался на подоконник и распахнул окно. Я кричал что-то наподобие того, что иду к ней, пускай она меня не ждет долго, потом ноги подкосились, и я каким-то чудом рухнул не вперед и вниз, а назад и на пол своей квартиры. Соседи позвонили моим друзьям, и буквально через час Данила был у меня дома и ругался. Ругал меня за то, что я напугал их до смерти. Так он и остался со мной.
Днем, когда я приходил в состояние мыслить, то просто плакал, рассматривая фотографии Александры, которые мы успели сделать, пока были вместе. О том, что произошло, никто не знал, я упросил Данилу съездить к ней домой и расспросить соседей. Данила согласился съездить только после того, как я дал обещание больше не глупить и не пытаться покончить с собой. Когда он приехал, ничего сильно не разъяснилось, но, в общем, картина была следующая: Саша вернулась домой с работы, и через десять минут из их квартиры послышались крики. Через некоторое время Михаил выскочил из квартиры и стал спускаться по лестнице, причем быстро. В чем была причина того, что он оступился — скорость спуска или что-то на ступеньке — никто не знал, но результат был таков: он скатился с лестницы и ударился головой. Сбежавшая вслед за ним Сашенька стала звать на помощь. Соседи вызвали скорую и, пока она ехала, Саша позвонила мне. После приезда скорой помощи Мишу отвезли в больницу, где через какое-то время, он скончался. Девушка не выдержала этого и покончила с собой в больнице. Никто этого не заметил, так как решили, что она просто устала, и ее не стали беспокоить…