Нарциссическая семья: диагностика и лечение

 Глава 6. Установление границ 
Способность установить личные границы уже давно признана важнейшим компонентом здорового функционирования. Границы имеют отношение к определению эго и его отличию от других — старая концепция «твой, мой и наш». Что будет уместно полагать принадлежащим тебе, что — мне, и что — нам обоим поровну? Человек с хорошими границами эго может сделать суждения о своей уместной доступности для других (физически, эмоционально и мысленно). Он (она) может сказать «да» или «нет» всевозможным вещам с относительным комфортом по поводу уместности своих суждений, (см. историю Джанин в четвертой главе)
 История Бена 
Когда не испытываешь дискомфорта при установке границ, то не приходится мучительно переживать по поводу мелких решений, как это происходило с Беном, когда его попросили войти в состав попечительского совета школы: «у меня и вправду нет времени, чтобы входить в попечительский совет; я не могу этого сделать. Нет. Но не эгоистично ли это? Другие люди соглашаются быть в совете, и я должен суметь сделать так же — ради детей. Хорошо. Да. Но мои дети пострадают, если я буду отсутствовать еще один вечер каждую неделю. Нет. Но возможно это только отговорка, потому что я очень устал, или я боюсь, что если я вступлю в совет, они решат, что из меня можно веревки вить. В-общем, во мне говорит неуверенность. Да. Я сделаю это. Но... я не знаю, что мне надо будет делать! Скажите мне, что делать!”
Бен (он был представлен во второй главе), не имел понятия о том, как устанавливать личные границы. Измотанный разведенный отец двух детей школьного возраста, Бен был продуктом нарцисстической семьи с холодной, категоричной, умеющей оскорбить матерью и отстраненным, но гневным и тяжелым на руку отцом, требования которого к Бену были безжалостно высоки. Даже когда Бен оправдывал надежды (что случалось часто, поскольку он был отличником и в учебе, и по физподготовке), его никогда не хвалили, а только критиковали, указывая, что он мог бы сделать лучше. Все детство и юность Бена прошли в напряженных попытках поразить бегущую мишень родительского одобрения. Он никогда не мог попасть в нее. К тому времени, когда Бен женился (на холодной, неодобрительной женщине с невозможно высокими ожиданиями), он был олицетворением «человека делающего», по терминологии Келлога. Он был машиной по достижению целей, а чувства были похоронены так глубоко, что он не мог определить, что же такое вообще чувство. И лишь тогда, когда внезапный и неожиданный (для него) развод поверг его в пугающую депрессию с мыслями о самоубийстве, Бен стал искать помощи. Для Бена развод явился окончательным подтверждением его полной неспособности заслужить одобрение и демонстрировал абсолютную безнадежность его жизни. Воспринимая жизнь с этого угла зрения, Бен выполнял все, о чем любой когда-либо просил его, и несмотря на это, он был неспособен поддержать даже с одним человеком личных отношений, которые принесли бы удовлетворение. Он был неудачником, ничтожеством.
Благодаря лечению, Бен сумел понять, что он и его сестры были второстепенными, вспомогательными людьми в своей родной семье. От всех детей — но особенно от Бена, поскольку он был единственным мальчиком — ясно ожидали, что они добьются больших успехов, чтобы опосредовано насытить потребности их родителей в уважении. Фактически, от них ожидалось, что они должны удовлетворять все потребности их родителей (явно непосильная задача) и предвосхищать их, а иначе они будут строго наказаны за их «эгоизм», «тупость» и «неблагодарность».
Бен сказал историю о том, как однажды пришел домой из школы, когда был в четвертом или пятом классе. Они жили в прибрежном городе, где редко выпадал снег. Но в этот раз снег шел целый день, и он с сестрами и друзьями играл на улице, когда приехал отец. Несмотря на то, что это был первый снегопад за много лет, и что Бену не сказали почистить от снега площадку (он и снегоуборочной лопаты в руках еще не держал), отец был разъярен, что Бен не убрал снег с площадки перед воротами; он накричал на Бена и ударил его. Бен был унижен до слез перед его сестрами и друзьями, больше от абсолютной несправедливости и расстройства ситуацией, чем от физической боли. Когда он вошел в дом позже, после того как сгреб с площадки быстро тающий снег («Он бы все равно растаял к следующему утру», как он помнит), мать совершенно не посочувствовала ему, а вместо этого выразила отвращение и неодобрение к тому, что он расстроил отца!
 
Когда Бен рассказавает эту историю двадцать лет спустя, его по-прежнему наполняет гнев: «Он назвал меня эгоистичным и тупым. Вы можете поверить? Он сказал это мне! Он! Самый эгоистичный и тупой ублюдок на свете! Боже, как я ненавижу его!» Это — прекрасный пример того, как нарциссическая родительская система работает на подрыв уверенности в себе и калечит способность человека принять решение. Хотя и став взрослым, Бен все же был неспособен установить границы в его жизни, потому что будучи ребенком, он не узнал, что у него есть такой выбор.
 Угождать людям 
Люди, которые годами подвергаются такому исковерканному воспитанию, могут стать «человекоугодниками» (термин Анонимных Алкоголиков) в крайней степени. Поскольку им никогда не позволяли установить границы, пока они были детьми, они неспособны сделать это, став взрослыми. Они могут быть в состоянии установить разумные границы в некоторых областях своей жизни, обычно в тех областях, которые не входили в круг семейного обучения (типа ситуаций на рабочем месте). Эти же люди, как показано в случае ниже, могут быть полностью неспособными сделать это в другой области — обычно в семье и других межличностных отношениях, поскольку подобные ситуации проигрывались в их нарциссическом доме.
История Кейт. Кейт — администратор в большом общественном учреждении. В рабочей среде она функционирует великолепно: ее решения соответствуют необходимости, ей не трудно поручить часть работы своим подчиненным, мягко делать твердые корректирующие замечания, защищать свою точку зрения в разговоре с начальством, поддерживать теплые, но с нужной дистанцией, отношения с коллективом, или, когда это необходимо, увольнять персонал. Другими словами, ее границы находятся на своем месте в ее профессиональной жизни.
В ее личной жизни, однако, она не имеет фактически никаких границ. Как разведенная мать, она разрывается на части, делая для двенадцатилетней дочери то, что дочь вполне могла бы уже делать сама (стирает, делает покупки, готовит обед, ездит в супермаркет за рулем, хотя туда ходит автобус, и так далее). Кейт до сих пор чувствует себя так, как было, пока она была «ответственной» дочерью в весьма дисфункциональной нарциссической семье, и должна была быть готова «явиться по требованию» двадцать четыре часа в сутки, чтобы заботиться о нуждах родителей и растущих братьев.
В ее отношениях с мужчинами, она понятия не имеет, как обрисовать свои законные потребности в уважении и ласке, и как установить границы поведения, которое она согласна допустить. В результате получалось, что она имела нежеланный секс с каждым человеком, к которому она отправлялась на свидание, и затем испытывала отвращение к самой себе. Она наконец решила, что легче будет вообще не думать о свиданиях, и таким образом эта очень привлекательная, интеллигентная женщина оставалась в одиночестве каждый субботний вечер (когда ее дочь ночевала у отца).
 Все или ничего 
Неспособность установить разумные границы часто приводит к синдрому «все или ничего». Большинство врачей видели пациентов, которые предпочитали просто развестись с супругом, чем сесть и обсудить, как можно что-то изменить в отношениях. Или подросток, который не будет подходить к телефону, потому что может звонить кто-то, кто ему не нравится, и будет просить о свидании, а он не знает, как сказать нет. Или мужчина, который предпочитает уволиться, чем попросить у босса повышения зарплаты. Если у этих людей не складывается прекрасных отношений с другим человеком, который бы интуитивно знал, как удовлетворить их потребности (часть «все»), тогда они предпочитают сократить свои потери и развестись, или уволиться, или отказаться от всякого общения, не имея отношений вообще (часть «ничего»).