Настоящая фантастика – 2011
Она добилась своего. Я не поехал с ней. Не хватало мне еще услышать, как она кричит, обращаясь к студенистой туше: «Сережа! Сереженька!», или «Павлик!», или еще как нибудь. Я так и не спросил Барби, как звали ее брата, и теперь не хотел это знать. А Дэн спустя несколько дней отправился осматривать отгороженный стальной сеткой залив в южной части Японского моря, куда свозили людей, прошедших метаморфоз, – вернее, уже не людей. Я никуда не поехал, с меня хватило и видеозаписей. Сказать, что мне от них стало тошно, – значит ничего не сказать. Процесс метаморфоза просто кошмарен. Хорошо, что я просматривал эту запись на пустой желудок, и мне казалось, что было бы гуманнее не помещать проходящего метаморфоз человека в резервуар с морской водой, а позволить ему растечься по полу и высохнуть, как высыхает на песке медуза, или, еще лучше, пристрелить несчастного, не дожидаясь завершения процесса. Но применимо ли слово «гуманность» к существу, которое уже не человек? Или понятие «человек» теперь расширилось?
Меня тошнило от одной этой мысли. И еще, помню, я скрипел зубами от того, какая же все-таки природа подлая штука. Возьмет да и ткнет носом царя природы в самое что ни на есть животное начало, что прячется в нем, и еще выставит это напоказ – идите все сюда, любуйтесь! Сволочь. Вернувшийся Дэн попытался объяснить мне, какая вышла закавыка с человеческим геномом и почему до сих пор ничего не удалось сделать, и мне даже казалось иногда, что я понимаю, о чем идет речь. Во всяком случае, я, кажется, понял, почему отвечающие за метаморфоз гены не были обнаружены раньше.
– Их принимали за древние псевдогены, уже не способные ничего кодировать, а они были просто выключены. Другими генами, некоторые из которых также принимались за псевдогены и даже за интроны…
– За что?
– За бессмысленные участки ДНК. К сожалению, гены, кодирующие белки, ответственные за метаморфоз личинки во взрослый организм, сохранили функциональность. Равно и гены, играющие роль «часового механизма» и «спускового крючка»…
Он еще долго просвещал меня. Для него, биолога, все это было прорывом, фейерверком открытий, он прозевал этот фейерверк и теперь упоенно наверстывал упущенное. У меня же были совсем другие эмоции.
Я – личинка. Все мы личинки. И это прекрасно, потому что взрослый – безмозглый медузоид, бессмысленный и отвратительный. Бобугаби. Я прекрасно понимал кулюгулян. Сама натура носителя разума протестует против того, чтобы показывать ЭТО чужим. Это беда. Это унизительная и страшная плата за долголетие. Всегда надо платить. Казалось бы, вывернулись, обвели природу вокруг пальца – ан нет, кредитор все равно придет и предъявит счет. Плати.
И ведь как ловко обставлено дело! Никто не хочет превращаться в бобугаби, сама мысль об этом ужасает больше, чем мысль о смерти. Наверное, каждый человек мечтает умереть в почтенном возрасте, но все же до метаморфоза. А не выйдет умереть естественной смертью – покончить с собой. Ага, как же! Я узнал, что количество пожилых самоубийц на Земле действительно увеличилось, но в общем ненамного. Оно и понятно. Жизнь вообще хорошая штука, а жизнь на Земле за двести лет нашего отсутствия стала все-таки лучше, несмотря на многие странности, поначалу принятые нами в штыки. И каждому хочется пожить еще немного, еще что-то доделать, что-то прочувствовать… А когда наступает время, человек уже не человек и ничего не может, кроме как выполнять биологическую программу превращения в медузоида. И везут его в Японское море или какую-нибудь другую морскую резервацию, и, если не хватает планктона, подкармливают какими-то отрубями, потому как убивать безмозглую животину, некогда бывшую человеком, – это похуже глумления над трупом. И родственники умершего в старости, но до метаморфоза, наверное, должны радоваться, как радуются кулюгуляне, катя на кладбище свои шаровидные гробы с не успевшими превратиться в бобугаби покойниками…
И все же я согласился пройти процедуру блокировки генов старения. А вы бы отказались?
Надежда – вот что всегда двигало человеком. Мне еще очень, очень далеко до метаморфоза. За это время человечество может найти и, пожалуй, даже наверняка найдет выход. Возможно, его уже нашли кулюгуляне, опередившие нас в генной медицине. Что ж, это может оказаться хорошей основой для межзвездного сотрудничества: мы им – космические технологии, они нам – средство от превращения в бобугаби. Наверное, мы еще раз обманем природу – а она, конечно, не останется в долгу и ответит нам какой-нибудь гадостью, перед которой, возможно, поблекнет и бобугаби. А мы ее снова обманем – и так до бесконечности.
Потому что это и есть жизнь цивилизации разумных личинок. Нам не нравится платить, однако мы платим. Но хоть не просто так, а за что-то.
Иначе-то нельзя, вот в чем дело.
Ярослав Веров
Дама с собачкой
1
Миграционный отсек сеттла. Галогенное свечение таможенного терминала. Очередь на досмотр. Оранжевые комбезы ГК с геносканерами. Оставшийся после предыдущей дезинфекции запах хлоргексидина. Острый, как прошлогодняя плесень. Хлоргексидин без запаха – но это когда не подгружены биоимпланты. А они у Гурона подгружены. Он в боевом режиме.
И все это подстава.
Весь этот спецдосмотр с перепуганными лаборантами таможни, каменными лицами Генетического Контроля, персональным обыском, старательно плюющими в пробозаборники пассажирами, углубленным генсканированием пота – подстава.
Гурон понял это слишком поздно.
Спецдосмотр – значит, его вычислили. Кто-то сдал, что рейсовым дисклайнером повезут груз Шаману. Вариант: если не знают про Шамана, хотя бы точно знают, что искать.
Пятимиллиметровая ампула-инжектор. Произведенные корпорацией «Стайц Групп Биотекнолоджи» по ген-программе Шамана РНК-комплексы. Никакие виды нуклеотидов Кодексом к синтезу не запрещены. Другое дело – несанкционированный синтез аминокислот и белков. Шаман через Гурона заказывает в сеттле «ключ», а у себя в Свободной зоне синтезирует белки. В Свободной зоне правильной, с точностью до пятого знака, последовательности кодонов не получить. Не то оборудование.
Заказ в компании оформили на подставное лицо. Гурона не вычислить. Если не знать формулу РНК в инжекторе. Значит, знают.
И тут эта собаченция. Белобрысый шпиц. С мордой философа. При шпице хозяйка. В гламурненьком розовом комбезе. Со спины – лет шестнадцать девочке. Но только не в сеттле, тем более не в Детройте-2. Гурон принюхался. Микросканеры, сидящие на обонятельных рецепторах, преобразовали информацию в запах: запах очень немолодой, прошедшей несколько герокоррекций женщины, напичканной дорогими биоимплантами. Богатая дура? Можно действовать.
Он присел перетянуть липучки на ботинке и вкатил собаченции в заднюю лапу содержимое инжектора. Та даже не вякнула. Лишь философский взгляд сделался по-детски укоризненным.
А потом гекашники взяли преступника. Рыжего с веснушками. Рыжий отбивался и кричал, что у него отец – сенатор. Но зафиксировали и потащили в «крокодил».
Гурон проводил их взглядом, улыбнулся. Спецдосмотр закончен. Теперь четыре часа до Лос-Анджелеса. Еще полчаса на флаере до логова Шамана. Собачку у дамы изъять – не проблема.
Стоп. Ошибка. Если охотятся на Шамана, то именно так и должно все происходить. Успокоенный посредник с подставным «носителем» ведет гекашников прямо к цели. Гурон прокрутил в памяти сцену ареста. Да, подстава. Какой из рыжего подпольщик? У него на лице написано, что он по жизни кретин.
Значит, все будет по-другому.
2
По обширной, цвета бутылочного стекла крыше Детройта-2 пассажиров везут на автокаре к ангару. Дама с собачкой впереди, по-прежнему спиной к нему, но Гурон видит номер сиденья. Он соответствует номеру каюты дисклайнера, в котором разместится дама. Если знать наверняка, что ее используют втемную, то можно бы и оставить в живых. Но знать наверняка этого нельзя. Поэтому собачка в дисклайнер войдет с дамой, а выйдет с ним.