Новая жизнь. Вожак шайки (СИ)

Только, не является ли местная нейросеть тоже сигналом о том, что Ганги добрались и сюда?
Она, конечно, сильно отличается по оформлению и цветам, но, вопрос остается открытым. Пока наши чипы не набрали полной силы и не могут нас захватить, но, что случится дальше?
Еще вопрос, почему у местных мужиков, даже у стражников или этого матерого вожака такие невысокие уровни, что нам даже неловко их убивать, понимая при этом, что мы превосходим противников в несколько раз. А они не могут сами понять, что у нас имеются высокие уровни, фантастически высокие для этого мира и думают, наверно, что мы еще нулевки, поэтому и ведут себя так пренебрежительно.
Хотя, в таких местах и временах к чужакам всегда относятся пренебрежительно, с этим не поспоришь. Нет за спиной силы рода или земляков и ты сразу же никто.
Теперь еще понятно, что они приняли нас за первых беглецов из крестьянского войска, успевших намародерить и удравших от войны. Поэтому и называли нас трусами и ворами, поэтому хотели сразу же ограбить, не ища особых поводов для такого дела. То есть, если мы беглецы-мародеры — то находимся вне закона и по местным понятия во всем виноваты.
Интересно, сколько времени придется бить местных, в том числе и этих самых Стражей по головам, чтобы они от нас отстали навсегда? Боюсь, что всю оставшуюся жизнь.
После отдыха и ознакомления с новыми сообщениями мы пустились вслед за контрабандистами и к обеду настигли нежданно колонну, причем в тот самый момент, как один из носильщиков под большим грузом сломал или вывихнул ногу и сопровождающий караван парень его хладнокровно прирезал, почти у нас на глазах.
Мы только внезапно вышли из кустов на поляну, как нож вошел пострадавшему в грудь и парень-проводник выдернул его, выпрямился и только сейчас увидел нас. Убитый мужик отдает богу душу, тюк его лежит рядом и теперь нам придется что-то сделать.
Как-то отреагировать на свершившееся на наших глазах убийство. Вообще, жестко у них тут разбираются и закрывают вопросы с лечением и эвакуацией, если ты потерял работоспособность и возможность идти дальше самостоятельно.
Пока мы молча подошли к компании из трех оставшихся носильщиков, рыжего проводника, продолжающего держать нож с наглым видом и затихшего мужика, уже немолодого и теперь глядящего широко открытыми глазами в небо.
— Что случилось? — с акцентом спросил я.
— Не ваше дело, — не без вызова говорит Рыжий.
— Помощь нужна?
— Нужна, — уже увереннее проговорил проводник и кивнул на сиротливо лежащий тюк.
Ага, надеется нас захомутать обещанием довести до места, наивный парень.
— Сам неси, — усмехнулся я.
— Тогда проходите мимо, — буркнул проводник.
— Пойдем с тобой, — теперь Норль раскрыл рот.
— Не пойдете, — угрюмо ответил проводник, — Я не поведу тогда.
— А что ты сделаешь, мальчик? Убьешься сам? — смеется приятель и достает из ножен свой меч, делает пару взмахов со свистом и приставляет к груди спорщика, еще не понявшего, что он теперь такой же пленник, — Убьешься о мой меч?
Длинная полоса стали выглядит впечатляюще, особенно на фоне ножа в руке проводника.
— Не пойду никуда, — продолжает упираться проводник, остальные мужики и парни молчат, понимая, что это не их проблема, эти наши разговоры с гидом. Тем более, потрясенные расправой со своим недавним попутчиком.
— За что этого убил? — хорошо, что слов хватает на такой разговор.
— Не твое дело, — продолжает проявлять характер упертый парень, понимая, что и у него есть свой козырь. То, что он знает куда идти и там, в этом месте назначения, ждут именно его и никого другого.
Но, куда идти — мы и сами понимаем, куда то вокруг скального образования, где-то найдется обжитое место, единственно, что для верного контакта нам требуется этот проводник, даже хоть немного живой.
Приходится приблизиться к убийце, продолжающем сжимать окровавленный кинжал в руке и легко перехватить его руку с оружием, а самому отвесить пощечину, после которой он улетает в ельник и долго не может подняться на ноги.
 
— Еще? — спрашиваю я у него и так как парень продолжает шипеть ругательства, подныриваю под ветки и вытаскиваю его за ногу, как он не пытается сопротивляться.
Поднимаю и снова отвешиваю леща по второй щеке, а потом опять достаю из ельника и замахиваюсь в третий раз, когда проводник, наконец, просит не бить его больше, он и так проведет нас к людям.
— К каким еще людям? Нам, сам знаешь, куда требуется, — грозно спрашиваю я, держа наготове все так же руку.
— К Скале только с ними можно пройти. Я туда не вожу, не допущен, — закрывает глаза в ожидании удара парень.
— Сколько идти к ним?
— Завтра к обеду придем, если все нормально будет, — обещает парень.
— А что может случиться? — теперь мне хочется получить ответ на этот вопрос.
— Много чего. Могут дикие напасть, могут Стражи, которые из другого поселения, нас ограбить.
— Вот оно как. Ты же заплатил им за проход? — недоумеваю я, решив до конца выспросить парня.
— Да, только не я заплатил, а они, — и он кивает головой на носильщиков тюков.
— Они же грузчики, им то за что платить?
— Нет, они хотят причаститься, я веду их к Скале, за проход платят они сами, по два золотых и еще тащят заказанное продовольствие и все остальное, что попросили Живущие. Такой у нас уговор.
Ага, значит, тех, кто проводит в сам Скалу, называют Живущие, а он просто водит желающих попасть туда людей, у которых нет денег, чтобы спокойно проехать по дороге и заплатить за легальное нахождение в Скале.
Или таких клиентов, как мы с Норлем, успевших серьезно набедокурить и получить бан на вход навсегда.
— Сколько обходится добраться до Скалы так или по дороге?
Парень отвечает не запинаясь, поняв наконец, что его жизнь теперь в моих руках и быстрых ответах на вопросы.
— Так они платят по два далера мне, по два — Стражам и по четыре Живущим и могут провести в Скале целых два дня. То есть, две ночи обычно. Ну, еще несут на своей спине большой груз для Живущих. Те же, кто едет свободно по дороге, заплатят в четыре раза дороже, как минимум и проведут в Скале только один день, больше Стражи не разрешает никому там оставаться.
Ого, за такие расходы только на один день пускают! Значит, чем больше находишься около Святыни, тем больше получаешь, судя по этим ограничениям.
Тут я сам обратил внимание, что почти полностью понимаю допрашиваемого и сам могу спрашивать на местном языке почти свободно. Наверняка, это воздействие прокачанных уровней и мощной нейросети, такое быстрое освоение языка.
— Этого почему зарезал?
— Такой уговор со Стражами, если кто не может идти, оставлять здесь в живых никого нельзя. За нарушение — смерть, тебе и всем, кого сопровождаешь. Не верите, спросите у этих, — и он кивнул на ожидающих окончания моего дознания носильщиков.
— Да, мы предупреждены, что, если сломаем ногу, чтобы не обижались, — подтверждает светленький паренек слова проводника.
— А клятву кровью давали? — усмехаюсь я и отпускаю парня. Оказывается, это я держал своей рукой его на ногах, теперь он валится на задницу и не может встать.
— Вот видишь, до чего довела тебя несговорчивость. Мог бы все рассказать и без таких уговоров, — замечаю ему я и говорю Норлю, — Придется ему помочь с грузом, поделим этот тюк пополам. Раз он теперь точно не помощник.
Парня начинает рвать прямо здесь же, похоже, я ему сотрясение мозга устроил. А может, просто совесть заговорила за убитого мужика, кто его знает.
Мы разбираем тюк на двоих, в нем какие-то крупы, бутылки с маслом и несколько одеял, в которые все и завернуто. Килограммов сорок — сорок пять, понятно, почему мужик надорвался и то ли вывихнул ногу, то ли ее сломал. Под такой нагрузкой легко ошибиться и оступиться или подвернуть связки с большой усталости, но, по двадцать кило с небольшим все не так трудно выглядит с нашей силенкой и теперь у нас одна проблема, здоровье проводника, которого шатает и ему требуется отлежаться.