Сокол на рукаве (СИ, Слэш)
— Пьер, посмотри на меня. С тобой такого не будет никогда.
— А если я тебе надоем?
— Такого не может быть.
— А если я что-то сделаю не так?
— Пьер! — Эдмон встряхнул его за плечи, так что Пьер стукнул зубами. — Посмотри на меня. Я никогда тебя не обижу. Не говори, что ты этого не понимаешь.
— А если я всё-таки тебе надоем, а, Эдмон? Если мы поссоримся или…
— Никаких или. Если что-то будет между нами, мы решим это между собой. Пьер, ты боишься, я понимаю. Ты не знаешь, чего ждать. Но всё самое страшное уже позади. Скоро ты это поймёшь.
Пьер, по-прежнему сжимавший кулаки, чтобы не закричать, всё-таки разжал пальцы и обнял Эдмона за шею.
— Скажи, что любишь меня.
— Люблю, Пьер, люблю. Прости, что говорил тебе об этом слишком мало.
Пьер глубоко вздохнул, окончательно успокаиваясь, выглянул из-за плеча Эдмона и снова замер.
— А это мне тоже придётся делать?
Эдмон обернулся и, проследив за взглядом Пьера, обнаружил молодого парня в парике, ярко накрашенного и одетого в женское платье. Стройная нога его была закинута на бедро другой так, что из-под кринолина виднелась аккуратная лодыжка, затянутая в шёлк. По обе стороны от юноши сидели двое мужчин, причём оба обнимали его за пояс.
— А ты хочешь? — Эдмон снова обнял Пьера и спрятался у него в волосах.
— Шутишь?
— Не совсем. Я бы не отказался посмотреть на тебя в чулках.
Пьер отодвинулся и наградил его мрачным взглядом.
— Может, тебе бы лучше найти девушку?
Глаза Эдмона стали серьёзными.
— А я не хочу девушку. Я хочу только тебя. Не только ты теперь связан со мной, Пьер. Я тоже уже не смогу изменить решения и не смогу выбрать другого. Надеюсь, ты всё-таки поверишь мне.
— Это трудно, — Пьер вздохнул, — если учесть, что ты от меня скрывал.
— Я боялся тебя потерять. Ты не представляешь, каким сильным может быть этот страх.
— Представляю, — буркнул Пьер и, отвернувшись, потянул его в сторону широкого проспекта. — А что там?
Солнце уже почти скрылось за горизонтом. На город опускались сумерки. Тут и там загорались огни, и пары, гулявшие по улицам, становились всё откровеннее и любвеобильней. Впрочем, Пьер не замечал недовольных — даже среди тех, кто выглядел совсем вызывающе. Когда рядом был Эдмон, всё происходящее почему-то вовсе не казалось таким угрожающим, как в его прошлый визит. К тому же Эдмон отвечал на все его вопросы, не пытаясь нагнать лишнего страху, как делал это Жереми. Он говорил ровно и спокойно, и только когда что-то шокировало Пьера всерьёз, добавлял:
— Это нас не касается, Пьер. Ты можешь никогда даже не прийти больше в эти кварталы. Твой дом оплачен на пятьдесят лет вперёд. Он практически твой. И если кто-то будет говорить тебе другое или угрожать — не верь никому. Ты, как и прежде, можешь рассчитывать на наследство, если… Если вступишь в брак. Но, как ты понимаешь, в брак ты можешь вступить только с кем-то другим. Не со мной. Считай это своей гарантией на случай, если что-то случится со мной. Я бы никогда не рискнул тобой, поверь. Если бы твои родители не были так предусмотрительны, я бы сам отписал тебе часть имущества по завещанию.
Пьер закусил губу и мрачно посмотрел на него.
— Мы что, говорим сейчас о твоей смерти?
— Мы говорим о твоём будущем. Которое не должно оказаться под угрозой несмотря ни на что. Теперь это для меня — главный обет. Я отвечаю за тебя.
Пьер промолчал. Только накрыл своей ладонью руку Эдмона, всё ещё лежавшую у него на боку.
— А это место я видел, — Пьер кивнул на открытый театр.
— Хочешь посмотреть ещё раз?
Пьер покосился на Эдмона.
— А ты?
Именно это место он так часто представлял себе, когда думал о предстоящей ему судьбе. Именно этого места боялся сильнее всего, потому что в этой части его кошмаров Эдмон попросту не смотрел на него.
— Я хочу показать тебе всё, — сказал Эдмон и притянул к себе, — а потом затащить в постель и сделать наконец то, на что имею теперь полное право.
Пьер закусил губу и потёрся о него. Впервые за вечер слова Эдмона прозвучали как обещание.
— Кто они? — спросил он всё же, а не получив ответа, запрокинул голову Эдмону на плечо и усмехнулся, обнаружив, что глаза того затуманились, и вопрос он явно понимает с трудом.
— Они…
— Танцоры. Или кто они?